Для кажного человека — вслушайся, Анфиса, и ты в мои слова, ибо говорю я от чистого сердца и духа моего…
Анфиса (тихо). Я слушаю.
Аносов. Для кажного человека есть своя справедливость. есть она не только для господина губернатора, но даже, вслушайтесь, и для самого министра земледелия и промышленности. И ежели уж хороший пёс, и тот свои обязанности понимает, никогда куска без дозволения не возьмёт, так что же я, купец, хуже собаки, что ли?
Аносова. Зато Павла Павловича весь город уважает.
Аносов. Что город. Меня вся губерния уважает. Мужики на базаре и те меня заприметили и весьма кланяются, Аносова. Ну, ещё бы, мужики.
Аносов. А ты, старая, жалуешься. Керосину и в остроге достаточно, а вот чтобы без него светло было, так это, может, у нас только и есть. Ах, мало справедливых и на свете! И Господь Бог восчувствовал это, взял дочерей моих и устроил. Вот только тебя, Анфиса, мне очень жалко: и умная ты, и красивая ты, и очень справедливая — про тебя, Сашенька, голубчик, я этого не скажу, — а живёшь ты так, что ни Богу ты свеча, ни черту кочерга.
Анфиса. Живу, папаша, как умею. Сами знаете, что такое жизнь.
Аносов. Знаю, дочка, знаю. Ты не обижайся, мы с матерью очень уважаем тебя. Кто первый сказал тебе: брось этого стервеца, хоть он и чиновник министерства финансов?
Анфиса. Вы, папаша.
Аносов. Ну, вот то-то. А ты, Сашенька, вслушалась в мои слова?
Александра Павловна. Как же, вслушалась. Это вы верно сказали: Анфиса очень справедливая. Про себя я не говорю: что я такое? А она очень справедливая. Прямо сказать — другой такой женщины среди нас, может быть, и не найдётся.
Анфиса (весёлым голосом). Ну, оставь, Саша!.. Просто я… Ты сама такая хорошая…
Аносова. Да, занапрасно ты, старик, Сашеньку обидел твоею справедливостью. На что я добра, а Саша, так та просто до глупости.
Аносов. Ну, и слава Богу! Все, стало быть, хорошие люди оказались, один другого лучше. До того хорошие, что можно и по домам идти.
Александра Павловна. Посидите, рано ещё. Может, скоро и Федя из сада вернётся.
Анфиса. Он с Ниночкой поехал?
Александра Павловна. Да. Посидите, папаша, а то мне, право, скучно.
Аносов. Ничего, с сестрой посидишь, а нам и спать пора. А Федору Ивановичу передай ты, Сашенька, высокое почитание и скажи ему: день и ночь благодарим мы его со старухой за Ниночку, что приютил сироту. Потому что у таких родителей, как мы, несостоятельных должников, и дети сироты. Подарочек я ему один приготовил, мундштук пенковый приобрёл на толкучке. Очень занятной конструкции, с голой женщиною — старуха даже смотреть не хочет, хотя женщина при всем своём справедливом фасоне… Но об этом молчок.
Уходят, и Александра Павловна их провожает. Во время дальнейшего разговора в передней Анфиса быстро ходит по комнате и несколько раз хватается за голову.
Аносов. Ну, как, дочка?
Александра Павловна. Да уж седьмой месяц.
Аносов. Ну, и напьюсь же я у тебя на крестинах, дебош произведу. Да музыканта энтого пригласи, уж очень он весёлый человек. Как хватит!.. Постой, старуха, что это ты под тальму прячешь? Не воруй, городового позову.
Аносова (робко). Это мне… Саша свечку на всякий случай дала. Огарочек!
Аносов. Э, нет. Отдай назад. У неё там целые паникадила горят, а она — огарочек! Э-э-эх! Не коснулся, видно, Господь ещё женщины, и сколько ты её ни корми, а она все в лес смотрит.
Александра Павловна. Это я, папаша.
Аносов. Ну, и ты хороша. Огарочек… То есть из-за какого-нибудь огарочка она тебе…
Голоса смолкают. Александра Павловна возвращается.
Александра Павловна (смеётся). Вот история! Так рассердился старик, что даже прощаться не захотел, — грозит, что ходить не станет.
Анфиса. Я слышала.
