— Обиделся, — сказал Сакс, явно тронутый и расчувствовавшийся. Поймал уходящего сердитого Патрона за шею, привлек к себе. — Миленький, друг ты мой, старикашка… Мы тебе Леньку дадим в помощь и жрать будем… — он поглядел на большие стоячие часы, — …сейчас одиннадцать, в полночь будем жрать. У бассейна или на террасе, мужики?
— У бассейна! — сказали мужики.
— Ну как, Лимонов, Париж? — Ударив наконец по шару, Старский подошел и облокотился на кий. — Все шелушится?
— Да, — согласился я, — обильно шелушится.
— Ты насовсем к нам или на побывку?
— На побывку. Книга выходит в «Рэндом Хауз». Кто ж в вашей реакционной стране после Европы согласится жить.
— Может, и реакционная, но живая наша Америка. У вас там в Европе дохлятиной пахнет. Мертвые все. Или сонные.
— Лимонов! — Кирилл, уже снявший брюки и шелковую рубашку, появился в юниформе команды Сакса, в «плавках». — Не давай Леве замудить тебя. Он большой мастер-замудильщик. Нас он уже всех замудил…
— Иди-иди, красавец, к своей девушке, — ласково сказал Старский.
— В доме есть девушка!
— Одна. Он привез. — Старский указал на Кирилла с презрением.
— Где же она, девушка?
— Читает. — Кирилл улыбался. — Устала, бедная. Нелегко расхаживать одной пизде среди десятка хуев. Психологическое напряжение сказалось, слегла в постель с книгой.
— С Лимоном будет одиннадцать хуев, — сказал Старский.
— Почему же вы не пригласите девушек? Девушки все же в хозяйстве нужны.
— Андрюха прекрасно готовит, Левка — готовит, я — готовлю рябчиков, пальчики оближешь, даже молодой Ленька — хороший куховар, на хуй же нам, чтоб пиздой в помещении воняло, — ответил на мой вопрос возникший за спиной Старского Сакс. — Ебаться мы в Нью-Йорк ездим: в мою квартиру. Два часа всего. Потом от баб в хозяйстве возникает грязь… лифчики всякие, трусы развешиваются…
— И эти люди, Лимонов, считались самыми крупными плейбоями и бабниками в Москве?! Женоненавистники!
— Считались. Самыми крупными. Могу подтвердить.
— Хули ты, Кирилл, Лимону про нас рассказываешь. Он тебе может о нас рассказать. Пока ты там в Ленинграде ходить учился, мы успели целую жизнь прожить.
— Конечно, дедушка, вы правы, дедушка, как вам будет угодно, дедушка…
— А где четвертый мушкетер, Член? — Я вспомнил, что Сакс, Старский и Патрон есть 3/4 целого, где еще один?
— Где? — Сакс постучал по краю бильярда кием. — Прошу тишины, головорезы!
Банда затихла. И только если дым способен шипеть, расходясь в воздухе, то шипел дым. И стучали американские часы, приобретенные Саксом вместе с усадьбой. В числе прочей мебели.
— Слышишь?
— Ничего не слышу…
— Ну как же, еб твою мать… — Сакс прошел, широкоспинный, к окну, распахнул его. (Только в этот момент я сообразил, что все окна в помещении почему-то закрыты.) Сделались слышны всплески и фырканье, как будто кто-то мылся под краном. — Теперь слышишь? Плавает. Форму приобретает. Каждый вечер два часа плавает, я забыл сколько там, восемьдесят или сто длин бассейна…
— На хуя ему форма, никто не знает. — Димочка, сын Сакса, снял бейсбольные полосатые брюки и теперь вышел в плавках, в чем же еще. — Это у него заеб с формой, Лимонов. Он же худой, как мускулистый глист. Лысеет он, это да, но от двух часов в хлорке ежевечерне еще больше полысеет.
— Димка, сучий потрох, запомни, что отец твой содержит бассейн в наилучшем виде, следит за состоянием воды.
— Ни хера, папан, опять переложил хлорки. Вчера опять глаза болели…
— Не устраивайте семейную сцену, — вмешался Старский.
