Самое ненавистное для Г. понятие – филистерство. Это понятие очень широкое, целое мировоззрение; в нем заключается и самодовольная пошлость, и умственный застой, и эгоизм, и тщеславие (жизнь на показ, «как люди живут»), и грубый материализм, и все нивелирующий формализм, превращающий человека в машину, и педантизм, доходящий до того, что человек даже и влюбляется, и предложение делает по книге Томазиуса. Первое условие для того, чтобы освободиться от давящих рамок этой филистерской пошлости и сохранить живую душу, – «детски благочестивое поэтическое настроение»; только обладая этим талисманом, можно верить, любить людей и природу и понимать поэзию; а понимать поэзию – значить понимать все, так как «поэзия есть высшее знание». Поэзия есть вместе с тем и высшая нравственность; она может исходить только из чистой, любящей души, и до ее нельзя добраться никакими ухищрениями ума; в поэзии отождествляется прекрасное, истинное и нравственное: вместе с тем она есть и высшее счастье. Это счастье доступно не одним только избранным натурам, а всем не опошленным людям. Детям, исключая нравственных уродов, открыт путь в царство поэзии, пока они живут согласно с природой, которая для них служит и лучшим собранием игрушек, и лучшей учительницей. Юноша, который «грезит с открытыми глазами» – истинный богач и счастливец, хотя бы у него не было гроша в кармане, истинный поэт, хотя бы он не написал ни строчки стихов; но горе ему, если он начнет стыдиться своих мечтами, увлечется пошлыми удовольствиями, выгодой и тщеславием. Он устроит свою карьеру, но потеряет свой талисман и будет считать чудаками всех, кто остался детски чист душою, исполнен веры и любви; сам же он проживет всю жизнь филистером, и только разве перед смертью вспомнить с тоскою, как Тадеус Брокель, что и он когда-то был знаком с Неизвестным Дитятею и летал с ним в царство поэзии.
Свое мировоззрение Г. проводит с замечательною последовательностью в длинном ряде бесподобных в своем роде фантастических повестей и сказок, в которых он искусно сливает чудесное всех веков и народов с личным вымыслом, то мрачным и болезненным, то грустно трогательным, но чаще грациозно веселым и шаловливо насмешливым. Он умеет внушить и взрослому читателю интерес к этой пестрой фантастике, посредством соединения сверх естественного с обыденным и даже пошлым: у него привидения принимают желудочные капли, феи угощаются кофе, колдуньи торгуют яблоками и пирожками, герцоги и графы овощного царства режутся звёздочками и кладутся в суп и т. д. Крайняя прозаичность немецкой жизни является сереньким фоном, на котором тем резче выделяется яркость красок его фантастики. Таким образом этот ультра-романтик является и ультра-реалистом. Как психолог, Г. отмежевал себе область неопределенных чувств, неясных стремлений, необыкновенных ощущений, магнетических влияний, страшного и болезненно трогательного; бред, галлюцинация, безотчетный страх, потеря душевного равновесия – любимые мотивы его тонких психологических этюдов. Как новеллист, историк и этнограф, он – великий мастер своего дела: в глубь средних веков он спускается неохотно, но эпоху Реформации в и XVII веке воспроизводит превосходно; итальянские нравы и природу описывает так, как будто десятки лет прожил в Италии. Но, верный жизни в подробностях, он в общем везде обращает ее в пеструю сказку. Другая темная сторона поэзии Г. – его стремление приводить читателя в трепет, внушать ему веру в господство каких-то мрачных сил. Третий его недостаток – полное и сознательное равнодушие ко всяким социальным вопросам; его антипатия к тенденции переходить в возмутительный со стороны столь живого человека квиетизм. Зло, существующее в мире, представляется ему непоправимым даже в частных случаях, так как участь человека зависит не от него самого и не от его ближних, а от судьбы. Лучшие люди пусть уходят из это то мира в страны горные, в мир сверхчувственных наслаждений, а другие пусть живут в своей грязи, как хотят. Но, к счастью для себя и читателей, Г., как поэт, не может вечно держаться на такой олимпийской высоте – а когда он спускается на землю, он является другом человечества и горячим проповедником всепрощающей любви. Немецкая критика не очень высокого мнения о Г., и в Германии влияние его не было сильно: там в его