— Ты читал статью в «Нью-Йорк Таймс», касающуюся мошенничества в системе вэлфера. Оказывается, существуют жулики, зарегистрированные на вэлфер-пособии в десятке штатов сразу. Ты представляешь, какой годовой доход это представляет в сумме, Эдвард?
Я подумал, что одинокий на вэлфере может получать около трех сотен долларов в месяц. Умножив на десять штатов, получаем три тысячи в месяц, тридцать шесть тысяч в год. Я бы от таких денег не отказался, но гигантским мошенничеством не назовешь…
— В любой области человеческой деятельности существуют мошенничества. — Я промолчал. — Половина пуэрториканских семей в Нью-Йорке получают вэлфер, — продолжал он.
— Да, — согласился я из-под потолка, — зато вторая половина работает за два пятьдесят в час. Таким образом, платя половине пуэрториканцев во много раз меньше, ваша социальная система содержит вторую половину пуэрториканского населения, тех, кто на вэлфере, и еще прикарманивает себе существенную разницу.
«Ты, толстый пиздюк, — подумал я, но не сказал, — слово в слово повторяешь разговорчики богатых старух, которые можно услышать в дневные часы в автобусе, взбирающемся по Пятой авеню…»
— А что они могут! — вскричала Леночка Клюгэ, высушившая волосы и теперь начесывающая их. — Что они умеют, эти твои пуэрториканцы, Лимонов, чтобы им платить больше 2.50?! Они выполняют черную работу. Я видела, их толпы катают по Фэшэн-авеню телеги с тканями и готовым платьем.
— А что умеют стопроцентные, так сказать, американцы, члены юниона грузчиков, которые за ту же самую работу получают десять, двенадцать и даже пятнадцать долларов в час?
— Я не знаю, что они умеют, но, наверное, им не зря платят их деньги! — вскричала Леночка. — Здесь никому не платят за красивые глаза. В Америке нужно работать за свои деньги. Я, между прочим, за свои деньги вкалываю как лошадь.
Да, мысленно прокомментировал я. В первый же год жизни в Америке Леночка Клюгэ декларировала годовой доход в 100 тысяч долларов. Однако профессии балетмейстера ее выучили в СССР.
— Уверяю тебя, — сказал я, — что пуэрториканец на Фэшэн-авеню умеет работать так же результативно, как американский член профсоюза грузчиков, но пуэрториканца — никто не поддерживает, в то время как члена юниона поддерживает могущественный юнион. Вообще-то, — добавил я, предвидя возражения, — я не защитник угнетенных меньшинств, но факты есть факты… Будем же смотреть в лицо фактам.
В это время мне капнула на щеку брызга этой самой мерзопакостной в мире жидкости, и я неудачно отер ее рукавом, расширив зараженную поверхность. Пришлось снимать перчатку, скатывая ее с пальцев руки.
— Эдвард, — начал Чарли задушевным голосом, — я понимаю, что вам в Советском Союзе внушали антирасизм и интернационализм, но, как ты говоришь, нужно смотреть в лицо фактам. Пуэрториканцы и черные куда менее результативны в бизнесе, в технических дисциплинах и даже в обыкновенном коллективном труде на фабриках, чем белые… У них есть, нужно отдать им должное, несомненный музыкальный дар, очевидно, ритм у них в крови, но в индустриальном американском обществе они закономерно отстают от белых…
— К чему вся эта демагогия? — Я вытер щеку, смочив тряпку слюной, и надел перчатку. — Может, и расизм прав, я не зкаю, я не ученый, и южные народы менее склонны к организованному добровольному рабству, нежели белые, но я же не об этом, Чарли. Я о том, что за равный труд следует справедливо платить равные суммы мани, независимо от национальности и цвета кожи трудящегося.
