Я уверен, что
пастор учит их обратному. Они грешили всю свою жизнь и просили
Бога простить им грехи; теперь, в последние годы жизни, у них
появилась возможность жить праведно, им предоставился "второй
шанс", чтобы попасть на том свете туда, куда мечтают. Бог прощал
их всю жизнь, он тем более простит сейчас, если увидит истинное
раскаяние. Используйте эту возможность! Вам до могилы пара шагов
осталась, не упускайте случая! Не тут-то было, они ненавидят.
Откуда берется эта ненависть?!
Никто не может понять мотивы, руководящие людьми, их логику.
Чужая душа - потемки, так было, так остается, несмотря на все
религии на свете. Я хочу мира в душе и успокаиваю себя тем, что
на каждого злопыхателя приходится по меньшей мере один Джон и
одна Мэйбл. В который раз подтвердилось мое жизненное правило:
нельзя любить всех, это нормально - иметь друзей и врагов, в
жизни необходимо поддерживать динамическое равновесие.
Живые изгороди буйно рвались вверх - надо будет снова укрощать
их. Под кухонным окном я сложил поленницу дров для камина. В
этом году в природе все пошло наоборот: в конце марта налетел
шторм, хотя по флоридскому расписанию он имеет право появляться
только между июлем и ноябрем. Стомильный ветер дул под прямым
углом к линии берега и натворил много бед. Он развил высокую
приливную волну, подняв уровень воды на несколько футов, и
затопил плоскую, как тарелка, прибрежную Флориду на большом
протяжении - сотни домов оказались под водой. Он ломал вековые
деревья, срывал крыши и валил телефонные столбы, как спички.
Возле здания почты он сломал старую тую. Я проезжал мимо, увидел
поверженного великана с расщепленным стволом и притормозил.
Казалось невероятным, как это ветер, даже со скоростью около ста
миль в час, может переломить ствол метрового диаметра. Наружные
слои древесины были светлого цвета, а сердцевина -
темно-коричневой.
Случилось так, что на следующий день мне надо было поехать на
почту, и я увидел, как городские рабочие распиливали великана
моторными цепными пилами. Я остановил машину и нагрузил ее
чурбаками; рабочие одобрили мои действия - им меньше останется
грузить - и сказали, чтобы я приезжал еще. Я так и сделал,
совершив три рейса и обеспечив себя дровами для камина. Эта
будничная операция имела совершенно неожиданный эффект: когда я
открывал окно, весь дом наполнялся сильным хвойным ароматом,
который подавлял все остальные запахи.
Солнце садилось, и я открыл окно в кухне - дыхание столетнего
великана ворвалось в дом, хвойный аромат разлился по комнатам:
плотный, свежий, чуть горьковатый; дерево продолжало дышать три
месяца спустя после своей смерти.
Багровый закат залил добрую четверть неба. Он полыхал. Птицы
развили хлопотливую деятельность перед сном: перелетали с дерева
на дерево, громко разговаривали, и маленькая колибри зависала в
воздухе, как вертолет, поворачивая голову и посматривая на меня.
Зазвонил колокольчик и заиграла простенькая мелодия с вялой
растянутой строкой - традиционные звуки приглашали детей
полакомиться мороженым из курсирующего по улицам грузовичка,
который ехал очень медленно, медленней, чем обычно, но дети к
нему не выходили, их было мало в этом городке пенсионеров; те
немногие, которые жили здесь и принадлежали к семьям работающей
части населения, мороженым больше не интересовались, марихуана и
секс были куда занимательней. Грузовичок все же вызванивал, я
еще долго слышал его призывные звуки, когда он объезжал квартал
по периметру, и даже увидел его пестро разрисованный белый кузов
через гущу зелени.
Я достал из бара бутылку с массой этикеток и надписей - только у
космонавтов больше эмблем на комбинезонах, чем на этой бутылке -
и налил содержимое в бокал поверх кубиков льда, "на камни", как
говорят американцы, и попробовал - самая обыкновенная сивуха из
каких-то фруктов; на вкус - ничего. Я прочитал этикетку и узнал,
что этот брэнди сделан из абрикосов. Запах был безошибочным, и в
происхождении напитка сомневаться не приходилось, но я далеко не
был уверен, что он выдерживался в течение пяти лет, как было
написано на отдельной наклейке вокруг горлышка; количество
медалей и дипломов тоже показалось мне подозрительно большим, а
утверждение, что этот брэнди лучший в мире - вовсе
безосновательным, если не сказать, лживым. Приходилось пивать
лучшие напитки.
Когда мы думаем о прошлом, вспоминаются неудачи, ошибки,
неверные действия. Почему не высокие моменты, которые есть в
жизни каждого человека - когда ты оказывался прав, совершал
доброе дело, был на высоте? Мы вспоминаем наши поражения,
стыдимся прошлых поступков, клянем себя, что не поступили иначе.
