Фрагмент одной из газетных статей, связанных с Посылкой:
"...Подсчитаем случайности. Случайность, что ЭТО произошло именно здесь, неподалеку от маленькой деревушки в Калининской области, а не в пустыне Сахара, не в канадской тайге и не посреди Австралии, где никто не живет. Случайностью было то, что Посылка - давайте и в самом деле пользоваться таким метким названием, пущенным в ход кем-то из ученых,- вообще попала на сушу, а не угодила в океан, море, крупное озеро. Случайность, что четыре человека оказались поблизости, и поэтому место падения было сразу же найдено. Значит, человечество могло и не заметить, что ему адресована Посылка! Вполне вероятно! Впрочем, может быть, ему еще и не удастся понять, что именно послано".
11 августа. 11 часов 30 минут- 11 часов 52 минуты
Впереди было большое ржаное поле; оно отлого спускалось к далекой полоске кустарника. В просветах полоски виднелась медленная речка с красивым названием Мета. На другом берегу местность вновь поднималась - нетронутый массив луговой травы уходил к горизонту. А слева за рекой был бело-зеленый высокий островок березовой рощи, и солнце сейчас висело прямо над ним. Поправив на плече ремень этюдника, Гелий сказал:
- Никак не могу привыкнуть. Понимаете, здесь каждый раз другой свет. У меня на берегу есть любимое место, сейчас увидите. Так вот, я часто пишу один и тот же вид, и каждый раз он новый.
Художник первым ступил на тропинку, чуть видневшуюся в густых колосьях набирающей золото ржи, и стал спускаться к речке. Таня и Кирилл двинулись следом. Маленькая деревушка - всего шесть домов - осталась позади. Сделав первый шаг, Таня подумала: еще только вчера жизнь была самой обыкновенной и состояла из машин, ослепительных огней, теснящихся домов в десятки этажей и множества людей; еще вчера был самый обычный городской августовский вечер, но в семь вечера они сели в машину, четыре с половиной часа езды, и утром проснулись совсем в другом мире, время остановилось; и вот теперь есть только эта величавая, спокойная, вечная природа. Так здесь было, наверное, и триста лет, и сто, и десять лет назад.
Небо в этот час было прозрачно-голубым и бездонным. Легкий ветерок поднимал на поверхности поля золотую рябь. Воздух был пронизан утренними солнечными лучами; он жил какой-то своей особой и загадочной жизнью, наполненной тихим звоном множества крылышек и мягким жужжанием.
- Я думаю, вы не пожалеете, что сюда приехали,- сказал Гелий.- Неделю, во всяком случае, как-нибудь выдержите.
- Выдержим и больше,- пообещал Кирилл.
- А сейчас программа такая. Я буду рисовать, а вы гуляйте, купайтесь, загорайте. Здесь никого нет, ты, Кирилл, можешь быть спокоен: ни интервью, ни автографов, ни разговоров. Устал небось? Ты ж у нас теперь ну как кинозвезда, как эстрадный певец.
- Теперь, бывает, хоть маску надевай,- беззаботно ответил Кирилл.- Вот художнику, даже такому знаменитому, как ты, куда проще. Никто не знает, какой ты из себя, видят только картины.
- А автопортреты? - спросил Гелий.
Лукаво прищурясь, Кирилл осмотрел старую ковбойку, обтягивающую широкую спину знаменитого художника Ковалева, и сказал:
- Автопортрет - это значит автовзгляд, который, я считаю, почти всегда ошибочен. Верен только взгляд со стороны, и даже не один взгляд, а нечто среднее, выведенное из множества взглядов...
Он приготовился развивать
эту пришедшую мысль дальше - она понравилась ему, но Таня вдруг возмутилась:
- Рационалист! Математик! Да как ты можешь сейчас об этом говорить?!
- АО чем надо говорить?
- Надо молчать! Если нет ничего больше, только вот это,- она сделала такой жест, как будто хотела охватить сразу все: небо, солнце, поле, рощу, речку, воздух,- тогда надо молчать! Молчать и думать о том, о чем никогда не думаешь в городе.
