— Шарова-то не будет скоро. А гитаристы, сами говорите, нужны.
— А где он служит, твой корешок? — спросил Чумаков.
— В танковом батальоне.
Через неделю Савельев появился в оркестре.
— Так! — сказал капитан, — прощупывая Савельева глазами. — Так-так-так! Ну, давай, рядовой, сыграй.
— На чем? — тупо спросил Валера, помаргивая глазками.
— Как на чем? — удивился Чумаков. — Ты же у нас гитарист, ебть.
— Гитарист, гитарист, — горячо подтвердил я, так как Валера, оказавшись в непривычной для себя обстановке, временно лишился дара речи.
Убедившись, что от Савельева он ничего не добьется, капитан стал обращаться к нему через меня.
— Скажи ему, чтобы он сыграл, — попросил он.
— Товарищ капитан просют сыграть, — проорал я упорно продолжающему молчать Савельеву.
Тот в ответ засопел. Прошло минуты две.
— Ну, и чего он молчит? — нахмурился Чумаков. — Он что, немой, ебть?
— Он молчит, потому что у него гитары нету, — объяснил я, — когда призывали, не додумался взять ее с собой. Решил, наверное, зачем ему в танке гита-ра?
— А как же я его прослушаю без гитары, ебть? — задал вполне разумный во-прос Чумаков.
Очевидно, в это мгновение идиот из него вышел. Но тут же вернулся обратно.
— Без гитары, конечно, как же прослушаешь? — согласился я. — Без гитары никак не прослушаешь.
Савельев перестал моргать и, уставившись в потолок, бессмысленно ухмыльнулся.
Капитан начал нервничать.
— Ну что, Савельев, так и будем через переводчика общаться? — раздраженно спросил он.
— Зачем через переводчика? — неожиданно оживился Савельев. — Я и сам могу.
— А раз можешь, — еще больше раздражался капитан, — ответь мне на тонкий намек. На хера мне музыкант без инструмента, ебть?
Но Савельев снова заткнулся.
— Товарищ капитан, — решил я взять инициативу в свои руки, — гитара у него дома. Точнее, не у него, а у его приятеля. Он ее продал. Я думаю, его надо отпустить. Он денег раздобудет и перекупит гитару обратно.
— Ну, и сколько тебе понадобится времени? — обратился Чумаков к переминающемуся с ноги на ногу Савельеву.
А тот словно воды в рот набрал. Молчит и все.
— Я думаю, дня три, — бойко ответил за него я. — Пока денег раздобудет, то да се… Дня три, не меньше.
Капитану позарез нужен был гитарист. И, махнув рукой, он выписал увольнительную на трое суток.
Потрясенный Савельев собрался в поездку.
— Без гитары не возвращайся, — напутствовал его я.
— Гитару-то я достану, — возбужденно шептал Валера, — а дальше что?
Через три дня посвежевший и отдохнувший Савельев вернулся из свалившегося с неба отпуска. Гитара была при нем. Электрическая, прошу заметить.
Прекрасно отдавая себе отчет, что на первой же репетиции обман будет раскрыт, мы стали разрабатывать план дальнейших действий.
На следующее утро капитан представил оркестру нового гитариста. Новый гитарист с достоинством, но несколько сумбурно начал расшаркиваться. Я закашлялся, предчувствуя приближение бури.
Чумаков раздал ноты, на ходу спросил у Савельева:
— Разберешься, ебть? — и, не дождавшись ответа, взмахнул палочкой.
Оркестр грянул «Прощание славянки», а Валера принялся нежно, не прикасаясь, шарить кривыми пальчиками возле струн.
Капитан поковырялся в ухе и, подозрительно посмотрев на моего протеже, сказал:
— Ебть, Савельев. Чтой-то я гитары не слышу. Громкость прибавь.
Валера прибавил и снова принялся ласково полоскать пальчиками около струн.
Страшная догадка озарила Чумакова, и, приказав оркестру замолчать, он попросил Валеру сыграть свою партию индивидуально.
