Я немного знаю этого парня; три года назад мы одновременно пришли сюда работать, сидели в одной комнате. Как-то раз мы с ним рассуждали о цивилизации. Он говорил – и в каком-то смысле действительно в это верил, – что увеличение информационного потока внутри общества само по себе благотворно. Что свобода – это и есть возможность установить разнообразные взаимосвязи между людьми, проектами, организациями, службами. По его мнению, максимум свободы выражается в максимуме выбора. Пользуясь метафорой, заимствованной из механики твердых тел, он называл эти варианты выбора степенями свободы.
Помню, мы с ним сидели возле центральной компьютерной. Тихо жужжал кондиционер. Он сравнивал общество с мозгом, а людей – с мозговыми клетками, между которыми и в самом деле желательно установить максимум взаимосвязей. Но на этом аналогия заканчивалась. Потому что он был либералом и не особенно одобрял то, что мозгу необходимо: идею унификации.
Его собственная жизнь, как я узнал позже, была сугубо функциональной. Он жил в однокомнатной квартире в пятнадцатом округе. Стоимость отопления была включена в квартирную плату. Домой он приходил, можно сказать, только спать, потому что работал очень много, а в нерабочее время часто еще читал журнал «Майкро-системз». Лично для него эти пресловутые степени свободы сводились к выбору ужина по «минителю» (у себя дома он пользовался этой новой по тем временам услугой: доставкой горячих блюд в нужный срок, и вдобавок достаточно быстро).
Мне нравилось смотреть, как он составляет себе меню по «минителю», стоящему на левом углу письменного стола. Я шутливо интересовался, не заказывает ли он на дом интимные услуги; на самом деле я убежден, что он был девственником.
По-своему он был счастлив. С полным основанием считал себя одним из участников компьютерной революции. Каждый прорыв в информационно-коммуникационных технологиях, каждый новый шаг к глобализации Интернета он рассматривал как личную победу. Он голосовал за социалистов. И, удивительное дело, обожал Гогена.
Глава 11
Мне не довелось снова встретиться с Жан-Ивом Фрео; да и к чему, собственно? В сущности, у нас с ним было мало общего. Так или иначе, в наше время люди вообще редко встречаются снова, даже в том случае, если когда-то почувствовали расположение друг к другу с первого взгляда. Бывает, завязывается оживленный разговор на темы, далекие от повседневности; порой встреча заканчивается плотским соитием. Конечно, при такой встрече обмениваются телефонами; но потом, как правило, никто никому не звонит. А если все-таки звонит, то при новой встрече радость быстро сменяется разочарованием. Поверьте мне, я знаю жизнь; прошлое забыто и заперто на замок.
Это постепенное ослабление связей между людьми представляет известные проблемы для романиста. В самом деле, как теперь рассказать о бурной страсти, растянувшейся на долгие годы, последствия которой ощущают порой несколько поколений? Мы далеко ушли от «Грозового перевала», и это еще мягко сказано. Жанр романа не приспособлен для того, чтобы описывать безразличие или пустоту; надо бы изобрести какую-то другую модель, более ровную, более лаконичную, более унылую.
Если отношения между людьми мало-помалу становятся невозможными, то дело тут, конечно же, в множественности степеней свободы – явлении, восторженным провозвестником которого выступал Жан-Ив Фрео. У него самого не было никаких связей, я уверен в этом; он обладал максимальной свободой. Я говорю это без всякой издевки. Как я уже сказал, это был счастливый человек; однако я не завидую его счастью.
Порода мыслителей-компьютерщиков, к которой принадлежал Жан-Ив Фрео, встречается чаще, чем можно было бы подумать. В каждой средних размеров фирме есть один, реже – два таких человека. Кроме того, большинство людей безотчетно допускают, что всякая связь, в особенности связь между людьми, сводится к обмену информацией (конечно, если в понятие информации включить сообщения не только делового характера, но и другие, то есть затрагивающие чувства). При таких условиях мыслитель-компьютерщик быстро превратится в мыслителя, наблюдающего за переменами в обществе. Суждения его часто будут блестящими, а потому убедительными; в них даже может присутствовать и некоторая эмоциональность.
На следующий день – опять-таки во время прощального застолья, но на сей раз в министерстве сельского хозяйства – мне довелось побеседовать с теоретиком, которого, как обычно, сопровождала Катрин Лешардуа. Сам он никогда не встречался с Жаном-Ивом Фрео и не имел шансов встретиться в будущем. Но если бы такая встреча состоялась, дискуссия, надо думать, велась бы на высоком уровне и с утонченной любезностью. Вероятно, они пришли бы к единому мнению насчет таких ценностей, как свобода, открытость, а также систематизация человеческих контактов, охватывающая всю совокупность общественной жизни.
Поводом для вечеринки был уход на пенсию одного из сотрудников, человека небольшого роста, лет шестидесяти, седого и в очках с толстыми стеклами. Коллеги скинулись и купили ему в подарок спиннинг – японскую модель, чудо техники, с трехскоростной катушкой и кнопкой, регулирующей длину удилища, – но он об этом еще не знал. Он стоял на видном месте, возле бутылок с шампанским. Все поочередно подходили к нему, чтобы дружески похлопать по плечу, а то и напомнить что-нибудь из прошлого.
Затем начальник отдела разработок по информатике взял слово. Чудовищно трудно, заявил он без предисловий, рассказать в коротком выступлении о тридцати годах жизни, всецело отданных делу информатизации сельского хозяйства. Луи Лендон, напомнил он, еще застал героическую эпоху информатики: перфокарты! перебои в питании! магнитные барабаны! При каждом восклицании он широко раскидывал руки, словно призывая присутствующих мысленно перенестись в ту давнюю эпоху.
Виновник торжества многозначительно улыбался, покусывал усы, что выглядело несколько неэстетично, но в целом держался хорошо.
Луи Лендон, с энтузиазмом завершил свою речь начальник отдела, внес неоценимый вклад в информатизацию сельского хозяйства. Без него компьютерный центр министерства был бы не вполне таким, каким стал сейчас. И это факт, которого не сможет отрицать ни один из его теперешних, да и будущих (тут его голос слегка зазвенел) коллег.
Затем раздались дружные аплодисменты, длившиеся с полминуты. Девушка, избранная среди самых непорочных, вручила новоиспеченному пенсионеру его спиннинг. Он радостно, но осторожно взмахнул подарком. Это послужило сигналом, и все двинулись к столу. Начальник отдела подошел к Луи Лендону, обхватил его рукой за плечи и неторопливо пошел рядом, чтобы тепло и задушевно сказать ему несколько слов наедине.
Тут теоретик, улучив момент, шепнул мне, что Луи Лендон все же принадлежал к другому поколению компьютерщиков. Он писал программы, руководствуясь не методом, а скорее интуицией; ему всегда было трудно следовать принципам функционального анализа; многое в методе «Дикая вишня» осталось для него мертвой буквой. Все его программы следовало бы переписать заново; в последние два года ему мало что поручали, он был в общем-то не у дел. Его человеческие качества тут совершенно ни при чем, с жаром добавил теоретик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28