Мне предложили сесть и подождать, что я и сделал. Разговор вертелся вокруг взрыва, который произошел вчера на Елисейских Полях. Бомбу подложили под диванчик в кафе. Два человека погибли. Еще одной женщине раздробило ноги и вырвало пол-лица; она стала калекой и потеряла зрение. Я узнал, что этот взрыв был не первым: несколькими днями раньше бомба взорвалась на почте возле Ратуши: пятидесятилетнюю женщину разорвало на куски. Еще я узнал, что эти бомбы были подложены арабскими террористами, требующими освобождения других арабских террористов, которые сидят во французских тюрьмах за многочисленные убийства.
Около пяти часов я ушел: мне надо было в префектуру полиции, подать заявление об угоне автомобиля. Катрин Лешардуа так и не появилась, в разговоре я почти не участвовал. Надеюсь, установление контакта состоится в другой раз.
Инспектор, принявший мое заявление, был примерно моего возраста. Явно родом из Прованса, на пальце – обручальное кольцо. Я подумал: хорошо ли в Париже его жене, детям, если они у него есть, ему самому? Может быть, жена работает на почте, а детей отдали в ясли? Кто знает.
Как и следовало ожидать, в его голосе звучали горечь и скепсис: «Угоны… с утра до вечера заявления несут… но надежды никакой… их ведь сразу же отпускают…» Я сочувственно кивал в ответ на эти простые и правдивые слова, итог каждодневных наблюдений; но я ничего не мог сделать, чтобы облегчить его бремя.
Под конец, однако, сквозь эту горечь пробились оптимистичные ноты: «Ну ладно, до свидания! Может быть, мы все-таки найдем вашу машину! Чего не бывает!…» Думаю, он охотно сказал бы еще что-нибудь; но больше сказать было нечего.
Глава 6
Еще один шанс
На следующее утро я узнаю, что совершил ошибку. Мне обязательно надо было встретиться с Катрин Лешардуа; то, что я ушел без всяких объяснений, в министерстве сельского хозяйства восприняли плохо.
Я узнаю также – и это для меня неожиданность, – что моя работа по предыдущему контракту оставляла желать лучшего. До сих пор мне не говорили об этом, но мной были недовольны. А сейчас, поручив контракт с министерством сельского хозяйства, дали в некотором смысле еще один шанс. Мой начальник принимает суровый вид, отчего становится похож на героя американского телесериала, и говорит мне: «Знаете, мы ведь на службе у клиентов. В нашей профессии, увы, редко получаешь еще один шанс…»
Мне жаль, что я огорчил этого человека. Он очень красив. Лицо чувственное и в то же время мужественное, седые волосы коротко подстрижены. Белая рубашка из превосходной, очень тонкой ткани, через которую просвечивает мускулистая загорелая грудь. Галстук в косую полоску. Непринужденные и полные силы движения, признак безупречной физической формы.
Единственное оправдание, какое приходит в голову (и даже мне самому кажется малоубедительным), у меня угнали машину. Я даю понять, что нахожусь на грани нервного срыва, но постараюсь справиться с этим состоянием. И тут в душе у начальника что-то происходит; он явно шокирован тем, что у меня угнали машину. Он не знал; он не мог такого предположить; теперь он все понимает. Прощаясь, стоя в дверях кабинета на пушистом светло-сером ковре, он прочувствованно желает мне «держаться».
Глава 7
Катрин, милая Катрин
«Good times are coming
I hear it everywhere I go
Good times are coming
But they're coming slow.»
Neil Young
Девушка в приемной министерства сельского хозяйства сегодня опять в кожаной мини-юбке; но на сей раз я не нуждаюсь в ее помощи, чтобы найти комнату 6017. С первых же минут встречи с Катрин Лешардуа все мои опасения подтверждаются. Ей 25 лет, у нее высшее технологическое образование и гнилые передние зубы; ее агрессивность достойна удивления:
– Хочу надеяться, что с этой вашей программой не будет проблем! Не как с предыдущей, которую мы у вас купили… та была просто кошмар. Конечно, ведь у нас не я решаю, что покупать. Зато потом, когда надо исправлять чужие промахи, бегут ко мне… – и т.д.
Объясняю ей, что я в нашей фирме тоже не решаю, что продавать. Или что производить. На самом деле я вообще ничего не решаю. Ни она, ни я не принимаем никаких решений. Я просто пришел помочь, передать несколько экземпляров печатной инструкции, попробовать вместе запустить учебную программу… Но Катрин невозможно унять. Ярость ее неистова и безмерна. Теперь она говорит о методологии. По ее мнению, всем бы надо придерживаться строгой методологии, основанной на широко структурированном программировании; а вместо этого царит анархия, программы пишутся как попало, каждый в своем углу творит что хочет, не думая о других, нет взаимодействия, нет общей перспективы, нет согласованности, Париж – это жуткий город, люди не общаются друг с другом, равнодушны даже к работе, всё сплошная показуха, закончена работа или нет – каждый в шесть вечера рвется домой, и всем на всё плевать.