Александра Павловна. А у мамаши в левой руке целковый зажат, всю дорогу теперь дрожать будет, как бы не попасться. (Ласково.) Что с тобой, Анфисушка, мрачная ты какая?
Анфиса. Так, голова немного болит.
Александра Павловна. Ой, смотри, боюсь я этой головной боли. А не поташнивает тебя?
Анфиса (весело). А отчего меня будет тошнить? Хотя, конечно, при мигрени…
Александра Павловна. Я и говорю, что при мигрени. Вот странная вещь: когда я Верочкой беременна была, так просто не знала, куда деваться от тошноты, а вот теперь как-то незаметно прошло. Отчего бы это?
Анфиса. Не знаю, право, я так давно беременна была, что уж все… перезабыла. Кажется, и меня тошнило.
Александра Павловна (смеётся). Ну, конечно, откуда тебе и знать? Живёшь ты, как честная вдова… А вот выдам тебя замуж, тогда опять вспомнишь. (Серьёзно.) И вот что, сестра, не забудь своего обещания.
Анфиса (тревожно). Какого?
Александра Павловна. Такого. Неужели позабыла? Ах, нехорошо, нехорошо, сестра, так я на тебя полагалась, так я тебе верила всегда — ведь я тебя чуть ли не святой считала, ей-Богу!
Анфиса. Да про что ты?
Александра Павловна (смеётся). А в крёстные матери-то. Помнишь, ты сказала: как только второй ребёнок родится, обязательно тебя, Саша, в крёстные матери позову.
Анфиса (смеётся). Разве обещала? Ну, тогда, правда, забыла совсем, ведь ты знаешь, как я далека от всего от этого.
Александра Павловна. Всякий знает.
Анфиса. Ты вот говоришь — замуж, а я как вспомню про это несчастное замужество своё, мне становится так грустно, так обидно… Слепая я тогда была. Вон пословица: кого Бог хочет погубить, того сперва лишит разума. А нас всех Он раньше лишил разума, — пусть выбирается, которая сумеет.
Александра Павловна (громко). А офицера в Смоленске помнишь?
Анфиса (испуганно). Тише! (Строго.) И ни не вспоминай мне этого, слышишь? Этого не было когда. Я ничего не помню, и ты забудь, и пусть никто не знает о моем позоре.
Александра Павловна (с раскаянием). Ах, Ты, Господи, что же я наделала? Дело, думаю, прошлое, и потом же не чужому говорю, а своему…
Анфиса. Ты рассказала?
Александра Павловна. Да, Феде.
Молчание.
Александра Павловна. Ты бы, Анфиса, ментолу попробовала, а то можно в аптеку за карандашом послать. Мишка живо сбегает. (Подходит к окну, кричит.) Миша!
Анфиса. Нет, не надо. У меня уже совсем прошла. Просто от жары. Такой душный день сегодня. (Пьёт воду, говорит насмешливо.) Ну, и что же сказал твой благоверный, удивился?
Александра Павловна. Представь себе очень. Только засмеялся и говорит…
Анфиса. Ну, хорошо, будет об этом, неинтересно. Какая жара!
Александра Павловна. Да. Хоть бы ветер был. Да вот ещё, кстати, все забываю тебе сказать: у меня одна часть твоего туалета лежит, возьми, пожалуйста.
Анфиса. Что? От стирки что-нибудь осталось?
Александра Павловна. Нет. (Смеётся.) Представь себе какой случай: наша Катя в кабинете Федора Ивановича подняла. Ну, конечно, ко мне и принесла, возьми, пожалуйста, не забудь.
Анфиса (смеётся). Этого не может быть, что ты говоришь! Какие пустяки!
Александра Павловна. Отчего же не может быть? Сидела в кабинете, подшивала, а тебя кто-нибудь позвал, ты и забыла. Там и сейчас кружевцо немного оборвано. Ты не волнуйся! Я так Кате все и объяснила. А то ты знаешь, какой у нас народ на кухне, — пойдут разговоры. (Строго.) Если тебе другой раз понадобится что-нибудь работать, так приходи ко мне. А то все-таки кабинет адвоката, клиенты, посторонние люди бывают, неудобно, если вдруг на полу…
Анфиса. Да, конечно, конечно. Федор Иванович любит порядок. Я вообще редко встречала человека, который, с одной стороны, был бы так безалаберен, как Федя, а с другой… Хоть бы гроза, что ли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Анфиса (тихо). Я слушаю.