— Папан заразы боится, AIDS, а ты, дядька, молчи… — Димка высунул язык.
— Вот так. Как сам видишь, конфликт поколений у нас, Лимон. — Старский, улыбнувшись в усы, закурил сигарету. — Молодежь все чаще бунтует, хочет опрокинуть существующий порядок, посягает на власть отцов. Ты чью сторону примешь? По возрасту ты — между нами и ими, но как профессиональный революционер ты, я полагаю, примкнешь к молодежи?
— Я им побунтую, — сказал Сакс, выйдя из кухни с салато-сушильницей. — На, поверти, Лимон!.. Я им контрреволюцию устрою: плавки спущу и по жопам армейским ремнем. Ты знаешь, что я лейтенант запаса, Лимон?
— Какой армии?
— Как какой? Советской!
Водрузив сушильницу на буфет, я стал вертеть ручку — вносить контрибуцию в жизнь коллектива. Узнав, что Сакс — лейтенант запаса, я смог обосновать и додумать появившееся у меня со времени моего вторжения в этот дымный вертеп эстетическое подозрение. А именно: лейтенант запаса соответствует отставному поручику дореволюционного прошлого России. Отставной поручик Сакс живет, получается, в коннектикутской глуши, пригласив к себе компаньонами неимущих сослуживцев-однополчан. Загадочные явления становятся ясными, если мы умеем поместить их в правильный контекст.
Поручик Сакс унаследовал от умершего десяток лет назад Великого Отца своего — Великого Русского писателя Сакса — 1/3 «авторских прав». Каждый раз, когда книги Великого Отца издаются или переиздаются на одном из 153 или 156 (Сакс точно не помнит) языков, каждый раз, когда они экранизируются, театрализируются, публикуются в антологиях или читаются по радио в какой-либо точке глобуса, — 1/3 часть прибыли капает в карман Сакса. Точнее, капля — жирный ежемесячный чек — капает в letters-box Сакса в Коннектикуте. (Две другие 1/3 капают в почтовые ящики двух жен Великого). Сакс и Димка — музыканты, но это обстоятельство их жизни второстепенно, настоящая профессия обоих — Наследники. До того, как Сакс и Димка попросили политического убежища, находясь на гастролях в Италии, им приходилось отдавать львиную долю наследуемой «капусты» (выражение Сакса) советской власти — непрошеному партнеру. Сакс объясняет свой переезд тем, что он просто вернулся на Запад — свою «историческую родину». Какой-то их предок явился в Россию при Екатерине Второй из Саксонии, а Сакс вернулся при Брежневе в Коннектикут. Так он говорит.
«Саксы всегда бежали в просторные страны», поэтому Сакс не остался в Италии. И не остался в Нью-Йорке. Купив себе квартиру в Нью-Йорке, он вскоре забросил ее ради усадьбы в Коннектикуте. Сакс приобрел землю — многие гектары леса, пруд, бассейн, барский дом о трех этажах (как уже упоминалось, вместе с оставшейся от прежних владельцев мебелью), хозяйственные постройки и гаражи. Приобретя все это, Сакс заскучал. Советскому барину, сыну Великого Отца, привыкшему жить вольготно и красиво (всю жизнь у него были лошади и автомобили и тысячи рублей) в окружении семьи, шоферов, конюхов и домработниц, ему стало скучно в усадьбе без привычной обстановки барской усадьбы. Ему не хватало чад и домочадцев. Чтобы за стол садиться только вдвоем с Димкой или же втроем, если заедет из Нью-Йорка или Москвы одинокий гость, — такая жизнь казалась Саксу нищенской, отвратительной, унизительной… Как можно так жить уважающему себя Наследнику. Сакс начал собирать однополчан.
Первым присоединился к нему Старский. Если Саксу около 50 лет, то Старский старше, его возраст подбирается к 60 годам. Сын большого советского вельможи, но не такого великого, как отец Сакса, — сын медицинского светила. Отец Старского в 1924 году забальзамировал Ленина вместе с еще одним профессором. В Древнем Египте фаршировальщики фараонов были большими людьми. Союз Советских присоединился к традиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43