Тот брямкнул по гитаре что было силы, и та, издав бессмысленный, крякающий звук, сникла.
Чумаков, красный как рак, прошипел:
— Вы что же это, ебть, за идиота меня принимаете?
Как в воду смотрел. Репетиция была сорвана, а сам Чумаков, перейдя на «вы», затеял грязный скандал.
Была у него такая привычка — прежде чем обволочь оппонента матюшками, с короткого «ты» перейти на дистанционное «вы». Он находил особую пикантность в том, чтобы, посылая «к ебене матери» и другим хорошо известным направлениям, почтительно обращаться к нему на «вы». Ему казалось, что так обидней.
Над оркестром завис матерный туман такой плотности, что пробиться сквозь него не смог бы ни один известный мне современный летательный аппарат.
Наконец туман начал рассеиваться, и на тающем его фоне силуэтно проявилась крепкая капитанская фигура. Фигура села за стол, протерла запотевшую лысину и с пророческими словами: «Ишь, бля, мудака нашли, ебть!» — закурила.
Все! Фонтан иссяк, и буря улеглась.
Можно было переходить ко второму пункту коварного замысла, суть которого заключалась в следующем.
Была у Чумакова мечта: «Москвич!» Мечта эта была немолода. Было ей к моменту нашего знакомства лет семь-восемь. Автомобили в ту пору доставались непросто, и, для того чтобы мечта осуществилась, надо было становиться в долгую очередь, а ждать Чумаков не любил. Он был нетерпелив по своей природе. Ему хотелось, чтобы сразу. Как по мановению волшебной палочки. Вот на этом пустячке мы и собрались раскрутить шефа.
Понятно, что после случившегося путь у Савельева был один — возвращение в родной, поджидающий его с топором танковый батальон. Ну, и меня туда же. За компанию. А потому, переждав, пока Чумаков отгремит, я вкрадчиво сказал:
— Товарищ капитан, в роту вы всегда успеете нас отправить. Но в таком случае вы рискуете остаться без «Москвича».
— Какого еще такого москвича? — искренне изумился Чумаков.
— Четыреста двенадцатого!
— Вот еще, е-мое! Так у меня ж его и не было никогда, ебть!
— А мог бы быть, между прочим.
— Каким это образом, интересно, хотелось бы мне узнать? — заволновался Чумаков, почувствовав, что сказка вот-вот может обратиться былью.
Я попал в точку. Надо было ковать, пока горячо.
— Мать Валеры работает на военном заводе. Номерном! — жарко заговорил я. — Ну, не мне вам объяснять, что такое военный завод и какие у них лимиты. Там этих машин как собак недорезанных…
Капитан слушал, открыв рот. А я себя ощущал Остапом, выступающим перед жителями Васюков.
— …Деньги есть, — наговаривал я, не понижая градуса, — пожалуйста, товарищ капитан, получай свой законный заработанный «Москвич» безо всякой очереди. И главное — никому переплачивать не надо. Небось знаете, сколько хануриков бродит, лохов выискивают. Это я не про вас, товарищ капитан. Это я так, вообще. А тут, сами понимаете, военный завод. Гарантия!
— Ты это серьезно? — у Чумакова даже голова закружилась от волнения.
— Какие шутки, Альберт Никандрыч?
Иногда, в минуты особой близости, я обращался к нему по имени-отчеству. И сейчас такая минута наступила. От капитана ко мне шла такая волна умиления и тепла.
— Савельев, а вы меня на понт не берете? — обратился к Валере окрыленный внезапной перспективой получения без-очередного автомобиля капитан. Словно это был не Савельев, а некий эталон че-стности.
— Никак нет! — бессовестно соврало мерило правды.
— Ну, и сколько тебе понадобится на рекогносцировку?
— Да деньков восемь! — не моргнул глазом Савельев.
У меня начало создаваться впечатление, что мой дружок на глазах борзеет. Но что интересно: Чумаков мою точку зрения не разделял. Он уже целиком настроился на «Москвич», а потому никакой борзости в ответе подчиненного не разглядел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— А где он служит, твой корешок? — спросил Чумаков.