Художник хмыкнул.
- Пожалуй, Таня права.
Они дошли до конца тропинки, пробрались сквозь кустарник и оказались на маленьком, поросшем травой уступе, нависшем над песчаной отмелью, треугольником уходившей в реку. Березовая роща на том берегу отсюда казалась уже не пятном, а стала бело-зелеными деревьями, и у каждого был свой возраст, характер и была своя судьба.
Остановившись, художник снял с плеча этюдник.
- Это здесь...
Несколько минут все трое молча смотрели на рощу, как будто открывая в ней все новые и новые черты. Потом с неожиданной твердостью Гелий сказал:
- Вы помните? Когда я уговаривал вас ко мне приехать, единственным условием было...
- Да, да,- поспешно ответила Таня,- мы уходим!
- Возвращайтесь часа через два-три, пойдем готовить обед.
Художник остался один; он не любил, когда кто-то смотрел, как он работает. Не спеша, с удовольствием он опустился
на траву, раскрыл ящик этюдника, вдохнул запахи красок и снова посмотрел на рощу, которая и в это утро снова, конечно, была совсем другой и новой...
А Таня и Кирилл все дальше уходили по тропинке, вьющейся в прибрежном кустарнике, повторяющей все причудливые извивы русла речки.
Тропинка поднялась на холм. Они увидели бревно, втащенное сюда кем-то, не пожалевшим сил и труда, и уселись на него, наслаждаясь утром, солнцем, летом и тем, что теперь долго можно было быть вместе. Отсюда все было видно: и рощу, и маленькую фигурку художника вдали. Художник уже установил на треноге этюдника подрамник с холстом. Еще какой-то человек в старомодном парусиновом костюме сидел на том берегу с удочкой.
- А я-то думала, что здесь нет никого, кроме нас троих,- удивленно проговорила Таня.- Вот сейчас посмотрит на тебя, узнает и придет просить автограф.
Человек на том берегу вдруг резко выпрямился, и на солнце блеснула искорка серебра, выхваченная из воды и взлетевшая в воздух.
- Карась,- сказал Кирилл наугад.
И в тот же миг ЭТО случилось.
Ослепительно голубое небо стремительно перечертила узкая ярко-желтая полоса, начинавшаяся, как могло показаться, прямо на солнце. Она прошла прямо к центру огромного луга на том берегу и как будто ушла в траву, исчезла.
Таня и Кирилл вскочили с места, а рыболов от неожиданности выронил удочку, и течение стало медленно увлекать ее в сторону.
Все это заняло доли секунды. Все произошло в полной тишине. И казалось, ничего не изменилось, ничего не произошло. Но там, где желтая полоса растворилась в зелени травы, все еще плыли клубы белого дыма, который постепенно рассеивался и таял.
11 августа. 12 часов 55 минут - 13 часов 03 минуты
В четыре, вернее, в шестнадцать ноль-ноль предстояло совещание в институте, на семнадцать ноль-ноль была назначена встреча с корреспондентом газеты, а к семи у себя дома ждала старшая дочь. Пятнадцатая годовщина свадьбы, уютный семейный праздник...
В распахнутое окно бил городской шум, но он был привычен и не мешал, хотя жена и дочери всегда говорили, что кабинет лучше бы устроить в той комнате, что выходит во двор. Что сделаешь - женщины, даже самые чудесные на свете, не способны понять: лучшее решение обычно не то, что с первого взгляда кажется бесспорным. Если привыкнуть к тишине, редкий шум - например, когда во двор въезжает грузовик,- куда вернее выбьет из рабочей колеи, чем шум постоянный, привычный, который в конце концов перестаешь замечать. Пожалуй, учтя все факторы, можно было бы даже просчитать коэффициент работоспособности и для тех условий, и для этих; и здесь, в кабинете с окнами на Ленинский проспект, где уровень шума постоянен, коэффициент, безусловно, окажется выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9