Однако Беннеты, кажется, не знают итальянского. Несколько фраз, умеют объясниться в кафе, но не до такой степени, чтобы приобретать итальянские газеты. «Гералд трибюн»? Нет. «Гералд» обыкновенно избегает такого рода информации. Бизнес, финансы, мировая политика — всегда да, но не криминальная хроника… Разумеется, «Гералд» напишет об убийстве кого-нибудь калибра Альдо Моро, подробно и на много колонок, но Виктор Карденас и Фиона Ивенс… Мужчину всегда в таких случаях выдвигают вперед. Наверняка газеты будут писать прежде всего о нем, будут пытаться разгадать загадку его личности. Все это приведет их в Париж. Но кто может знать, что Фиона Ивенс и Виктор-колумбиец посетили день рождения американца? Неизвестного никому за пределами американского окололитературного коммюнити в Париже некоего Галанта?.. Черный парень, позвонивший, наверное, всем своим знакомым, отошел наконец от телефона. Трубка оказалась противно-горячей, и от мембраны воняло табачным дымом. Галант набрал номер.
Голос Ронни, сонный и невероятно мирный, промычал:
— Yes!
— My God! Ты все еще спишь, Ронни?..
— Ага, пропавший… Ты где шляешься?
— Love story. — Галант постарался прозвучать сухо. — Меня никто не искал?
— Я тебя искал. Ты свалил на нас с Джессикой Жирардона и предоставил нам самую грязную часть работы. Я ослеп от корректуры…
— Успокойся и привыкни. Отныне тебе придется обходиться без меня. Я лечу в Штаты.
— Когда?! И как же «Модерн-эйдж»? Что я, по-твоему, должен делать? Почему ты не предупредил заранее…
— Как можно предупредить о лав-стори заранее? Пока. Объявляют посадку. Я напишу тебе из Штатов или позвоню.
— Но, Джон!
Ронни застонал даже, но Галант неумолимо нажал на рычаг. И вздохнул. Хорошо бы спуститься в метро и заявиться к Ронни на рю дю Тампль и рассказать ему и Джессике о Венеции, об истории, происшедшей с ним. Чтобы часть тревоги всосалась в них и вместе они бы переработали тревогу в безобидную оптимистическую энергию. Джессика приготовила бы ланч, и он остался бы у них ночевать. Он готов был уже вновь набрать номер телефона Ронни, но увидел, что со стороны касс Больших Линий вышли четверо жандармов в пилотках, с митральезами, и не спеша двинулись через вокзал, разглядывая толпу.
Галант набрал второй номер. Длиннее парижского, номер начинался с шестнадцати. Ему пришлось долго ждать, пока далеко, в другом конце Франции, наконец взяли трубку.
— Лиз? Ты можешь вытерпеть меня неделю? Я так устал от Парижа…
Она сказала, что может вытерпеть его и две недели. Он сел в метро и поехал на вокзал дю Норд.
40
Месяц он прожил в Нормандии на старой ферме. В последнюю неделю он дважды звонил Ронни Кобальту, делая вид, что звонит из Штатов. Обиженный Ронни все же согласился съездить на рю Алезиа и, когда Галант позвонил ему через несколько дней вторично, сообщил обеспокоенно, что хозяйка через консьержку просила его или возобновить плату за квартиру, или освободить помещение.
— …Я не ожидал от тебя такого легкомыслия, — заключил Ронни. — Между прочим, мы закончили номер, и я отправил его в типографию…
— Поздравляю, — сказал Галант, удовлетворенный тем, что, помимо закономерного недовольства хозяйки, экстраординарных сведений с рю Алезиа не поступило, — искренне поздравляю… Ай эм сорри…
Они помолчали.
— Я оставил твое имя в журнале… Ты по-прежнему эдитор-ан-шеф. Я подумал, что, может быть, ты еще решишь возвратиться.