Она предлагает вместе выпить кофе. Я, разумеется, соглашаюсь. Кофе надо наливать из автомата. У меня нет мелочи, и она дает мне два франка. Кофе отвратительный, но это не останавливает ее словоизвержения. В Париже хоть сдохни посреди улицы – всем на тебя наплевать. У нее на родине, в Беарне, совсем не так. Каждый уик-энд она возвращается к себе на родину, в Беарн. А по вечерам посещает курсы повышения квалификации, чтобы продвинуться по службе. Возможно, через три года она получит диплом инженера.
Инженера. Я – инженер. Я должен что-то сказать. Слегка осипшим голосом интересуюсь:
– Какие курсы?
– Курсы экономического менеджмента, факторного анализа, программирования, ведения финансовой отчетности.
– Сколько работы… – осторожно замечаю я.
Да, работы много, но она работы не боится. Часто засиживается у себя в кабинете до полуночи, чтобы доделать домашние задания. Да и как иначе, ведь в жизни надо бороться, если хочешь чего-то достичь, она всегда так считала.
Мы снова поднимаемся по лестнице в ее кабинет. «Что ж, борись, милая Катрин…» – размышляю я с грустью. Она не блещет красотой. Помимо гнилых зубов, у нее еще и тусклые волосы, и маленькие, сверкающие злобой глазки. Грудь плоская, равно как и зад. Да, Господь Бог обошелся с ней неласково.
Думаю, мы с ней отлично поладим. По-видимому, она решила сама всё организовать, всё взять в свои руки, мне останется только приходить и давать ей необходимые пояснения. Это меня вполне устраивает; мне совсем не хочется с ней спорить. Вряд ли она в меня влюбится; у меня создалось впечатление, что она вообще не способна сблизиться с мужчиной.
К одиннадцати часам в кабинет шумно врывается новое лицо. Это некий Патрик Леруа, очевидно, он сидит в одной комнате с Катрин. Цветастая рубашка, джинсы, туго обтягивающие ягодицы, на поясе – связка ключей, звякающая при ходьбе. Он сообщает нам, что здорово вымотался. Провел ночь в джазовом клубе с приятелем, и им удалось «снять двух телок». В общем, он доволен.
Все время до обеда он будет звонить по телефону. Разговаривает он громко.
Тема третьего разговора сама по себе весьма печальна: одна их общая знакомая, его и его собеседницы, погибла в автомобильной аварии. И есть отягчающее обстоятельство – за рулем был другой их общий знакомый, которого он называет «этот самый Фред». Так вот, этот самый Фред совершенно не пострадал.
Все это по идее очень прискорбно, но циничная вульгарность его манер, задранные на стол ноги и идиотский жаргон заставляют забыть, о чем, собственно, речь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Около пяти часов я ушел: мне надо было в префектуру полиции, подать заявление об угоне автомобиля. Катрин Лешардуа так и не появилась, в разговоре я почти не участвовал. Надеюсь, установление контакта состоится в другой раз.
Инспектор, принявший мое заявление, был примерно моего возраста. Явно родом из Прованса, на пальце – обручальное кольцо. Я подумал: хорошо ли в Париже его жене, детям, если они у него есть, ему самому? Может быть, жена работает на почте, а детей отдали в ясли? Кто знает.
Как и следовало ожидать, в его голосе звучали горечь и скепсис: «Угоны… с утра до вечера заявления несут… но надежды никакой… их ведь сразу же отпускают…» Я сочувственно кивал в ответ на эти простые и правдивые слова, итог каждодневных наблюдений; но я ничего не мог сделать, чтобы облегчить его бремя.
Под конец, однако, сквозь эту горечь пробились оптимистичные ноты: «Ну ладно, до свидания! Может быть, мы все-таки найдем вашу машину! Чего не бывает!…» Думаю, он охотно сказал бы еще что-нибудь; но больше сказать было нечего.
Глава 6
Еще один шанс
На следующее утро я узнаю, что совершил ошибку. Мне обязательно надо было встретиться с Катрин Лешардуа; то, что я ушел без всяких объяснений, в министерстве сельского хозяйства восприняли плохо.
Я узнаю также – и это для меня неожиданность, – что моя работа по предыдущему контракту оставляла желать лучшего. До сих пор мне не говорили об этом, но мной были недовольны. А сейчас, поручив контракт с министерством сельского хозяйства, дали в некотором смысле еще один шанс. Мой начальник принимает суровый вид, отчего становится похож на героя американского телесериала, и говорит мне: «Знаете, мы ведь на службе у клиентов. В нашей профессии, увы, редко получаешь еще один шанс…»
Мне жаль, что я огорчил этого человека. Он очень красив. Лицо чувственное и в то же время мужественное, седые волосы коротко подстрижены. Белая рубашка из превосходной, очень тонкой ткани, через которую просвечивает мускулистая загорелая грудь. Галстук в косую полоску. Непринужденные и полные силы движения, признак безупречной физической формы.
