— Я сегодня спущусь вниз, — объявил он, обращаясь к Дэвису. — Мне надо глотнуть свежего воздуха, а то я уже до смерти устал от этой комнаты!
Это было не совсем так, и сам маркиз это прекрасно понимал.
На столиках по обеим сторонам его кровати были по крайней мере два предмета, на которые взор маркиза обращался чуть не каждую минуту, — вазы с лилиями.
Лилии были первыми, что он увидел, как только пришел в сознание. Маркиз сразу понял, кто их прислал. Цветы означали, что хотя Сириллы нет с ним рядом, она по-прежнему его любит.
Маркиз сильно страдал от боли. Временами она становилась просто невыносимой, но стоило ему повернуть голову, и в каждой лилии ему чудилось прелестное личико Сириллы, а лепестки, казалось, были такими же нежными, как и ее кожа.
Собственно говоря, лилии были единственным средством общения с обитателями замка, куда он попал как непрошеный гость.
Герцог ни разу не зашел навестить маркиза. Впрочем, это было неудивительно, как и то, что он не позволил сделать этого своей дочери, так что единственным живым существом, ухаживавшим за маркизом, был его верный слуга.
Мистер Эшуорт дважды приезжал из Лондона, но маркиз проявил такое равнодушие к делам, что секретарь понял — эти визиты бессмысленны.
Он попросил Дэвиса передать маркизу, что явится по первому его зову, а до тех пор считает свое присутствие у постели больного необязательным и даже вредным.
— У его светлости что-то на уме, и это не дает ему покоя, — высказал свое мнение Дэвис. — Хотя сам он говорит, что его беспокоят только дьявольские боли в ногах…
Мистер Эшуорт догадывался, что у маркиза на уме, но не спешил делать выводы, пока в один прекрасный день не увидел в замке Сириллу.
Секретарь мгновенно узнал девушку по портрету, который стоял в лондонской спальне маркиза. Вернувшись в Лондон, мистер Эшуорт первым делом расплатился с полицейскими, нанятыми для поисков Сириллы, — было очевидно, что их услуги больше не понадобятся.
— Кажется, я готов, — торжественно объявил маркиз.
Он бросил взгляд в зеркало и остался доволен своим видом. Белый туго накрахмаленный шейный платок был завязан Дэвисом с особым искусством, вызывавшим неизменную зависть всех лондонских денди.
В дверь постучали. Дэвис открыл, с порога поговорил с кем-то, а вернувшись в комнату, сказал:
— Его светлость просит вас, милорд, пожаловать в оранжерею.
Маркиз вздохнул.
Как жаль, что ему не удалось хоть немного пройтись и глотнуть свежего воздуха перед этим неизбежным мучительным объяснением!
Впрочем, маркиз был заранее готов к такому повороту событий. Герцог наверняка сейчас выставит его из замка. Неужели нет никакого способа хотя бы послать Сирилле записку перед отъездом?
Будь он проклят, мысленно вскричал маркиз, если позволит вышвырнуть себя как котенка! Он не может покинуть замок, не сказав Сирилле, что он страстно любит ее и изо всех сил старается придумать, как устроить их будущее…
И действительно, все это время, лежа в постели, маркиз мучительно думал над тем, как убедить герцога изменить свое решение и дать согласие на брак.
Тот факт, что он спас жизнь герцогу и его дочери, размышлял маркиз, вряд ли будет иметь значение — ведь Хоум возненавидел его уже давно, задолго до того, как в дело вмешалась Сирилла.
Герцог принадлежал к тем, кто глубоко презирал окружение принца Уэльского и был безраздельно предан королю.
Маркиз так долго размышлял над всем этим, что, казалось, не осталось ни одной стороны вопроса, которую он бы не рассмотрел. Результатом этих размышлений явился неутешительный вывод — они с Сириллой никогда не будут счастливы. И вот сейчас угаснет последняя надежда — ведь наверняка герцог затем и вызывает его в оранжерею, чтобы выставить из замка…
Направляясь к двери, маркиз бросил прощальный взгляд на вазы с лилиями, стоявшие у его кровати.
