Лишь единожды года два назад мне удалось прочесть в русской газете скромное и короткое интервью с ней. Интервью было затиснуто в самый темный угол газеты. Оказывается, Людмила теперь часто посещает Афганистан. Она, вместе с другом Володей Буковским и другими энтузиастами, организовала ни больше ни меньше «Свободное Радио Кабул» и сумела установить в различных точках Афганистана около дюжины радиотрансмиттеров. «В афганистанских условиях это была нелегкая задача», — призналась она. В ответ на простодушный вопрос интервьюера, откуда взялись деньги на дюжину радиотрансмиттеров и всю эту грандиозную межконтинентальную затею в целом, Людмила скромно объяснила, что, разумеется, «частные пожертвования» позволили осуществить коллективную мечту.
Сицилийскую мамму я увидел опять в 1981 году. Приехал толстоморденький, грубо говорящий по-русски диссидент Войнович (чтобы пополнить собой символическую братскую могилу диссидентов здесь, на Западе), и ПЕН-клуб организовал на рю Франсуа Мирон встречу. Я оказался на вечеринке диссидентов случайно, так как одна дама, от каковой я кое-что хотел получить, назначила мне там свидание. Вообще-то я стараюсь не общаться с мертвыми душами. Зная, что дама опоздает, опоздал и я. Первое, что я увидел, войдя, был буфет. Я улыбнулся буфету. Вслед за буфетом я увидел профиль симпатичного крепенького юноши-американца, поступившего в свое время в мою группу в Альянс Франсэз через два дня после меня и исчезнувшего из группы (об этом мне уже сообщил другой соученик) через день после того, как я перестал посещать занятия. Юноша говорил с лысым стариком по-русски так, как будто бы он родился в Харькове. В Альянс Франсэз он сказал мне, что родился в Чикаго. Американец заметил меня, и мы оба сделали вид, что мы друг друга не заметили. Я — чтобы не смущать его. Он — чтобы не смущать меня. Когда я, с сожалением узнав от барменов, что дринк получить не могу, следует ожидать окончания официальной части, вернулся к краю толпы, пенящейся спинами и затылками у дверей, ведущих в основной зал (там выступали, стоя рядом с виновником, ораторы), юного Питера Пена и след простыл. Я заглянул через головы в зал. Слева у стены большим черным пятном сидела сицилийская мамма! Она еще больше распухла, увеличилась вдвое, розовые вздутия лица стали желтыми вздутиями. Отдельно, как на троне, сидела сицилийская мамма, расставив увеличившиеся колени под черным платьем. Черная шаль покрывала ее благородные русские плечи из рода российских историков. У подножия невидимого трона подвизались скованные с ней невидимыми цепями два-три-четыре лица, скелета, нарочито пригнувшиеся фигурки.
— Это Иловайская? — спросил я, поймав его за пиджак, у проскочившего мимо молодого писателя-диссидента.
— Ну да. Она же теперь главный редактор «Русской Мысли»… Ты что, не знаешь? Чудак…
Диссидент вырвался и отвалил от меня. Хотя они и привыкли к моему существованию где-то вне их круга, стояние со мной рядом, может быть, могло повредить его карьере.
«Да! — сказал я себе. — Вот, Лимонов, как на глазах растут люди!» Пробыв несколько блистательных лет личной переводчицей Солженицына (!) (мамма была переводчицей in residence, то есть проживала с семьей Солженицыных в имении в Вермонте; интересно, знал ли косматый биографию Иловайской-Альберти? Подозрительный автор «Теленка» должен бы знать…), вдруг получить такое повышение по службе! Главный редактор самой крупной русской газеты на Западе!
Если не знать о существовании «бога из машины» — CIA, то непонятно, почему никому не известная пожилая дама, не писательница, не журналистка вдруг становится ни с того ни с сего главным редактором важной газеты. Если смотреть на «Русскую Мысль» как на нее глядит, например, «Либерасьон», недавно охарактеризовавшая «РМ» как «организацию, объединяющую русских эмигрантов в Париже», то непонятно, почему русские эмигранты не нашли более достойной кандидатуры. Среди них полным-полно писателей, зачем им какая-то дама в руководители? У них есть Аксенов, Саша Соколов и прочие. По русской традиции редактор журнала или газеты всегда крупный писатель… Но иные традиции в Сентрал Интеллиджэнс Айдженси…
Когда ораторы и толпа повалили к буфету и барам, я увидел, как, нездорово опираясь на плечи хрупких товарок, пошла к выходу сицилийская мамма. Только тут я понял причину тех давних римских тапочек — у нее было плохо с ногами. Годы еще более раздули и изуродовали ее ноги, мамма переваливалась чудовищной уткой… Может быть, именно поэтому ей досталась сидячая редакторская должность, а Людмила Торн, у которой здоровые ноги, бегает по афганским горам? Главным удовольствием газеты «Русская Мысль», управляемой родственницей российского историка, было до сих пор смакование русских потерь в Афганистане. С кровожадным удовольствием цитировала газета русские потери. Советские агрессоры, да, но все же русские солдаты — пожмет плечами читатель (даже если он и не русской национальности), чему ж тут особенно радоваться, тем более русской газете! Однако все тотчас становится на свои места, если мы вспомним приведенное выше высказывание акулы русского журнализма Якова Моисеевича Цвибак/Седыха. Для печатного органа CIA, издающегося на русском языке, нормально радоваться русским смертям. Точно так же «Правда» (но куда более сухо!) радуется, если американских солдат взорвали в Ливане или Никарагуа.
