25. При следующем Переходе я что-то напутал и даже не сразу понял, в какую эпоху угодил. Людей было побольше, чем на тех совещаниях, где я только что побывал. Моря за окном не было. Из собравшихся выделялся один невысокого роста человек, с большими усами, в возрасте слегка за сорок. Он сидел во главе стола, внешне спокойный, он периодически поглаживал лежащую на столе курительную трубку, но при собравшихся не курил.
Они собрались по поводу кончины своего учителя и вождя, а теперь обсуждали его место в постулатах разработанной им религии. Тело их учителя еще только остыло, вопрос, что же делать с телом, тоже стоял на повестке дня. Были разные предложения, но человек с усами их отклонял. Он задумал что-то свое.
– Мумифицировать! – это предложение прозвучало от человека, внешность которого мне слегка напомнила внешность Волчкова. Людей с внешностью Тузы или Мисы Кричухина я среди собравшихся не обнаружил. Среди них вообще не оказалось ни одного, имевшего хоть легкий просвет в непробиваемой черноте Носимого Знака.
– Объясните, что вы под этим подразумеваете? – спросил усатый неторопливо, на что человек с внешностью Волчкова, вспоминая Древний Египет, рассказал об изготовлении мумий.
– Хороший идея, – усатый говорил с акцентом, в языке его родины не существовало грамматической категории рода, поэтому род – мужской, женский, средний – в русском языке он постоянно путал, – только он должен быть не мумий, он должен быть… он должен быть, как живой! Вечно живой!
Собравшиеся знали о непростых отношениях между усатым и умершим учителем. Об этом дне, дне похорон учителя, усатый мечтал не один год. Мечта сбылась, и надо было использовать происшедшее с максимальной пользой для себя. С этого дня учитель был нужен усатому в роли друга.
Причислить его к Лику Святых? Нет, так уже делали со многими. Надо было выделить учителя в единственную, внекатегорийную, неповторимую личность в истории человечества. Избрать его Сыном Божиим? Нет. Это тоже было. Усатый получил в юности небольшое церковное образование, но сегодня он был против религии, которой когда-то служил, ему нужно было продвигать новую религию, разработанную умершим учителем, плоды которой усатому нетерпелось присвоить. Нет, учитель не будет Сыном Божиим, не будет пророком, не будет Богом. Он будет первооткрывателем новейшего пути человечества к счастью и мировым вождем голодных и обиженных.
– Мумифицировать! – поставил на голосование, а по сути – принял решение усатый.

26. Когда разрабатывался проект под названием «Человек», Главный Конструктор закладывал в свое детище возможности приблизительно двадцатикратно большие, чем имеет в реальности нынешний homo sapiens. Но когда дитя, по сути, было еще в пеленках, существовало лишь первые десятки тысяч лет, оно уже проявляло самые омерзительные качества, повергшие Творца в ужас от своего творения: агрессивность, кровожадность, беспощадность. Верно говорил Игорь Храмцов, что с Его позиции мы – дети.
Создателя насторожили непредсказуемые последствия поведения своего детища. Главный Конструктор стал блокировать в его мозгу программу за программой, понижая способности своего творения до уровня пяти-шести процентов от заложенных. Так мы и ходим миллион лет с этими пробками и затычками.
Моей задачей было разблокировать целый ряд программ, чтобы обрести способность уйти за Точку Невозврата, а для начала хотя бы выбраться из этой вонючей камеры. Я звал Грэю. Я звал себя. Того, из Вселенной Волновой. Они мне помогут.
И они мне помогли.
Их звездолет был не из металла, не из пластика и даже не из какого-то неизвестного моему поколению материала. Это был невидимый, неосязаемый звездолет, пришедший из Вселенной Волновой. Он не подлетел. Он – появился. Будто возник из пространства. Будто выделился из пространства в той его точке, куда я смотрел еще долю секунды назад. Где еще долю секунды назад никого не было. Будто ускоренного действия проявитель вычертил его из пространства. Сверхускоренного. С легкостью промчался звездолет сквозь тюремные стены. Мы взмыли за облака. Особенно мне понравилось, как мы преодолевали пояс астероидов: шли сквозь них, не боясь столкновения.

27. Я хорошо запомнил очень странное Вхождение, оно было коротким, я не сразу осознал, что речь здесь обо мне. Трансперсонификация – так назовут в будущем (когда она станет доступна каждому) этот эффект Вхождения в чужую память, в чужую плоть, в чужую судьбу. А, может быть, со Вселенских позиций вовсе и не в чужую? Может быть, вообще у людских персоналий есть лишь одна судьба. И миллиарды ее трансперсонификаций?
Я почувствовал удар ножа по горлу. Брызнула кровь. Кричать я не мог. Человек не кричит, когда ножом по горлу. Потом от меня отрезали ногу, бросили ее в воду в кастрюлю. Кастрюлю поставили на огонь…
Как-то раз Милочка решила воскресить свою душу. Она уже стала старой, тяжело болела. Врачи понимали – остались недели, может быть, дни. И она понимала. Нет, это не была моя сестра Милочка. Трансперсонификация имеет странное свойство: если ты Входишь в чужую плоть, то окружают тебя другие люди – это те, которые окружали не тебя, а того, в чье тело ты Вошел. Так что, эта Милочка – не та Милочка.
А, может быть, и та.
Ей оставались недели, может быть, дни. Она решила воскресить свою душу. Она покаялась. Она пригласила в комнату свою соседку, с которой рядом прожила много лет, и в годы блокады они жили рядом. Санкт-Петербург (тогда он имел другое название) находился в кольце блокады с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. В советское время много писали о героической обороне города, ставили фильмы, прославляли мужество и благородство жителей осажденного города, его защитников. И благородство, и мужество – были, об этом я знал с детства.
В моем доме спустя много лет обнаружили странную вещь: когда ремонтировали полы (шел уже 2006-й год), под половицами оказалась куча костей. Не надо быть специалистом по анатомии, чтобы догадаться: кости – человеческие. Не спутаешь. Я уже слышал от тех, кто пережил блокаду, что они старались ходить по середине улицы. Не вдоль стен домов, как это обычно показывают в фильмах о блокаде. Причина? Во-первых, неизвестно, в каком состоянии стена после бомбежки или обстрела. Вдруг рухнет. Во-вторых, неизвестно, что на тебя выплеснут из окна, ведь канализация не работала, как и водопровод. В-третьих, на тебя могут скинуть труп. Родственников из последних сил везли на кладбище. Соседей – сбрасывали. Чтоб не разлагался тут. В нашем доме, на Галерной улице, трупы стаскивали в прачечную. Там – первый этаж, похолоднее. К весне 42-го их всех вывезли – в городе боялись эпидемий.
Но было и в-четвертых: если ты идешь мимо парадной, тебя могли в нее затащить. Изнасиловать, что ли? Кошелек отнять? Нет, тогда интересовало другое. Интересовало твое тощее мясо на костях. Именно ради него тебя готовы были затащить в парадную, чтобы спустя шестьдесят с лишним лет твои кости обнаружила бригада строителей, ремонтирующих старые дома.
И Милочка покаялась. Поставила перед собой иконку с распятьем и рассказала соседке, как зимой 42-го она, голодная, на грани гибели, спасла свою жизнь. Нет, сил ей не хватило бы затащить в парадную солдата, перерезать ему горло, потом варить в кастрюле на печке-буржуйке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43