Я мог добавить, бросить им сверху, эксплуататорам, что, пользуясь тем, что у меня нет работы сейчас, они платят мне за самую препоганую работу под потолком с химикалиями всего лишь на пятьдесят центов больше, чем этим самым пуэрториканцам из нашей дискуссии. Но я не сказал, справедливо опасаясь за мои деньги. Они аккуратно записывали часы, но еще не платили мне. Я уже начал понимать, что за человек Леночка Клюгэ. С ней следовало быть осторожным. Нужно сказать, что на кухне Колумбус-авеню среди руммэйтов, старинных ленинградских приятелей пэдэ она выглядела другой. Там хаотическое братство коммунальной кухни в советском стиле уравнивало всех: меня принимали симпатичные пэдэ, поили чаем и алкоголем, и Володя — хороший повар — почти всегда кормил чем-нибудь, но казалось, что Леночка тоже во всем этом участвовала. На кухне все было или казалось общим, и что принадлежало Володе, что Лешке и что Леночке, я не пытался разобраться. Чувства, чай, тарелка пельменей, котлета, стакан виски. Разглагольствовал Володя, прижавшись задницей в красных брюках к газовой плите, острил крупноносый Лешка, и Леночка, зевающая, в халате, или, напротив, уже бодрая, но полуодетая, выскакивала из ванной, опаздывая на урок в «Раннэрс скул». «Привет всем, привет, Лимон», — хватала со стола яблоко, булку и убегала. Выходил Чарли, улыбаясь, неся Леночкину суму. Очевидно, несомненные и неизменившиеся со временем хорошие качества Володи и Лешки я переносил на Леночку автоматически, не подумав. Ну никто не безгрешен, разумеется, Володя был сноб и слишком предпочитал знаменитых друзей незнаменитым, и Лешка был слишком светским и алкоголиком, но сноб Володя интересовался мной, никому неизвестным, способен был беседовать со мной часами, а Лешка… впрочем, с Лешкой у нас были особые отношения…
— Ю ноу, Эдвард, мой отец очень либеральный человек, наша семья из поколения в поколение голосует за демократов. Однако я вынужден констатировать, что пуэрториканцы ничего не внесли в американский «мэлтинг пат», или, как Леночка смешно называет это по-русски, «общий котел Америки», в то время как вы, русские к примеру, количественно малочисленная группа, дали Америке Барышникова, Ростроповича, Бродского, Леночку, Макарова и еще сотни уже менее известных, но значительных музыкантов, артистов и писателей…
Я подумал, что вот меня, писателя, взяли в котел, чтобы я смывал мерзкой жидкостью краску с потолка Леночки Клюгэ. А на мой роман им положить.
— Да! — сказала Леночка с вызовом. — Что ты на это скажешь, Лимонов?
— На это я могу сказать, что если бы на территории Пуэрто-Рико в течение полусотни лет существовала бы социалистическая система со всеми ее противоречиями и негативными сторонами, но с общедоступным, любого уровня бесплатным образованием, то оттуда б в «общий котел Америки» поступили бы знаменитые имена.
— Они и поступают, но в уголовную хронику, на крайм-страницы газет, — зло сказала Леночка, бросив зеркало и расческу.
— Ты что, всерьез считаешь, что Барышников, Ростропович, Бродский и другие русские обязаны своими достижениями и славой социалистической системе? — спросил Чарли и сел на тахте.
— Ты забыл, сколько тебе стоил час занятий в «Раннэрс скул», а, Чарли? Представь себе, сколько часов в неделю должен заниматься ученик, задавшийся целью стать профессионалом, перемножь, и у тебя голова заболит от астрономической суммы. Нормальной американской семье недоступны такие расходы… не говоря уже…
— Но «Раннэрс скул» — очень эксклюзив, дорогая балетная школа. Существуют балетные студии даже при «коммюнити центрах», Эдвард. Кто хочет…
— Ну и чему ты там научишься, Чарли? С таким же успехом возможно научиться балетному искусству по самоучителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21