— Прилечу через несколько дней, — сказал Галант.
— Здорово! — закричал Ронни. — Приезжай. Есть очень интересные материалы. Сделаем блестящий четвертый номер.
Опустив трубку, Галант долго думал о друге, глядя в окно на вечнозеленые кусты, ограждающие ферму Лиз от дороги. Темные и сухие, неостриженные кусты эти напоминали ему волосы Фионы Ивенс…
Апартмент на рю Алезиа показался ему чужим. Он подумал, что, может быть, он привыкнет. Несмотря на разведку, произведенную по его просьбе ничего не подозревающим Ронни, первые часы и дни он ждал, что его арестуют или… второе предположение казалось ему столь же вероятным, как и первое, убьют. Так же, как убили Виктора и Фиону.
Никто не пришел. Он позвонил хозяйке и сказал, что отправил ей чек. Сказал, что был вынужден срочно улететь в Штаты. Что опасно заболел его отец, но, слава Богу, поправился. Хозяйка сказала, что знает его как «справедливого гарсона», что она рада, что отец Джона выкарабкался, и пусть все опять будет как прежде.
Как прежде, увы, не получалось. То есть все было OK, за исключением сознания Галанта. Он осторожно позвонил в консулат и спросил, готов ли его паспорт. Женщина, говорившая по-английски с акцентом, попросила его подождать и, исчезнув надолго, вернулась в момент, когда он, встревоженный и вспотевший, уже собирался бросить трубку и умчаться из апартмента на улицы.
— Ваш паспорт ждет вас уже месяц, мистер Галант, — сказала она, — вы можете забрать его даже сегодня, если хотите. До 16:30.
Сегодня он не захотел. Он уже приспособился к неспешному и менее нервному темпу действий. Звонок, ожидание, первый шаг, второй… третий. Всему свое время. Его могли, он прекрасно знал это, арестовать или убить, вторгшись в его неспешный метод, как если бы он действовал методом спешным, однако он держался своего метода уже только лишь из суеверия.
После трех дней ожидания он явился в консульство. В воротах его прогладили электромагнитным утюгом. Визг! Виновником электромагнитного визга оказался увесистый ключ от фермы Лиз, она дала ему право вторгаться к ней, когда Галант пожелает. Прыщавый неприятный гард-блондин недовольно обвел его водяными глазами рыбы. Какой мерзкий соотечественник, подумал Галант, вспомнив соответствующее стихотворение Чарлза Буковского. Гард в униформе марине служил, разумеется, украшением, нужен был консульству как колонны и картины, но сам, прыщавый, видел себя основным героем спектакля. Старая дама с хриплым голосом выдала ему паспорт, мельком взглянув на фотографию и на лицо Галанта. Он принял паспорт и спрятал его в карман. Если бы его хотели арестовать, то арестовали бы в этот момент. Минуя скамьи, на них сидели французы с перепуганными лицами, ожидая своей очереди в различные окошки и комнаты, Галант направился к выходу. Было такое впечатление, что французы все поголовно имеют за плечами трупы и «мокрые дела». «Почему они так боятся?» — подумал Галант. Боятся по-разному, некоторые широко и слишком открыто улыбаются, напоминая собаку, легшую на спину и обнажившую брюхо более крупной и сильной собаке. Не тронь меня, я твой друг… Все они хотят лететь в Америку, испугаться там. В страну гангстеров и уличных опасностей…
Он забыл о французах, выйдя на пляс де ля Конкорд.