Аносов. Для кажного человека есть своя справедливость. есть она не только для господина губернатора, но даже, вслушайтесь, и для самого министра земледелия и промышленности. И ежели уж хороший пёс, и тот свои обязанности понимает, никогда куска без дозволения не возьмёт, так что же я, купец, хуже собаки, что ли?
Аносова. Зато Павла Павловича весь город уважает.
Аносов. Что город. Меня вся губерния уважает. Мужики на базаре и те меня заприметили и весьма кланяются, Аносова. Ну, ещё бы, мужики.
Аносов. А ты, старая, жалуешься. Керосину и в остроге достаточно, а вот чтобы без него светло было, так это, может, у нас только и есть. Ах, мало справедливых и на свете! И Господь Бог восчувствовал это, взял дочерей моих и устроил. Вот только тебя, Анфиса, мне очень жалко: и умная ты, и красивая ты, и очень справедливая — про тебя, Сашенька, голубчик, я этого не скажу, — а живёшь ты так, что ни Богу ты свеча, ни черту кочерга.
Анфиса. Живу, папаша, как умею. Сами знаете, что такое жизнь.
Аносов. Знаю, дочка, знаю. Ты не обижайся, мы с матерью очень уважаем тебя. Кто первый сказал тебе: брось этого стервеца, хоть он и чиновник министерства финансов?
Анфиса. Вы, папаша.
Аносов. Ну, вот то-то. А ты, Сашенька, вслушалась в мои слова?
Александра Павловна. Как же, вслушалась. Это вы верно сказали: Анфиса очень справедливая. Про себя я не говорю: что я такое? А она очень справедливая. Прямо сказать — другой такой женщины среди нас, может быть, и не найдётся.
Анфиса (весёлым голосом). Ну, оставь, Саша!.. Просто я… Ты сама такая хорошая…
Аносова. Да, занапрасно ты, старик, Сашеньку обидел твоею справедливостью. На что я добра, а Саша, так та просто до глупости.
Аносов. Ну, и слава Богу! Все, стало быть, хорошие люди оказались, один другого лучше. До того хорошие, что можно и по домам идти.
Александра Павловна. Посидите, рано ещё. Может, скоро и Федя из сада вернётся.
Анфиса. Он с Ниночкой поехал?
Александра Павловна. Да. Посидите, папаша, а то мне, право, скучно.
Аносов. Ничего, с сестрой посидишь, а нам и спать пора. А Федору Ивановичу передай ты, Сашенька, высокое почитание и скажи ему: день и ночь благодарим мы его со старухой за Ниночку, что приютил сироту. Потому что у таких родителей, как мы, несостоятельных должников, и дети сироты. Подарочек я ему один приготовил, мундштук пенковый приобрёл на толкучке. Очень занятной конструкции, с голой женщиною — старуха даже смотреть не хочет, хотя женщина при всем своём справедливом фасоне… Но об этом молчок.
Уходят, и Александра Павловна их провожает. Во время дальнейшего разговора в передней Анфиса быстро ходит по комнате и несколько раз хватается за голову.
Аносов. Ну, как, дочка?
Александра Павловна. Да уж седьмой месяц.
Аносов. Ну, и напьюсь же я у тебя на крестинах, дебош произведу. Да музыканта энтого пригласи, уж очень он весёлый человек. Как хватит!.. Постой, старуха, что это ты под тальму прячешь? Не воруй, городового позову.
Аносова (робко). Это мне… Саша свечку на всякий случай дала. Огарочек!
Аносов. Э, нет. Отдай назад. У неё там целые паникадила горят, а она — огарочек! Э-э-эх! Не коснулся, видно, Господь ещё женщины, и сколько ты её ни корми, а она все в лес смотрит.
Александра Павловна. Это я, папаша.
Аносов. Ну, и ты хороша. Огарочек… То есть из-за какого-нибудь огарочка она тебе…
Голоса смолкают. Александра Павловна возвращается.
Александра Павловна (смеётся). Вот история! Так рассердился старик, что даже прощаться не захотел, — грозит, что ходить не станет.
Анфиса. Я слышала.
Александра Павловна. А у мамаши в левой руке целковый зажат, всю дорогу теперь дрожать будет, как бы не попасться. (Ласково.) Что с тобой, Анфисушка, мрачная ты какая?