время предпочитали романтизм глубокомысленный и серьезный, без примеси едкой сатиры, а следующее поколение усиленно занялось политикой и поэзия стала тенденциозной и утилитарной. Зато вне отечества Г. имеет огромное историческое значение. Французские романтики гораздо больше научились от него, чем от Шлегелей и Тика; во Франции, как и в Италии, он один из любимых писателей до 60-х годов включительно; в С. Америке он имел массу переводчиков и подражателей. В России один из образованнейших писателей пушкинского периода, Антоний Погорельский (А. Л. Перовский), автор «Монастырки»; находится в своих первых произведениях под непосредственным влиянием Г. Белинский (III, 532) называет Г. «одним из величайших немецких поэтов, живописцем невидимого внутреннего мира, ясновидцем таинственных сил природы и духа, воспитателем юношества, высшим идеалом писателя для детей». Другой талантливый критик 50-х годов, Дружинин, считает Перегринуса Тисса Г. одним из величайших созданий мировой поэзии. Но всего интереснее влияние Г. на одного из величайших русских романистов, Ф. Достоевского. Достоевский не только перечитал всего Г. и порусски, и по-немецки, и вдохновлялся им именно в ту пору, когда слагались его литературные вкусы (в 1838 г.), но и в излюбленном произведении первого периода своей деятельности, «Двойник», очевидно подражает ему, не теряя, конечно, при этом своей оригинальности. Мало того: много позднее, в самых крупных произведениях Д – ского замечается поразительное сходство с Г. и во взглядах, и в литературных приемах. Оба они одинаково любят детей и чудаков и не любят холодных, сдержанных жрецов «приличия», поклонников успеха и «деловых людей», всецело отдавшихся «полезному»; оба превозносят не подкрашенную природу на счет культуры; оба принижают разум перед сердцем; оба в повествовании любят неожиданности; у обоих кроткая идиллия внезапно сменяется порывом все уничтожающей бури и наоборот; знаменитое: «тут произошло нечто совсем неожиданное» Достоевского часто дословно встречается у Г. (напр., «Выбор невесты»); оба любят сопоставлять трагическое и страшное с мелочным и обыденным; оба любят сны, предчувствия, галлюцинации; сфера психологических наблюдений Достоевского есть нечто иное, как расширение и углубление сферы наблюдений Г., реализованных на данной почве и в данную эпоху. Все, что говорит Белинский о странности и причудливости гения Г. всецело относится и к Достоевскому – но далеко не все свойства великого русского романиста можно указать у немецкого романтика. Первое изд. сочинений Г. – «Ausgewahite Schriften» (Берлин, 1827 – 1828); его вдова Михелина прибавила к ним потом еще дополнение. Новейшее модное издание – «Sammtl. Schriften, mit Federzeichnungen v. Theod. Hosemann» (Б., 1871 – 73). Прекрасная биография Г. написана его другом, J. E. Hitzig: «Aus H's Leben and Nachlass» (Б., 1823). Ср. Funck, «Aus dem Leben zweier Dichter. Ernst Theod. Wilb. Н. und Fr. Grottlob Wetzel» (Лпц., 1836). Ср. также биографию Г., написанную Rochlitz'ем при франц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287
Свое мировоззрение Г. проводит с замечательною последовательностью в длинном ряде бесподобных в своем роде фантастических повестей и сказок, в которых он искусно сливает чудесное всех веков и народов с личным вымыслом, то мрачным и болезненным, то грустно трогательным, но чаще грациозно веселым и шаловливо насмешливым. Он умеет внушить и взрослому читателю интерес к этой пестрой фантастике, посредством соединения сверх естественного с обыденным и даже пошлым: у него привидения принимают желудочные капли, феи угощаются кофе, колдуньи торгуют яблоками и пирожками, герцоги и графы овощного царства режутся звёздочками и кладутся в суп и т. д. Крайняя прозаичность немецкой жизни является сереньким фоном, на котором тем резче выделяется яркость красок его фантастики. Таким образом этот ультра-романтик является и ультра-реалистом. Как психолог, Г. отмежевал себе область неопределенных чувств, неясных стремлений, необыкновенных ощущений, магнетических влияний, страшного и болезненно трогательного; бред, галлюцинация, безотчетный страх, потеря душевного равновесия – любимые мотивы его тонких психологических этюдов. Как новеллист, историк и этнограф, он – великий мастер своего дела: в глубь