- Впрочем, на глаз судить трудно, почти невозможно, но, судя по вашим словам...
- Конечно,- сказал Донкин,- электронный мозг уже поработал со снимками. Закономерностей никаких.
Президент встал и прошелся по кабинету из угла в угол.
- Насколько я знаю... мы с вами, Константин Михайлович, встречаемся каждый день... Насколько я знаю, все пока идет по строго намеченной программе.
- Да,- ответил Донкин.- Но мы с вами знаем также, что пока ни один из ее пунктов не принес результатов.
21 августа. 21 час 38 минут - 21 час 52 минуты.
Изображение атомной структуры Красной Пластинки, которую разворачивал электронный микроскоп, уже несколько часов подряд не исчезало с экрана. Слева направо по нему быстро двигались пятна, точки, полосы. Но оператору - с 20 часов за пультом микроскопа работал голландец Рене ван дер Киркхоф - не было необходимости смотреть на экран: цветное фотоизображение, еще более увеличенное, чем на экране, длинной лентой проходя перед глазами оператора, наматывалось на барабан. Впрочем, и за фотолентой голландец следил уже не столь внимательно, как в начале работы. Профессор был немолод, одышлив, тучен и за полтора часа устал. Говоря по правде, он не имел бы ничего против, если б его сменили - за спиной стояло достаточное количество квалифицированных русских операторов, молодых людей с хорошей реакцией и крепкими нервами. Но он сам изъявил желание сесть за пульт, отработать смену, и, значит, надо было... как это по русской поговорке?.. Назвался груздем... да-да, назвался груздем, сиди за пультом электронного микроскопа...
И именно один из этих молодых людей за спиной профессора заметил то, что ускользнуло было от его внимания.
На цветной фотокопии изображения вдруг трижды промелькнул один и тот же узор: точки и полосы складывались в орнамент с определенными закономерностями построения.
Это было похоже на позывные, за которыми должно следовать что-то еще.
22 августа. 5 часов 17 минут - 6 часов 21 минута.
Асфальт под колесами был темным; его уже умыли поливальные машины, первыми начинающие день в жарком летнем городе. Теперь, закончив работу, вереницы машин стояли у обочин, водители на тротуарах, собравшись группками, беседовали о чем-то своем; и Кирилл, мча по пустынным еще улицам, вдруг подумал, что и у них, наверное, основные темы бесед - Посылка, Красная Пластинка... Бессильны или же разгадают эту загадку ученые, и, если разгадают, как люди будут жить дальше, что изменится на Земле?..
Кирилл бросил взгляд на Таню, сидевшую рядом; наверное, ей тоже сейчас в голову пришла такая же мысль.
Константин Михайлович Донкин позвонил в пять утра, и такой звонок мог означать только одно... Кирилл собрался ровно за три минуты. Тане потребовалось на сборы десять минут,
случай, надо сказать, исключительный; и сейчас "Жигули" мчались сквозь туманную утреннюю Москву.
Кирилл вдруг снова все очень отчетливо вспомнил: ржаное поле, отлого спускающееся к полосе кустарника, тихую речку с красивым именем Мета, огромный луг на том берегу и высоко поднятый березовый островок. Прекрасным было то утро, может быть, одним из лучших в жизни.
А потом - желтая полоса, стремительно и беззвучно перечертившая небо, ровный круг выжженной травы, неглубокая лунка и ярко-желтый шар на дне ее.
Посылка!
Кирилл резко затормозил, свернул направо, промчался по короткой улице, обсаженной липами-подростками, и затормозил у подъезде кубовидного стеклянно-бетонного здания. Здесь уже стояли несколько машин, и в том числе - Кирилл узнал номер - машина Президента Академии наук.
Танины каблучки гулко и быстро застучали по ступенькам. Кирилл следом поднимался
большими прыжками. Пролет, еще один. Дверь...
В небольшом зале был полумрак; впереди белел экран, перед которым собрались несколько десятков человек. Казалось, говорили все разом и причем каждый сам с собой, слов не было слышно в сплошном гуле. Это похоже на премьеру кинофильма, подумал Кирилл, о съемках которого много писали и которого с нетерпением ждут. И он воочию представил то, что произойдет сегодня уже через несколько часов: во всех странах прервутся программы радио и телепередачи, и люди во всем мире, ожидая, затаят дыхание...
Ожидая? Что ожидая?
Готовых ответов на все вопросы, которые человечество пока не смогло разрешить.
Что происходило дальше, Кирилл вспоминал потом, будто сам был участником какого-то невероятного кинофильма с запутанным сюжетом. Действующими лицами этого фильма были три десятка человек в зале и белый экран. Действующим лицом был Председатель экстренной международной Комиссии академик Донкин, который невозмутимо и кратко объявил, что принцип зашифровки информации понят, что электронный мозг трансформирует запись в изобразительный и звуковой ряд и что начало ИХ передачи уже можно смотреть и слушать. Действующим лицом было недоумение, когда академик столь же невозмутимо предупредил: первые кадры ИХ передачи оказались совершенно неожиданными... Действующим лицом была звенящая, напряженная тишина в зале,
когда на экране появились яркие, сочные краски изображения.
