– Я предлагаю, извините… Тут есть сад со зверями, с тиграми… Я предлагаю: взломать клетки и выпустить зверей.
– Это глупо. У них есть ружья, дома – вас слопают первого…
– Ну хоть попугать.
– А зачем это нужно?
– Так, весело очень. А потом (говорит нежным голосом) , там в саду бывают ихние деточки, так вот, может, хоть одного ребеночка… деточку…
Посмотреть бы.
– Это бы и я посмотрел.
– Мне нравится.
Плаксиво шмурыгает носом и просит.
– Одного бы… деточку…
– Верно! Верно! Нужно уважить старика.
Председатель (гневно) . Молчать! Что вам один их ребенок, десятки, сотни. Долой нежности! Необходимо дело. Предлагайте! Предлагайте!
Все растерянно переглядываются, бессильные что-либо придумать.
Отдельные вскрики:
– Бить их на улицах!
– А полиция?
– Собраться в дружины и…
– Мы раньше перегрыземся сами.
– Вот что! Слушайте. Да слушайте же! Заразить их нашими болезнями.
– Сифилисом!
– Тифом!
– Холерою!
Председатель. Вздор! У них есть доктора. На тысячи наших ихних подохнет только один. Да ищите же! Неужели мы так бессильны?
– Проклятые книги!
– Что делать?
– Танцуют.
– Где же Отец?
– Мы бессильны! Проклятые! Танцуют. Где Отец?
Все, за исключением спокойно сидящей Смерти, вскакивают и, смешавшись в груду разъяренных тел, протягивают к низкому, давящему своду угрожающие руки.
– Проклятые!
– Танцуйте! Танцуйте!
– Мы придем к вам. Открывайте двери, мы придем к вам!
– Передушим ваших детей!
– Проклятые!
– Сожжем ваши книги!
– Принесем вам и сифилис, и холеру, и тиф!
– Проклятые!
Бессильный и злобный скрежет зубов. Быстро входит Царь Голод.
Царь Голод. Дети мои!
Все со стонами, с плачем, с рыданиями и визгом бросаются к нему, окружают, падают на колени, ловят его руки. Образуется группа: в центре, возвышаясь, Царь Голод, и у ног его, дрожащие, прижимаются к нему несчастные. В стороне остаются только Смерть и Председатель-Хулиган. Он сложил руки на груди и презрительно смотрит на стонущих.
Царь Голод. Дети мои! Любимые дети Голода! Несчастные дети мои!
(Гладит по склоненным головам.)
Все стонет. Отделяется один и, стоя на коленях, говорит дрожащим, запинающимся, картавым голосом, как ребенок.
– Отец! Посмотри, что они сделали со мною! Отец! (Плачет, утирает слезы и продолжает.) Отец, посмотри, какой у меня низенький лоб. Я не могу думать, Отец. Посмотри на мои глазки – разве это глаза? В них ничего не видно. Они всего съели меня. Отец; Я плакать буду. (Плачет.)
– Почему он плачет один? Разве мы лучше?
– Разве ему хуже, чем нам?
– Будем плакать! Будем плакать!
– Положи руку на мою несчастную голову. Я ребенка убила.
– Приласкай меня, Отец!
– Пожалей!
– Несчастные мы! Забытые!
Плачут. И, закрыв руками лицо, плачет сам Царь Голод.
– Бедные! Бедные! (Говорит он сквозь слезы.)
Все слова, стоны и рыдания сливаются в один протяжный вопль, полный невыносимой, подземной тоски. Музыка вверху, точно испугавшись, играет красиво и печально. И, презрительно сложив руки на груди, смотрит на плачущих Председатель.
Царь Голод (очнувшись) . Довольно, дети!
Председатель. Да. Я думаю, что довольно хныкать. Отец, простите меня, но вы внесли беспорядок в наше собрание. Мы люди занятые, нам некогда.
Царь Голод. Продолжайте заседание.
Председатель. Вам принадлежит председательское место.
Царь Голод. Останьтесь на нем вы. Я буду только гостем.
Председатель (польщенный, кланяется) . На места! Молчать!
Кто еще плачет? Закройте шлюзы, иначе выгоню!
Все, вздыхая, рассаживаются.
Царь Голод (садится возле Смерти) . И ты тут?