Это так очевидно сейчас, в воспоминаниях, когда глядишь через
призму прожитых лет. Самое невероятное заключается в том, что мы
и сейчас совершаем ошибки, может быть не так много, как в
юности, но все равно совершаем. Мы будем сожалеть о них
несколько лет спустя. Говорить о жизненном опыте можно только в
части своего профессионального мастерства, в личной жизни ты
остаешься все тем же слепым котенком всю жизнь.
l
Я выехал из дому с большим запасом времени и приехал в отель
минут на двадцать раньше назначенного времени. В лобби я
опустился в глубокое кресло и стал посматривать по сторонам,
переводя взгляд с дверей лифтов на широкую старомодную лестницу,
покрытую красной ковровой дорожкой.
Напротив меня за стойкой регистрации суетился служащий. Он был в
форме отеля - токсидо кроваво-красного цвета и галстук-бабочка.
Регистрацию осуществляли две девицы в такой же форме, а этот
беспокойный парень был явно старшим: к нему подходили
носильщики, кол-бои, швейцары - он отдавал приказания. Но что-то
было не так, что-то тревожило его: он то и дело поправлял без
надобности очки и передвигал бледными пальцами пепельницу по
полированной поверхности стойки. Вот он передвинул ее вправо от
себя, чуть-чуть повернув вокруг оси, но место ему не
понравилось, и он переставил ее влево. Снова занялся очками,
взял в руки какую-то бумажку, но тут же, не читая, положил ее
обратно и вернулся к пепельнице - он перегнал ее точно на то
место, откуда она стартовала. Он почувствовал, что я за ним
наблюдаю, встретился со мной взглядом и отвернулся к деревянным
сотам, в которых висели ключи и была разложена корреспонденция
для гостей. Не все номера отеля получали сегодня почту или
счета, часть ячеек из темного дерева оставалась пустой, и
заполненные гнезда образовали по контрасту с пустыми причудливый
орнаментальный узор. Служащий притронулся к нескольким гнездам,
ничего не изменил в расположении бумажек, только потрогал их.
Наверно он что-то украл, подумал я, или убил перед уходом на
работу свою жену.
Парень снова протянул руку к пепельнице и решительно двинул ее
на два-три инча в сторону - вот ее место, только здесь, и он
снова встретился со мной глазами: в его взгляде был вызов.
Чтобы не смущать его, я прошел в туалет и, пока делал свои дела,
увидел на белом писсуаре, простирающемся фаянсом от пола на
полутораметровую высоту, надпись синими буквами:
BRIGG
Я вспомнил, что видел такую же надпись в туалете отеля
"Метрополь" в Москве и задумался над определением понятия
"мировая монополия" - ты будешь пи в белые фаянсовые писсуары
фирмы "BRIGG" в Майами, Москве, Лондоне и, может быть, даже в
Тимбукту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
пастор учит их обратному. Они грешили всю свою жизнь и просили
Бога простить им грехи; теперь, в последние годы жизни, у них
появилась возможность жить праведно, им предоставился "второй
шанс", чтобы попасть на том свете туда, куда мечтают. Бог прощал
их всю жизнь, он тем более простит сейчас, если увидит истинное
раскаяние. Используйте эту возможность! Вам до могилы пара шагов
осталась, не упускайте случая! Не тут-то было, они ненавидят.
Откуда берется эта ненависть?!
Никто не может понять мотивы, руководящие людьми, их логику.
Чужая душа - потемки, так было, так остается, несмотря на все
религии на свете. Я хочу мира в душе и успокаиваю себя тем, что
на каждого злопыхателя приходится по меньшей мере один Джон и
одна Мэйбл. В который раз подтвердилось мое жизненное правило:
нельзя любить всех, это нормально - иметь друзей и врагов, в
жизни необходимо поддерживать динамическое равновесие.
Живые изгороди буйно рвались вверх - надо будет снова укрощать
их. Под кухонным окном я сложил поленницу дров для камина. В
этом году в природе все пошло наоборот: в конце марта налетел
шторм, хотя по флоридскому расписанию он имеет право появляться
только между июлем и ноябрем. Стомильный ветер дул под прямым
углом к линии берега и натворил много бед. Он развил высокую
приливную волну, подняв уровень воды на несколько футов, и
затопил плоскую, как тарелка, прибрежную Флориду на большом
протяжении - сотни домов оказались под водой. Он ломал вековые
деревья, срывал крыши и валил телефонные столбы, как спички.
Возле здания почты он сломал старую тую. Я проезжал мимо, увидел
поверженного великана с расщепленным стволом и притормозил.
Казалось невероятным, как это ветер, даже со скоростью около ста
миль в час, может переломить ствол метрового диаметра. Наружные
слои древесины были светлого цвета, а сердцевина -
темно-коричневой.
Случилось так, что на следующий день мне надо было поехать на
почту, и я увидел, как городские рабочие распиливали великана
моторными цепными пилами. Я остановил машину и нагрузил ее
чурбаками; рабочие одобрили мои действия - им меньше останется
грузить - и сказали, чтобы я приезжал еще. Я так и сделал,
совершив три рейса и обеспечив себя дровами для камина. Эта
будничная операция имела совершенно неожиданный эффект: когда я
открывал окно, весь дом наполнялся сильным хвойным ароматом,
который подавлял все остальные запахи.