Единственное оправдание, какое приходит в голову (и даже мне самому кажется малоубедительным), у меня угнали машину. Я даю понять, что нахожусь на грани нервного срыва, но постараюсь справиться с этим состоянием. И тут в душе у начальника что-то происходит; он явно шокирован тем, что у меня угнали машину. Он не знал; он не мог такого предположить; теперь он все понимает. Прощаясь, стоя в дверях кабинета на пушистом светло-сером ковре, он прочувствованно желает мне «держаться».
Глава 7
Катрин, милая Катрин
«Good times are coming
I hear it everywhere I go
Good times are coming
But they're coming slow.»
Neil Young
Девушка в приемной министерства сельского хозяйства сегодня опять в кожаной мини-юбке; но на сей раз я не нуждаюсь в ее помощи, чтобы найти комнату 6017. С первых же минут встречи с Катрин Лешардуа все мои опасения подтверждаются. Ей 25 лет, у нее высшее технологическое образование и гнилые передние зубы; ее агрессивность достойна удивления:
– Хочу надеяться, что с этой вашей программой не будет проблем! Не как с предыдущей, которую мы у вас купили… та была просто кошмар. Конечно, ведь у нас не я решаю, что покупать. Зато потом, когда надо исправлять чужие промахи, бегут ко мне… – и т.д.
Объясняю ей, что я в нашей фирме тоже не решаю, что продавать. Или что производить. На самом деле я вообще ничего не решаю. Ни она, ни я не принимаем никаких решений. Я просто пришел помочь, передать несколько экземпляров печатной инструкции, попробовать вместе запустить учебную программу… Но Катрин невозможно унять. Ярость ее неистова и безмерна. Теперь она говорит о методологии. По ее мнению, всем бы надо придерживаться строгой методологии, основанной на широко структурированном программировании; а вместо этого царит анархия, программы пишутся как попало, каждый в своем углу творит что хочет, не думая о других, нет взаимодействия, нет общей перспективы, нет согласованности, Париж – это жуткий город, люди не общаются друг с другом, равнодушны даже к работе, всё сплошная показуха, закончена работа или нет – каждый в шесть вечера рвется домой, и всем на всё плевать.
Она предлагает вместе выпить кофе. Я, разумеется, соглашаюсь. Кофе надо наливать из автомата. У меня нет мелочи, и она дает мне два франка. Кофе отвратительный, но это не останавливает ее словоизвержения. В Париже хоть сдохни посреди улицы – всем на тебя наплевать. У нее на родине, в Беарне, совсем не так. Каждый уик-энд она возвращается к себе на родину, в Беарн. А по вечерам посещает курсы повышения квалификации, чтобы продвинуться по службе. Возможно, через три года она получит диплом инженера.
Инженера. Я – инженер. Я должен что-то сказать. Слегка осипшим голосом интересуюсь:
– Какие курсы?
– Курсы экономического менеджмента, факторного анализа, программирования, ведения финансовой отчетности.
– Сколько работы… – осторожно замечаю я.
Да, работы много, но она работы не боится. Часто засиживается у себя в кабинете до полуночи, чтобы доделать домашние задания. Да и как иначе, ведь в жизни надо бороться, если хочешь чего-то достичь, она всегда так считала.
Мы снова поднимаемся по лестнице в ее кабинет. «Что ж, борись, милая Катрин…» – размышляю я с грустью. Она не блещет красотой. Помимо гнилых зубов, у нее еще и тусклые волосы, и маленькие, сверкающие злобой глазки. Грудь плоская, равно как и зад. Да, Господь Бог обошелся с ней неласково.
Думаю, мы с ней отлично поладим. По-видимому, она решила сама всё организовать, всё взять в свои руки, мне останется только приходить и давать ей необходимые пояснения. Это меня вполне устраивает; мне совсем не хочется с ней спорить. Вряд ли она в меня влюбится; у меня создалось впечатление, что она вообще не способна сблизиться с мужчиной.
К одиннадцати часам в кабинет шумно врывается новое лицо. Это некий Патрик Леруа, очевидно, он сидит в одной комнате с Катрин. Цветастая рубашка, джинсы, туго обтягивающие ягодицы, на поясе – связка ключей, звякающая при ходьбе. Он сообщает нам, что здорово вымотался. Провел ночь в джазовом клубе с приятелем, и им удалось «снять двух телок». В общем, он доволен.
Все время до обеда он будет звонить по телефону. Разговаривает он громко.
Тема третьего разговора сама по себе весьма печальна: одна их общая знакомая, его и его собеседницы, погибла в автомобильной аварии. И есть отягчающее обстоятельство – за рулем был другой их общий знакомый, которого он называет «этот самый Фред». Так вот, этот самый Фред совершенно не пострадал.
Все это по идее очень прискорбно, но циничная вульгарность его манер, задранные на стол ноги и идиотский жаргон заставляют забыть, о чем, собственно, речь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28