Смерть. Да, – дело было.
Царь Голод. Вон тот, в углу?
Смерть. Да. И еще будет.
Председатель (звонит) . Заседание продолжается. Кто имеет сказать?
Встает маленькая Девочка ; у нее очень бледное тонкое лицо и большие, черные, печальные глаза. Оправляет платьице. За несколько времени до ее речи, произносимой очень нежным детским голоском, но без смущения, – наверху, у освещенного окна, происходит следующее. Отодвигаются гардины, и входят двое: молодая Девушка с обнаженной гордой шеей, на которой легко и строго сидит красивая задумчивая головка, и через мгновение, следом за ней, влюбленный Юноша . Он любит ее красивою и чистою любовью, а она?.. Быть может, любит, быть может, нет. Стоит, опустив ресницы, прекрасная и гордая; и вдруг быстро пожимает ему руку, и вдруг, как солнце, озаряет его кротким, сияющим взглядом, и светлой тенью выскальзывает из-за светлых гардин. Он протягивает за ней руки; но ее нет; и, полный счастья, быть может, слез, обращает он к темной улице свое побледневшее лицо.
А внизу:
Председатель. Ты, девочка? Разве ты умеешь говорить?
Девочка. Да. Я хочу сказать тоже. Можно?
Царь Голод (удивленно) . Чей это ребенок?
Девочка. Я не ребенок. Я блудница. Мне сейчас двенадцать лет, хотя на вид я кажусь несколько старше. А когда мне было десять, мамаша продала меня одному господину (показывает наверх) за двадцать рублей и бутылку водки.
Это недорого, но мамаша тогда была неопытна, так как я первая ее дочь; остальные пошли дороже. Сестричка Лизанька, которая удавилась…
Председатель. Говори только о себе. Нам некогда.
Девочка. Хорошо – я так только, вспомнила. С тех пор вот уже два года я каждую ночь имею одного или двух мужчин, но платят они недорого. И деньги мои – ведь это мои деньги? – я отдаю моему любовнику, чтобы он не так бил меня…
Встает рослый Франт , с рыжими усами, и хрипло, с самодовольством, подтверждает:
– Это я.
– Молчать! Продолжай, но короче.
– Что же еще? Ах, да. Я научилась пить водку; я и теперь пьяна, но только немного. Что же еще? Ах, да. У меня очень болит сердце. (Садится.)
Царь Голод (поднимает голову кверху и говорит тихо, сквозь зубы) . Вы слышите, проклятые!
Председатель. Девочка, встань. Чего же ты хотела бы для них?
Девочка (встает и оправляет платьице) . Я желала бы, чтобы все они умерли.
Царь Голод (наклоняясь к Смерти) . Ты довольна?
Смерть. Да, приятно слышать.
Председатель. Убежден, что девчонка высказала наше общее пожелание. Но чтобы не вышло (рисуясь) юридической ошибки, я ставлю вопрос на баллотировку. Тех, кто желает оставить им жизнь, – прошу встать.
Все сидят. Один пьяный пробует встать, но ему объясняют, в чем дело, и он садится.
Так. Никто. Теперь прошу встать тех, кто за смерть.
Все дружно встают, в том числе Царь Голод и Смерть.
Так. Встали все.
Суровый и мрачный голос. Нет, еще не все. А вон тот? (Показывает в угол, где лежит мертвый.)
Все взоры угрюмо оборачиваются в эту сторону.
Сдержанные мрачные голоса. Он также должен голосовать.
– Мертвые также имеют голос.
– Поднимите его!
– Поднимите мертвого!
Подходят трое и, среди молчания, поднимают мертвого и держат его стоя.
Голова мертвеца свесилась, колени подогнуты.
Суровый голос. Теперь все.
Председатель (говорит торжественно, протянув руку кверху) . Присуждены к смерти единогласно. Прошу садиться.
Царь Голод (Смерти, тихо) . Послушай, тебе нельзя вставать.
Смерть. Убирайся!
Председатель. Но чтобы впоследствии не заслужить упрека в несправедливости и соблюсти все необходимые… (Запинается.)
Царь Голод (подсказывает) …процессуальные.
Председатель. Да, я знаю… процессуальные формы, я предложил бы кому-нибудь из присутствующих взять на себя их защиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15