Лучи солнца падали на них так, что лепестки казались золотистыми. Это напомнило маркизу тот ореол, который в его представлении всегда окружал голову Сириллы и был мастерски воспроизведен на полотне Франсом Винтаком.
Он знал, что без своей маленькой «мадонны с лилиями» будет не жить, а влачить жалкое существование. Отчаяние с такой силой охватило маркиза, что на мгновение он пожалел, что не погиб под колесами.
— Разве я смогу жить без нее? — в отчаянии снова и снова спрашивал себя маркиз.
Неужели ему так и не удастся убедить герцога в искренности своих чувств?..
С тех пор как маркиз встретил Сириллу, он разительно переменился. Любовь не только заставила его по-новому взглянуть на вещи, но и открыла перед ним чувства доселе неведомые.
Оглядываясь на прожитые годы, маркиз не мог не испытывать стыда.
Каким бесчувственным эгоистом он бывал порой! И главное — сам этого не замечал.
Любовь к Сирилле принесла ему не только огромное счастье, но и страдания, и теперь маркиз был уверен, что как бы ни повернулась его судьба, один урок он усвоил твердо — надо быть снисходительнее к людям и уважать чужие переживания.
— Только смотрите, ваша светлость, не перетруждайте себя, — заботливо произнес Дэвис. — Вы должны поскорей вернуться, чтобы успеть полежать до обеда. Поверьте, нет ничего полезнее для больного, чем возможность лишний разок прикорнуть!
Маркиз с грустью подумал, что, возможно, ему больше не суждено вернуться в эту комнату — скорее всего герцог сейчас же выставит его из замка.
Однако не было никакого смысла посвящать славного Дэвиса в эти невеселые мысли, и, выходя из спальни, маркиз лишь молча стиснул плечо слуги, благодаря за все, что тот для него сделал.
Дэвис понял этот жест. Когда он смотрел вслед удалявшемуся маркизу, его глаза напоминали глаза преданного спаниеля, провожающего взглядом своего хозяина.
Осторожно ступая и держась за перила, маркиз начал спускаться.
Впрочем, идти оказалось легче, чем он предполагал — очевидно, массаж, к которому ежедневно прибегал Дэвис, сделал свое дело.
Сойдя в холл, маркиз обратился к стоящему в холле слуге:
— Скажите, как пройти в оранжерею?
— С удовольствием покажу, милорд.
Молодой слуга горел желанием услужить джентльмену, который вызывал его восхищение благодаря своей спортивной выправке и успехам в конных состязаниях.
Это восхищение неизмеримо возросло, когда до слуги дошел слух о героическом поступке маркиза. История спасения герцога и Сириллы от неминуемой смерти мгновенно обросла в устах местных жителей самыми невероятными и весьма живописными подробностями.
Пожилые фермеры, завсегдатаи «Короны и якоря», осушили не одну кружку эля за здоровье герцога и его дочери.
— Вот это молодец так молодец! — в восторге восклицали они, разумея маркиза. — Если бы не он, и герцог, и его красавица дочка погибли бы, как пить дать…
По длинному коридору, провожаемый слугой, маркиз прошел в оранжерею, расположенную с южной стороны замка.
Ему показалось, что это не совсем подходящее место для серьезного разговора, но потом он вспомнил слова Дэвиса о том, что герцог увлекается разведением редких растений, в том числе орхидей.
Интересно, не здесь ли Сирилла сорвала те чудесные лилии, мелькнуло у него в голове. Как жаль, что он не может поблагодарить девушку за ее своеобразное любовное послание! В минуты самого отчаянного уныния цветы поддерживали его дух…
Лилии, белые, чистые и прекрасные, как она сама;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40