Я не отрицаю, читатель, права CIA издавать свою газету на русском языке. Я демократ. Но напишите под «Русская Мысль» — мелким шрифтом: «американская газета, издаваемая CIA в Париже на русском языке». Дабы не вводить в заблуждение народные массы и иностранные, в частности французские, печатные органы. Чтобы, когда «Либерасьон» или другие газеты получали бы от «Русской Мысли» новую информацию, они бы знали, что получают информацию от CIA.
Я выпустил множество книг во Франции. Успешно строю свою литературную карьеру. Дамы из АЛИ тоже, как видите, не лыком шиты, и каждая сделала свою, скорее незаурядную карьеру за эти годы. Газеты, радио, телевидение! Какие сферы! Я горжусь карьерами своих современниц…
Сицилийская мамма меня, однако, немного огорчила. Сумела задним числом усолить мне мои сладкие римские воспоминания. Оказалось, она все же не была так уж прямо великодушна даже в те чистые дни моего западного детства, когда, невинный, я не написал еще книг, раздраживших позднее ее начальство. Синявский, с которым я наконец познакомился, например, утверждает, что никогда не получал моего собрания стихотворных произведений и сопровождающего соб. сочинений пылкого письма. Нехорошо было, мамма, обманывать того длинноволосого юношу в очках, только что из Союза Советских, таких юношей обманывать, как ребенка по голове трубой ударить…
Эх, барин только в троечке промчался…
Ну естественно, он меня интересовал. Я прочел восьмой, наверное, затертый экземпляр его запрещенной рукописи еще в 1968 году. В 1974-м, когда его выставили из СССР, я услышал его речь из Вены по «Голосу Америки». Нас сидело в моей квартире в Москве несколько душ, но никто не был поражен его неприятным голосом — только я. Не потому, что он высокий, его голос, у меня самого высокий, так что возмущаться не приходится, но его был похож на голос одного очень неприятного человека — учителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Сицилийскую мамму я увидел опять в 1981 году. Приехал толстоморденький, грубо говорящий по-русски диссидент Войнович (чтобы пополнить собой символическую братскую могилу диссидентов здесь, на Западе), и ПЕН-клуб организовал на рю Франсуа Мирон встречу. Я оказался на вечеринке диссидентов случайно, так как одна дама, от каковой я кое-что хотел получить, назначила мне там свидание. Вообще-то я стараюсь не общаться с мертвыми душами. Зная, что дама опоздает, опоздал и я. Первое, что я увидел, войдя, был буфет. Я улыбнулся буфету. Вслед за буфетом я увидел профиль симпатичного крепенького юноши-американца, поступившего в свое время в мою группу в Альянс Франсэз через два дня после меня и исчезнувшего из группы (об этом мне уже сообщил другой соученик) через день после того, как я перестал посещать занятия. Юноша говорил с лысым стариком по-русски так, как будто бы он родился в Харькове. В Альянс Франсэз он сказал мне, что родился в Чикаго. Американец заметил меня, и мы оба сделали вид, что мы друг друга не заметили. Я — чтобы не смущать его. Он — чтобы не смущать меня. Когда я, с сожалением узнав от барменов, что дринк получить не могу, следует ожидать окончания официальной части, вернулся к краю толпы, пенящейся спинами и затылками у дверей, ведущих в основной зал (там выступали, стоя рядом с виновником, ораторы), юного Питера Пена и след простыл. Я заглянул через головы в зал. Слева у стены большим черным пятном сидела сицилийская мамма! Она еще больше распухла, увеличилась вдвое, розовые вздутия лица стали желтыми вздутиями. Отдельно, как на троне, сидела сицилийская мамма, расставив увеличившиеся колени под черным платьем. Черная шаль покрывала ее благородные русские плечи из рода российских историков. У подножия невидимого трона подвизались скованные с ней невидимыми цепями два-три-четыре лица, скелета, нарочито пригнувшиеся фигурки.