— В танковом батальоне.
Через неделю Савельев появился в оркестре.
— Так! — сказал капитан, — прощупывая Савельева глазами. — Так-так-так! Ну, давай, рядовой, сыграй.
— На чем? — тупо спросил Валера, помаргивая глазками.
— Как на чем? — удивился Чумаков. — Ты же у нас гитарист, ебть.
— Гитарист, гитарист, — горячо подтвердил я, так как Валера, оказавшись в непривычной для себя обстановке, временно лишился дара речи.
Убедившись, что от Савельева он ничего не добьется, капитан стал обращаться к нему через меня.
— Скажи ему, чтобы он сыграл, — попросил он.
— Товарищ капитан просют сыграть, — проорал я упорно продолжающему молчать Савельеву.
Тот в ответ засопел. Прошло минуты две.
— Ну, и чего он молчит? — нахмурился Чумаков. — Он что, немой, ебть?
— Он молчит, потому что у него гитары нету, — объяснил я, — когда призывали, не додумался взять ее с собой. Решил, наверное, зачем ему в танке гита-ра?
— А как же я его прослушаю без гитары, ебть? — задал вполне разумный во-прос Чумаков.
Очевидно, в это мгновение идиот из него вышел. Но тут же вернулся обратно.
— Без гитары, конечно, как же прослушаешь? — согласился я. — Без гитары никак не прослушаешь.
Савельев перестал моргать и, уставившись в потолок, бессмысленно ухмыльнулся.
Капитан начал нервничать.
— Ну что, Савельев, так и будем через переводчика общаться? — раздраженно спросил он.
— Зачем через переводчика? — неожиданно оживился Савельев. — Я и сам могу.
— А раз можешь, — еще больше раздражался капитан, — ответь мне на тонкий намек. На хера мне музыкант без инструмента, ебть?
Но Савельев снова заткнулся.
— Товарищ капитан, — решил я взять инициативу в свои руки, — гитара у него дома. Точнее, не у него, а у его приятеля. Он ее продал. Я думаю, его надо отпустить. Он денег раздобудет и перекупит гитару обратно.
— Ну, и сколько тебе понадобится времени? — обратился Чумаков к переминающемуся с ноги на ногу Савельеву.
А тот словно воды в рот набрал. Молчит и все.
— Я думаю, дня три, — бойко ответил за него я. — Пока денег раздобудет, то да се… Дня три, не меньше.
Капитану позарез нужен был гитарист. И, махнув рукой, он выписал увольнительную на трое суток.
Потрясенный Савельев собрался в поездку.
— Без гитары не возвращайся, — напутствовал его я.
— Гитару-то я достану, — возбужденно шептал Валера, — а дальше что?
Через три дня посвежевший и отдохнувший Савельев вернулся из свалившегося с неба отпуска. Гитара была при нем. Электрическая, прошу заметить.
Прекрасно отдавая себе отчет, что на первой же репетиции обман будет раскрыт, мы стали разрабатывать план дальнейших действий.
На следующее утро капитан представил оркестру нового гитариста. Новый гитарист с достоинством, но несколько сумбурно начал расшаркиваться. Я закашлялся, предчувствуя приближение бури.
Чумаков раздал ноты, на ходу спросил у Савельева:
— Разберешься, ебть? — и, не дождавшись ответа, взмахнул палочкой.
Оркестр грянул «Прощание славянки», а Валера принялся нежно, не прикасаясь, шарить кривыми пальчиками возле струн.
Капитан поковырялся в ухе и, подозрительно посмотрев на моего протеже, сказал:
— Ебть, Савельев. Чтой-то я гитары не слышу. Громкость прибавь.
Валера прибавил и снова принялся ласково полоскать пальчиками около струн.
Страшная догадка озарила Чумакова, и, приказав оркестру замолчать, он попросил Валеру сыграть свою партию индивидуально.