Он увиделся с Ронни Кобальтом и Джессикой. Ел ланч, приготовленный Джессикой, перелистывая журнал, который сам тщательно составлял и собирал всю осень и зиму. Ронни нашел новую, куда более дешевую типографию в Венсенне, и отец Ронни оплатил стоимость печати. Журнал выглядел очень OK, отметил Галант, отец Ронни стал очень хорошим отцом вследствие того, что Ронни образумился, живет с Джессикой, оставил асид и заинтересовался литературным бизнесом. Отец готов заплатить еще за несколько номеров журнала, лишь бы Ронни оставался с Джессикой и при литературе. Галант похвалил качество фотографий, одобрил новое решение макета, порадовался вместе с Ронни тому, что параноидный Пьер Франсуа Жирардон остался доволен публикацией о нем… однако, покинув апартмент на рю дю Тампль, Галант подумал, что Ронни, Джессика, Жирардон кажутся ему теперь детьми, играющими в безопасную тихую игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Голос Ронни, сонный и невероятно мирный, промычал:
— Yes!
— My God! Ты все еще спишь, Ронни?..
— Ага, пропавший… Ты где шляешься?
— Love story. — Галант постарался прозвучать сухо. — Меня никто не искал?
— Я тебя искал. Ты свалил на нас с Джессикой Жирардона и предоставил нам самую грязную часть работы. Я ослеп от корректуры…
— Успокойся и привыкни. Отныне тебе придется обходиться без меня. Я лечу в Штаты.
— Когда?! И как же «Модерн-эйдж»? Что я, по-твоему, должен делать? Почему ты не предупредил заранее…
— Как можно предупредить о лав-стори заранее? Пока. Объявляют посадку. Я напишу тебе из Штатов или позвоню.
— Но, Джон!
Ронни застонал даже, но Галант неумолимо нажал на рычаг. И вздохнул. Хорошо бы спуститься в метро и заявиться к Ронни на рю дю Тампль и рассказать ему и Джессике о Венеции, об истории, происшедшей с ним. Чтобы часть тревоги всосалась в них и вместе они бы переработали тревогу в безобидную оптимистическую энергию. Джессика приготовила бы ланч, и он остался бы у них ночевать. Он готов был уже вновь набрать номер телефона Ронни, но увидел, что со стороны касс Больших Линий вышли четверо жандармов в пилотках, с митральезами, и не спеша двинулись через вокзал, разглядывая толпу.
Галант набрал второй номер. Длиннее парижского, номер начинался с шестнадцати. Ему пришлось долго ждать, пока далеко, в другом конце Франции, наконец взяли трубку.
— Лиз? Ты можешь вытерпеть меня неделю? Я так устал от Парижа…
Она сказала, что может вытерпеть его и две недели. Он сел в метро и поехал на вокзал дю Норд.
40
Месяц он прожил в Нормандии на старой ферме. В последнюю неделю он дважды звонил Ронни Кобальту, делая вид, что звонит из Штатов. Обиженный Ронни все же согласился съездить на рю Алезиа и, когда Галант позвонил ему через несколько дней вторично, сообщил обеспокоенно, что хозяйка через консьержку просила его или возобновить плату за квартиру, или освободить помещение.
— …Я не ожидал от тебя такого легкомыслия, — заключил Ронни. — Между прочим, мы закончили номер, и я отправил его в типографию…
— Поздравляю, — сказал Галант, удовлетворенный тем, что, помимо закономерного недовольства хозяйки, экстраординарных сведений с рю Алезиа не поступило, — искренне поздравляю… Ай эм сорри…
Они помолчали.
— Я оставил твое имя в журнале… Ты по-прежнему эдитор-ан-шеф. Я подумал, что, может быть, ты еще решишь возвратиться.
— Прилечу через несколько дней, — сказал Галант.
— Здорово! — закричал Ронни. — Приезжай. Есть очень интересные материалы. Сделаем блестящий четвертый номер.
Опустив трубку, Галант долго думал о друге, глядя в окно на вечнозеленые кусты, ограждающие ферму Лиз от дороги. Темные и сухие, неостриженные кусты эти напоминали ему волосы Фионы Ивенс…
Апартмент на рю Алезиа показался ему чужим. Он подумал, что, может быть, он привыкнет. Несмотря на разведку, произведенную по его просьбе ничего не подозревающим Ронни, первые часы и дни он ждал, что его арестуют или… второе предположение казалось ему столь же вероятным, как и первое, убьют. Так же, как убили Виктора и Фиону.