— Это Иловайская? — спросил я, поймав его за пиджак, у проскочившего мимо молодого писателя-диссидента.
— Ну да. Она же теперь главный редактор «Русской Мысли»… Ты что, не знаешь? Чудак…
Диссидент вырвался и отвалил от меня. Хотя они и привыкли к моему существованию где-то вне их круга, стояние со мной рядом, может быть, могло повредить его карьере.
«Да! — сказал я себе. — Вот, Лимонов, как на глазах растут люди!» Пробыв несколько блистательных лет личной переводчицей Солженицына (!) (мамма была переводчицей in residence, то есть проживала с семьей Солженицыных в имении в Вермонте; интересно, знал ли косматый биографию Иловайской-Альберти? Подозрительный автор «Теленка» должен бы знать…), вдруг получить такое повышение по службе! Главный редактор самой крупной русской газеты на Западе!
Если не знать о существовании «бога из машины» — CIA, то непонятно, почему никому не известная пожилая дама, не писательница, не журналистка вдруг становится ни с того ни с сего главным редактором важной газеты. Если смотреть на «Русскую Мысль» как на нее глядит, например, «Либерасьон», недавно охарактеризовавшая «РМ» как «организацию, объединяющую русских эмигрантов в Париже», то непонятно, почему русские эмигранты не нашли более достойной кандидатуры. Среди них полным-полно писателей, зачем им какая-то дама в руководители? У них есть Аксенов, Саша Соколов и прочие. По русской традиции редактор журнала или газеты всегда крупный писатель… Но иные традиции в Сентрал Интеллиджэнс Айдженси…
Когда ораторы и толпа повалили к буфету и барам, я увидел, как, нездорово опираясь на плечи хрупких товарок, пошла к выходу сицилийская мамма. Только тут я понял причину тех давних римских тапочек — у нее было плохо с ногами. Годы еще более раздули и изуродовали ее ноги, мамма переваливалась чудовищной уткой… Может быть, именно поэтому ей досталась сидячая редакторская должность, а Людмила Торн, у которой здоровые ноги, бегает по афганским горам? Главным удовольствием газеты «Русская Мысль», управляемой родственницей российского историка, было до сих пор смакование русских потерь в Афганистане. С кровожадным удовольствием цитировала газета русские потери. Советские агрессоры, да, но все же русские солдаты — пожмет плечами читатель (даже если он и не русской национальности), чему ж тут особенно радоваться, тем более русской газете! Однако все тотчас становится на свои места, если мы вспомним приведенное выше высказывание акулы русского журнализма Якова Моисеевича Цвибак/Седыха. Для печатного органа CIA, издающегося на русском языке, нормально радоваться русским смертям. Точно так же «Правда» (но куда более сухо!) радуется, если американских солдат взорвали в Ливане или Никарагуа.
Я не отрицаю, читатель, права CIA издавать свою газету на русском языке. Я демократ. Но напишите под «Русская Мысль» — мелким шрифтом: «американская газета, издаваемая CIA в Париже на русском языке». Дабы не вводить в заблуждение народные массы и иностранные, в частности французские, печатные органы. Чтобы, когда «Либерасьон» или другие газеты получали бы от «Русской Мысли» новую информацию, они бы знали, что получают информацию от CIA.
Я выпустил множество книг во Франции. Успешно строю свою литературную карьеру. Дамы из АЛИ тоже, как видите, не лыком шиты, и каждая сделала свою, скорее незаурядную карьеру за эти годы. Газеты, радио, телевидение! Какие сферы! Я горжусь карьерами своих современниц…
Сицилийская мамма меня, однако, немного огорчила. Сумела задним числом усолить мне мои сладкие римские воспоминания. Оказалось, она все же не была так уж прямо великодушна даже в те чистые дни моего западного детства, когда, невинный, я не написал еще книг, раздраживших позднее ее начальство. Синявский, с которым я наконец познакомился, например, утверждает, что никогда не получал моего собрания стихотворных произведений и сопровождающего соб. сочинений пылкого письма. Нехорошо было, мамма, обманывать того длинноволосого юношу в очках, только что из Союза Советских, таких юношей обманывать, как ребенка по голове трубой ударить…
Эх, барин только в троечке промчался…
Ну естественно, он меня интересовал. Я прочел восьмой, наверное, затертый экземпляр его запрещенной рукописи еще в 1968 году. В 1974-м, когда его выставили из СССР, я услышал его речь из Вены по «Голосу Америки». Нас сидело в моей квартире в Москве несколько душ, но никто не был поражен его неприятным голосом — только я. Не потому, что он высокий, его голос, у меня самого высокий, так что возмущаться не приходится, но его был похож на голос одного очень неприятного человека — учителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43