Солнце садилось, и я открыл окно в кухне - дыхание столетнего
великана ворвалось в дом, хвойный аромат разлился по комнатам:
плотный, свежий, чуть горьковатый; дерево продолжало дышать три
месяца спустя после своей смерти.
Багровый закат залил добрую четверть неба. Он полыхал. Птицы
развили хлопотливую деятельность перед сном: перелетали с дерева
на дерево, громко разговаривали, и маленькая колибри зависала в
воздухе, как вертолет, поворачивая голову и посматривая на меня.
Зазвонил колокольчик и заиграла простенькая мелодия с вялой
растянутой строкой - традиционные звуки приглашали детей
полакомиться мороженым из курсирующего по улицам грузовичка,
который ехал очень медленно, медленней, чем обычно, но дети к
нему не выходили, их было мало в этом городке пенсионеров; те
немногие, которые жили здесь и принадлежали к семьям работающей
части населения, мороженым больше не интересовались, марихуана и
секс были куда занимательней. Грузовичок все же вызванивал, я
еще долго слышал его призывные звуки, когда он объезжал квартал
по периметру, и даже увидел его пестро разрисованный белый кузов
через гущу зелени.
Я достал из бара бутылку с массой этикеток и надписей - только у
космонавтов больше эмблем на комбинезонах, чем на этой бутылке -
и налил содержимое в бокал поверх кубиков льда, "на камни", как
говорят американцы, и попробовал - самая обыкновенная сивуха из
каких-то фруктов; на вкус - ничего. Я прочитал этикетку и узнал,
что этот брэнди сделан из абрикосов. Запах был безошибочным, и в
происхождении напитка сомневаться не приходилось, но я далеко не
был уверен, что он выдерживался в течение пяти лет, как было
написано на отдельной наклейке вокруг горлышка; количество
медалей и дипломов тоже показалось мне подозрительно большим, а
утверждение, что этот брэнди лучший в мире - вовсе
безосновательным, если не сказать, лживым. Приходилось пивать
лучшие напитки.
Когда мы думаем о прошлом, вспоминаются неудачи, ошибки,
неверные действия. Почему не высокие моменты, которые есть в
жизни каждого человека - когда ты оказывался прав, совершал
доброе дело, был на высоте? Мы вспоминаем наши поражения,
стыдимся прошлых поступков, клянем себя, что не поступили иначе.
Это так очевидно сейчас, в воспоминаниях, когда глядишь через
призму прожитых лет. Самое невероятное заключается в том, что мы
и сейчас совершаем ошибки, может быть не так много, как в
юности, но все равно совершаем. Мы будем сожалеть о них
несколько лет спустя. Говорить о жизненном опыте можно только в
части своего профессионального мастерства, в личной жизни ты
остаешься все тем же слепым котенком всю жизнь.
l
Я выехал из дому с большим запасом времени и приехал в отель
минут на двадцать раньше назначенного времени. В лобби я
опустился в глубокое кресло и стал посматривать по сторонам,
переводя взгляд с дверей лифтов на широкую старомодную лестницу,
покрытую красной ковровой дорожкой.
Напротив меня за стойкой регистрации суетился служащий. Он был в
форме отеля - токсидо кроваво-красного цвета и галстук-бабочка.
Регистрацию осуществляли две девицы в такой же форме, а этот
беспокойный парень был явно старшим: к нему подходили
носильщики, кол-бои, швейцары - он отдавал приказания. Но что-то
было не так, что-то тревожило его: он то и дело поправлял без
надобности очки и передвигал бледными пальцами пепельницу по
полированной поверхности стойки. Вот он передвинул ее вправо от
себя, чуть-чуть повернув вокруг оси, но место ему не
понравилось, и он переставил ее влево. Снова занялся очками,
взял в руки какую-то бумажку, но тут же, не читая, положил ее
обратно и вернулся к пепельнице - он перегнал ее точно на то
место, откуда она стартовала. Он почувствовал, что я за ним
наблюдаю, встретился со мной взглядом и отвернулся к деревянным
сотам, в которых висели ключи и была разложена корреспонденция
для гостей. Не все номера отеля получали сегодня почту или
счета, часть ячеек из темного дерева оставалась пустой, и
заполненные гнезда образовали по контрасту с пустыми причудливый
орнаментальный узор. Служащий притронулся к нескольким гнездам,
ничего не изменил в расположении бумажек, только потрогал их.
Наверно он что-то украл, подумал я, или убил перед уходом на
работу свою жену.
Парень снова протянул руку к пепельнице и решительно двинул ее
на два-три инча в сторону - вот ее место, только здесь, и он
снова встретился со мной глазами: в его взгляде был вызов.
Чтобы не смущать его, я прошел в туалет и, пока делал свои дела,
увидел на белом писсуаре, простирающемся фаянсом от пола на
полутораметровую высоту, надпись синими буквами:
BRIGG
Я вспомнил, что видел такую же надпись в туалете отеля
"Метрополь" в Москве и задумался над определением понятия
"мировая монополия" - ты будешь пи в белые фаянсовые писсуары
фирмы "BRIGG" в Майами, Москве, Лондоне и, может быть, даже в
Тимбукту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13