Кусочек густо-синего неба с неправдоподобно большими пятнами звезд. Таких звезд не бывает...
Силуэты причудливых зданий с узкими щелями светящихся окон.
Булыжная мостовая и справа - желтый навес, под которым на небольшом возвышении стоят круглые столики. Да нет, не круглые, форма их неровна, изломанна...
Несколько фигур - под навесом и на мостовой. Фигур человеческих, земных и вместе с тем наделенных теми чертами, каких никогда не увидишь в окружающих тебя людях.
Но так их увидел однажды большой художник, и вечер этот под синим неземным небом, под звездами-пятнами остался на холсте- навсегда.
- Но ведь это...- неуверенно начал кто-то в зале.
- Ван Гог,- очень громко, как будто сделал неожиданное открытие, сказал Мишель Палас.
В полумраке зала люди задвигались, зашумели. На экране застыло изображение знаменитой картины Винсента Ван Гога, когда-то написанной во французском городе Арле. Потом свет померк, появилось изображение другой картины.
Стол, на котором лежит письмо, книга, стоят подсвечник и тарелка с луком.
Третья картина - снова стол, покрытый зеленым сукном, на столе две книги с желтыми обложками, за столом женщина с усталым, скорбным лицом. И вдруг в зале зазвучала музыка.
Нежная, казавшаяся невесо мой, прозрачной, воздушной...
- Моцарт...- неуверенно сказал кто-то в темноте.
- А картины,- с обычной резкостью сказал Рене Ван дер Киркхоф,- из музея в Оттерло.
Новая картина: крупные, даже кажущиеся грубыми мазки, из которых складываются странное небо, дерево, разделившее небо на две половины - похоже, что в каждой свое собственное солнце,- дорога, и две фигуры на переднем плане, и повозка-одноколка вдали.
- Оттерло,- недоуменно повторил голландец, и изображение сменилось.
Лампа под потолком едва освещает каморку, в которой сидят за столом пять человек; женщина слева застыла, чуть наклонив над чашкой чайник... Потом на экране появилась пожилая женщина с метлой, в деревянных башмаках, отбрасывающая черную тень на желто-зеленую стену... Нежная, трепещущая мелодия не обрывалась; казалось, что она растворяет стены темного зала, открывает глазам и сердцу что-то такое, чего не видишь повседневно, обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
- Конечно,- сказал Донкин,- электронный мозг уже поработал со снимками. Закономерностей никаких.
Президент встал и прошелся по кабинету из угла в угол.
- Насколько я знаю... мы с вами, Константин Михайлович, встречаемся каждый день... Насколько я знаю, все пока идет по строго намеченной программе.
- Да,- ответил Донкин.- Но мы с вами знаем также, что пока ни один из ее пунктов не принес результатов.
21 августа. 21 час 38 минут - 21 час 52 минуты.
Изображение атомной структуры Красной Пластинки, которую разворачивал электронный микроскоп, уже несколько часов подряд не исчезало с экрана. Слева направо по нему быстро двигались пятна, точки, полосы. Но оператору - с 20 часов за пультом микроскопа работал голландец Рене ван дер Киркхоф - не было необходимости смотреть на экран: цветное фотоизображение, еще более увеличенное, чем на экране, длинной лентой проходя перед глазами оператора, наматывалось на барабан. Впрочем, и за фотолентой голландец следил уже не столь внимательно, как в начале работы. Профессор был немолод, одышлив, тучен и за полтора часа устал. Говоря по правде, он не имел бы ничего против, если б его сменили - за спиной стояло достаточное количество квалифицированных русских операторов, молодых людей с хорошей реакцией и крепкими нервами. Но он сам изъявил желание сесть за пульт, отработать смену, и, значит, надо было... как это по русской поговорке?.. Назвался груздем... да-да, назвался груздем, сиди за пультом электронного микроскопа...
И именно один из этих молодых людей за спиной профессора заметил то, что ускользнуло было от его внимания.
На цветной фотокопии изображения вдруг трижды промелькнул один и тот же узор: точки и полосы складывались в орнамент с определенными закономерностями построения.
Это было похоже на позывные, за которыми должно следовать что-то еще.
22 августа. 5 часов 17 минут - 6 часов 21 минута.
Асфальт под колесами был темным; его уже умыли поливальные машины, первыми начинающие день в жарком летнем городе. Теперь, закончив работу, вереницы машин стояли у обочин, водители на тротуарах, собравшись группками, беседовали о чем-то своем; и Кирилл, мча по пустынным еще улицам, вдруг подумал, что и у них, наверное, основные темы бесед - Посылка, Красная Пластинка... Бессильны или же разгадают эту загадку ученые, и, если разгадают, как люди будут жить дальше, что изменится на Земле?..