Тот брямкнул по гитаре что было силы, и та, издав бессмысленный, крякающий звук, сникла.
Чумаков, красный как рак, прошипел:
— Вы что же это, ебть, за идиота меня принимаете?
Как в воду смотрел. Репетиция была сорвана, а сам Чумаков, перейдя на «вы», затеял грязный скандал.
Была у него такая привычка — прежде чем обволочь оппонента матюшками, с короткого «ты» перейти на дистанционное «вы». Он находил особую пикантность в том, чтобы, посылая «к ебене матери» и другим хорошо известным направлениям, почтительно обращаться к нему на «вы». Ему казалось, что так обидней.
Над оркестром завис матерный туман такой плотности, что пробиться сквозь него не смог бы ни один известный мне современный летательный аппарат.
Наконец туман начал рассеиваться, и на тающем его фоне силуэтно проявилась крепкая капитанская фигура. Фигура села за стол, протерла запотевшую лысину и с пророческими словами: «Ишь, бля, мудака нашли, ебть!» — закурила.
Все! Фонтан иссяк, и буря улеглась.
Можно было переходить ко второму пункту коварного замысла, суть которого заключалась в следующем.
Была у Чумакова мечта: «Москвич!» Мечта эта была немолода. Было ей к моменту нашего знакомства лет семь-восемь. Автомобили в ту пору доставались непросто, и, для того чтобы мечта осуществилась, надо было становиться в долгую очередь, а ждать Чумаков не любил. Он был нетерпелив по своей природе. Ему хотелось, чтобы сразу. Как по мановению волшебной палочки. Вот на этом пустячке мы и собрались раскрутить шефа.
Понятно, что после случившегося путь у Савельева был один — возвращение в родной, поджидающий его с топором танковый батальон. Ну, и меня туда же. За компанию. А потому, переждав, пока Чумаков отгремит, я вкрадчиво сказал:
— Товарищ капитан, в роту вы всегда успеете нас отправить. Но в таком случае вы рискуете остаться без «Москвича».
— Какого еще такого москвича? — искренне изумился Чумаков.
— Четыреста двенадцатого!
— Вот еще, е-мое! Так у меня ж его и не было никогда, ебть!
— А мог бы быть, между прочим.
— Каким это образом, интересно, хотелось бы мне узнать? — заволновался Чумаков, почувствовав, что сказка вот-вот может обратиться былью.
Я попал в точку. Надо было ковать, пока горячо.
— Мать Валеры работает на военном заводе. Номерном! — жарко заговорил я. — Ну, не мне вам объяснять, что такое военный завод и какие у них лимиты. Там этих машин как собак недорезанных…
Капитан слушал, открыв рот. А я себя ощущал Остапом, выступающим перед жителями Васюков.
— …Деньги есть, — наговаривал я, не понижая градуса, — пожалуйста, товарищ капитан, получай свой законный заработанный «Москвич» безо всякой очереди. И главное — никому переплачивать не надо. Небось знаете, сколько хануриков бродит, лохов выискивают. Это я не про вас, товарищ капитан. Это я так, вообще. А тут, сами понимаете, военный завод. Гарантия!
— Ты это серьезно? — у Чумакова даже голова закружилась от волнения.
— Какие шутки, Альберт Никандрыч?
Иногда, в минуты особой близости, я обращался к нему по имени-отчеству. И сейчас такая минута наступила. От капитана ко мне шла такая волна умиления и тепла.
— Савельев, а вы меня на понт не берете? — обратился к Валере окрыленный внезапной перспективой получения без-очередного автомобиля капитан. Словно это был не Савельев, а некий эталон че-стности.
— Никак нет! — бессовестно соврало мерило правды.
— Ну, и сколько тебе понадобится на рекогносцировку?
— Да деньков восемь! — не моргнул глазом Савельев.
У меня начало создаваться впечатление, что мой дружок на глазах борзеет. Но что интересно: Чумаков мою точку зрения не разделял. Он уже целиком настроился на «Москвич», а потому никакой борзости в ответе подчиненного не разглядел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31