средних веков он спускается неохотно, но эпоху Реформации в и XVII веке воспроизводит превосходно; итальянские нравы и природу описывает так, как будто десятки лет прожил в Италии. Но, верный жизни в подробностях, он в общем везде обращает ее в пеструю сказку. Другая темная сторона поэзии Г. – его стремление приводить читателя в трепет, внушать ему веру в господство каких-то мрачных сил. Третий его недостаток – полное и сознательное равнодушие ко всяким социальным вопросам; его антипатия к тенденции переходить в возмутительный со стороны столь живого человека квиетизм. Зло, существующее в мире, представляется ему непоправимым даже в частных случаях, так как участь человека зависит не от него самого и не от его ближних, а от судьбы. Лучшие люди пусть уходят из это то мира в страны горные, в мир сверхчувственных наслаждений, а другие пусть живут в своей грязи, как хотят. Но, к счастью для себя и читателей, Г., как поэт, не может вечно держаться на такой олимпийской высоте – а когда он спускается на землю, он является другом человечества и горячим проповедником всепрощающей любви. Немецкая критика не очень высокого мнения о Г., и в Германии влияние его не было сильно: там в его время предпочитали романтизм глубокомысленный и серьезный, без примеси едкой сатиры, а следующее поколение усиленно занялось политикой и поэзия стала тенденциозной и утилитарной. Зато вне отечества Г. имеет огромное историческое значение. Французские романтики гораздо больше научились от него, чем от Шлегелей и Тика; во Франции, как и в Италии, он один из любимых писателей до 60-х годов включительно; в С. Америке он имел массу переводчиков и подражателей. В России один из образованнейших писателей пушкинского периода, Антоний Погорельский (А. Л. Перовский), автор «Монастырки»; находится в своих первых произведениях под непосредственным влиянием Г. Белинский (III, 532) называет Г. «одним из величайших немецких поэтов, живописцем невидимого внутреннего мира, ясновидцем таинственных сил природы и духа, воспитателем юношества, высшим идеалом писателя для детей». Другой талантливый критик 50-х годов, Дружинин, считает Перегринуса Тисса Г. одним из величайших созданий мировой поэзии. Но всего интереснее влияние Г. на одного из величайших русских романистов, Ф. Достоевского. Достоевский не только перечитал всего Г. и порусски, и по-немецки, и вдохновлялся им именно в ту пору, когда слагались его литературные вкусы (в 1838 г.), но и в излюбленном произведении первого периода своей деятельности, «Двойник», очевидно подражает ему, не теряя, конечно, при этом своей оригинальности. Мало того: много позднее, в самых крупных произведениях Д – ского замечается поразительное сходство с Г. и во взглядах, и в литературных приемах. Оба они одинаково любят детей и чудаков и не любят холодных, сдержанных жрецов «приличия», поклонников успеха и «деловых людей», всецело отдавшихся «полезному»; оба превозносят не подкрашенную природу на счет культуры; оба принижают разум перед сердцем; оба в повествовании любят неожиданности; у обоих кроткая идиллия внезапно сменяется порывом все уничтожающей бури и наоборот; знаменитое: «тут произошло нечто совсем неожиданное» Достоевского часто дословно встречается у Г. (напр., «Выбор невесты»); оба любят сопоставлять трагическое и страшное с мелочным и обыденным; оба любят сны, предчувствия, галлюцинации; сфера психологических наблюдений Достоевского есть нечто иное, как расширение и углубление сферы наблюдений Г., реализованных на данной почве и в данную эпоху. Все, что говорит Белинский о странности и причудливости гения Г. всецело относится и к Достоевскому – но далеко не все свойства великого русского романиста можно указать у немецкого романтика. Первое изд. сочинений Г. – «Ausgewahite Schriften» (Берлин, 1827 – 1828); его вдова Михелина прибавила к ним потом еще дополнение. Новейшее модное издание – «Sammtl. Schriften, mit Federzeichnungen v. Theod. Hosemann» (Б., 1871 – 73). Прекрасная биография Г. написана его другом, J. E. Hitzig: «Aus H's Leben and Nachlass» (Б., 1823). Ср. Funck, «Aus dem Leben zweier Dichter. Ernst Theod. Wilb. Н. und Fr. Grottlob Wetzel» (Лпц., 1836). Ср. также биографию Г., написанную Rochlitz'ем при франц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287