Анфиса. Так, голова немного болит.
Александра Павловна. Ой, смотри, боюсь я этой головной боли. А не поташнивает тебя?
Анфиса (весело). А отчего меня будет тошнить? Хотя, конечно, при мигрени…
Александра Павловна. Я и говорю, что при мигрени. Вот странная вещь: когда я Верочкой беременна была, так просто не знала, куда деваться от тошноты, а вот теперь как-то незаметно прошло. Отчего бы это?
Анфиса. Не знаю, право, я так давно беременна была, что уж все… перезабыла. Кажется, и меня тошнило.
Александра Павловна (смеётся). Ну, конечно, откуда тебе и знать? Живёшь ты, как честная вдова… А вот выдам тебя замуж, тогда опять вспомнишь. (Серьёзно.) И вот что, сестра, не забудь своего обещания.
Анфиса (тревожно). Какого?
Александра Павловна. Такого. Неужели позабыла? Ах, нехорошо, нехорошо, сестра, так я на тебя полагалась, так я тебе верила всегда — ведь я тебя чуть ли не святой считала, ей-Богу!
Анфиса. Да про что ты?
Александра Павловна (смеётся). А в крёстные матери-то. Помнишь, ты сказала: как только второй ребёнок родится, обязательно тебя, Саша, в крёстные матери позову.
Анфиса (смеётся). Разве обещала? Ну, тогда, правда, забыла совсем, ведь ты знаешь, как я далека от всего от этого.
Александра Павловна. Всякий знает.
Анфиса. Ты вот говоришь — замуж, а я как вспомню про это несчастное замужество своё, мне становится так грустно, так обидно… Слепая я тогда была. Вон пословица: кого Бог хочет погубить, того сперва лишит разума. А нас всех Он раньше лишил разума, — пусть выбирается, которая сумеет.
Александра Павловна (громко). А офицера в Смоленске помнишь?
Анфиса (испуганно). Тише! (Строго.) И ни не вспоминай мне этого, слышишь? Этого не было когда. Я ничего не помню, и ты забудь, и пусть никто не знает о моем позоре.
Александра Павловна (с раскаянием). Ах, Ты, Господи, что же я наделала? Дело, думаю, прошлое, и потом же не чужому говорю, а своему…
Анфиса. Ты рассказала?
Александра Павловна. Да, Феде.
Молчание.
Александра Павловна. Ты бы, Анфиса, ментолу попробовала, а то можно в аптеку за карандашом послать. Мишка живо сбегает. (Подходит к окну, кричит.) Миша!
Анфиса. Нет, не надо. У меня уже совсем прошла. Просто от жары. Такой душный день сегодня. (Пьёт воду, говорит насмешливо.) Ну, и что же сказал твой благоверный, удивился?
Александра Павловна. Представь себе очень. Только засмеялся и говорит…
Анфиса. Ну, хорошо, будет об этом, неинтересно. Какая жара!
Александра Павловна. Да. Хоть бы ветер был. Да вот ещё, кстати, все забываю тебе сказать: у меня одна часть твоего туалета лежит, возьми, пожалуйста.
Анфиса. Что? От стирки что-нибудь осталось?
Александра Павловна. Нет. (Смеётся.) Представь себе какой случай: наша Катя в кабинете Федора Ивановича подняла. Ну, конечно, ко мне и принесла, возьми, пожалуйста, не забудь.
Анфиса (смеётся). Этого не может быть, что ты говоришь! Какие пустяки!
Александра Павловна. Отчего же не может быть? Сидела в кабинете, подшивала, а тебя кто-нибудь позвал, ты и забыла. Там и сейчас кружевцо немного оборвано. Ты не волнуйся! Я так Кате все и объяснила. А то ты знаешь, какой у нас народ на кухне, — пойдут разговоры. (Строго.) Если тебе другой раз понадобится что-нибудь работать, так приходи ко мне. А то все-таки кабинет адвоката, клиенты, посторонние люди бывают, неудобно, если вдруг на полу…
Анфиса. Да, конечно, конечно. Федор Иванович любит порядок. Я вообще редко встречала человека, который, с одной стороны, был бы так безалаберен, как Федя, а с другой… Хоть бы гроза, что ли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18