Кирилл бросил взгляд на Таню, сидевшую рядом; наверное, ей тоже сейчас в голову пришла такая же мысль.
Константин Михайлович Донкин позвонил в пять утра, и такой звонок мог означать только одно... Кирилл собрался ровно за три минуты. Тане потребовалось на сборы десять минут,
случай, надо сказать, исключительный; и сейчас "Жигули" мчались сквозь туманную утреннюю Москву.
Кирилл вдруг снова все очень отчетливо вспомнил: ржаное поле, отлого спускающееся к полосе кустарника, тихую речку с красивым именем Мета, огромный луг на том берегу и высоко поднятый березовый островок. Прекрасным было то утро, может быть, одним из лучших в жизни.
А потом - желтая полоса, стремительно и беззвучно перечертившая небо, ровный круг выжженной травы, неглубокая лунка и ярко-желтый шар на дне ее.
Посылка!
Кирилл резко затормозил, свернул направо, промчался по короткой улице, обсаженной липами-подростками, и затормозил у подъезде кубовидного стеклянно-бетонного здания. Здесь уже стояли несколько машин, и в том числе - Кирилл узнал номер - машина Президента Академии наук.
Танины каблучки гулко и быстро застучали по ступенькам. Кирилл следом поднимался
большими прыжками. Пролет, еще один. Дверь...
В небольшом зале был полумрак; впереди белел экран, перед которым собрались несколько десятков человек. Казалось, говорили все разом и причем каждый сам с собой, слов не было слышно в сплошном гуле. Это похоже на премьеру кинофильма, подумал Кирилл, о съемках которого много писали и которого с нетерпением ждут. И он воочию представил то, что произойдет сегодня уже через несколько часов: во всех странах прервутся программы радио и телепередачи, и люди во всем мире, ожидая, затаят дыхание...
Ожидая? Что ожидая?
Готовых ответов на все вопросы, которые человечество пока не смогло разрешить.
Что происходило дальше, Кирилл вспоминал потом, будто сам был участником какого-то невероятного кинофильма с запутанным сюжетом. Действующими лицами этого фильма были три десятка человек в зале и белый экран. Действующим лицом был Председатель экстренной международной Комиссии академик Донкин, который невозмутимо и кратко объявил, что принцип зашифровки информации понят, что электронный мозг трансформирует запись в изобразительный и звуковой ряд и что начало ИХ передачи уже можно смотреть и слушать. Действующим лицом было недоумение, когда академик столь же невозмутимо предупредил: первые кадры ИХ передачи оказались совершенно неожиданными... Действующим лицом была звенящая, напряженная тишина в зале,
когда на экране появились яркие, сочные краски изображения.
Кусочек густо-синего неба с неправдоподобно большими пятнами звезд. Таких звезд не бывает...
Силуэты причудливых зданий с узкими щелями светящихся окон.
Булыжная мостовая и справа - желтый навес, под которым на небольшом возвышении стоят круглые столики. Да нет, не круглые, форма их неровна, изломанна...
Несколько фигур - под навесом и на мостовой. Фигур человеческих, земных и вместе с тем наделенных теми чертами, каких никогда не увидишь в окружающих тебя людях.
Но так их увидел однажды большой художник, и вечер этот под синим неземным небом, под звездами-пятнами остался на холсте- навсегда.
- Но ведь это...- неуверенно начал кто-то в зале.
- Ван Гог,- очень громко, как будто сделал неожиданное открытие, сказал Мишель Палас.
В полумраке зала люди задвигались, зашумели. На экране застыло изображение знаменитой картины Винсента Ван Гога, когда-то написанной во французском городе Арле. Потом свет померк, появилось изображение другой картины.
Стол, на котором лежит письмо, книга, стоят подсвечник и тарелка с луком.
Третья картина - снова стол, покрытый зеленым сукном, на столе две книги с желтыми обложками, за столом женщина с усталым, скорбным лицом. И вдруг в зале зазвучала музыка.
Нежная, казавшаяся невесо мой, прозрачной, воздушной...
- Моцарт...- неуверенно сказал кто-то в темноте.
- А картины,- с обычной резкостью сказал Рене Ван дер Киркхоф,- из музея в Оттерло.
Новая картина: крупные, даже кажущиеся грубыми мазки, из которых складываются странное небо, дерево, разделившее небо на две половины - похоже, что в каждой свое собственное солнце,- дорога, и две фигуры на переднем плане, и повозка-одноколка вдали.
- Оттерло,- недоуменно повторил голландец, и изображение сменилось.
Лампа под потолком едва освещает каморку, в которой сидят за столом пять человек; женщина слева застыла, чуть наклонив над чашкой чайник... Потом на экране появилась пожилая женщина с метлой, в деревянных башмаках, отбрасывающая черную тень на желто-зеленую стену... Нежная, трепещущая мелодия не обрывалась; казалось, что она растворяет стены темного зала, открывает глазам и сердцу что-то такое, чего не видишь повседневно, обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9