Никто не пришел. Он позвонил хозяйке и сказал, что отправил ей чек. Сказал, что был вынужден срочно улететь в Штаты. Что опасно заболел его отец, но, слава Богу, поправился. Хозяйка сказала, что знает его как «справедливого гарсона», что она рада, что отец Джона выкарабкался, и пусть все опять будет как прежде.
Как прежде, увы, не получалось. То есть все было OK, за исключением сознания Галанта. Он осторожно позвонил в консулат и спросил, готов ли его паспорт. Женщина, говорившая по-английски с акцентом, попросила его подождать и, исчезнув надолго, вернулась в момент, когда он, встревоженный и вспотевший, уже собирался бросить трубку и умчаться из апартмента на улицы.
— Ваш паспорт ждет вас уже месяц, мистер Галант, — сказала она, — вы можете забрать его даже сегодня, если хотите. До 16:30.
Сегодня он не захотел. Он уже приспособился к неспешному и менее нервному темпу действий. Звонок, ожидание, первый шаг, второй… третий. Всему свое время. Его могли, он прекрасно знал это, арестовать или убить, вторгшись в его неспешный метод, как если бы он действовал методом спешным, однако он держался своего метода уже только лишь из суеверия.
После трех дней ожидания он явился в консульство. В воротах его прогладили электромагнитным утюгом. Визг! Виновником электромагнитного визга оказался увесистый ключ от фермы Лиз, она дала ему право вторгаться к ней, когда Галант пожелает. Прыщавый неприятный гард-блондин недовольно обвел его водяными глазами рыбы. Какой мерзкий соотечественник, подумал Галант, вспомнив соответствующее стихотворение Чарлза Буковского. Гард в униформе марине служил, разумеется, украшением, нужен был консульству как колонны и картины, но сам, прыщавый, видел себя основным героем спектакля. Старая дама с хриплым голосом выдала ему паспорт, мельком взглянув на фотографию и на лицо Галанта. Он принял паспорт и спрятал его в карман. Если бы его хотели арестовать, то арестовали бы в этот момент. Минуя скамьи, на них сидели французы с перепуганными лицами, ожидая своей очереди в различные окошки и комнаты, Галант направился к выходу. Было такое впечатление, что французы все поголовно имеют за плечами трупы и «мокрые дела». «Почему они так боятся?» — подумал Галант. Боятся по-разному, некоторые широко и слишком открыто улыбаются, напоминая собаку, легшую на спину и обнажившую брюхо более крупной и сильной собаке. Не тронь меня, я твой друг… Все они хотят лететь в Америку, испугаться там. В страну гангстеров и уличных опасностей…
Он забыл о французах, выйдя на пляс де ля Конкорд.
Он увиделся с Ронни Кобальтом и Джессикой. Ел ланч, приготовленный Джессикой, перелистывая журнал, который сам тщательно составлял и собирал всю осень и зиму. Ронни нашел новую, куда более дешевую типографию в Венсенне, и отец Ронни оплатил стоимость печати. Журнал выглядел очень OK, отметил Галант, отец Ронни стал очень хорошим отцом вследствие того, что Ронни образумился, живет с Джессикой, оставил асид и заинтересовался литературным бизнесом. Отец готов заплатить еще за несколько номеров журнала, лишь бы Ронни оставался с Джессикой и при литературе. Галант похвалил качество фотографий, одобрил новое решение макета, порадовался вместе с Ронни тому, что параноидный Пьер Франсуа Жирардон остался доволен публикацией о нем… однако, покинув апартмент на рю дю Тампль, Галант подумал, что Ронни, Джессика, Жирардон кажутся ему теперь детьми, играющими в безопасную тихую игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38