— Я редко так поступаю. А сколько вы за нее хотите?
Еврей был уверен, что неискушенная девушка не представляет себе подлинной стоимости картины, однако, к его удивлению, она, хоть и робко, назвала сумму, которую сам он считал вполне приемлемой, — лишь немного ниже рыночной цены.
— Вряд ли мне удастся выручить за нее столько… — с сомнением в голосе произнес Айзеке.
— Прошу вас, постарайтесь! Поверьте, это очень важно… Моему отцу крайне нужны деньги…
«Карточные долги, не иначе!» — подумал проницательный Айзеке. В противном случае с чего это вдруг человек стал бы продавать две ценные картины подряд?
Все они таковы, эти джентльмены, презрительно думал еврей, не сводя сочувственных глаз с посетительницы. Не думая о будущем, они просаживают целые состояния за коварными зелеными столами, а потом их несчастным родственникам приходится жить буквально впроголодь.
Однако сочувствие сочувствием, а дело делом. И Айзеке произнес в своей обычной манере:
— Попробую сделать для вас все, что смогу. Но спешка в таком деле только вредит.
Сирилла прерывисто вздохнула и, запинаясь от охватившего ее чувства унижения, робко пролепетала:
— А не могли бы вы дать мне немного денег прямо сейчас… авансом?.. Мой отец тяжело болен. Необходимо купить лекарства, заплатить доктору…
Первым побуждением Айзекса было отказать посетительнице — такова была обычная манера еврея вести дела. Однако он неожиданно почувствовал симпатию к этой миловидной худенькой девушке, смотревшей на него с такой мольбой. Возможно, его тронула необычная мелодичность ее голоса, а может быть, что-то еще, но как бы то ни было, Айзеке вдруг полез в карман.
— Один бог знает, почему я ради вас нарушаю свои правила! — патетически воскликнул он. — Держите. Здесь пять фунтов. Но учтите — этот аванс и комиссионные, разумеется, будут учтены при окончательном расчете!
С этими словами он опустил пять золотых соверенов в затянутую в перчатку руку Сириллы.
— Спасибо вам, большое спасибо! — взволнованно пролепетала девушка. — Вы так добры… Я приду через два дня, в среду. Может быть, к тому времени вам удастся продать картину…
— Вы, юная леди, очевидно, полагаете, что я волшебник! Даже мне не под силу так быстро найти покупателя… А впрочем, пусть будет, как вы хотите. Оставьте-ка мне свой адрес. Вдруг у вас найдется еще что-нибудь на продажу? Я мог бы зайти и посмотреть…
Айзеке произнес эти слова нарочито небрежным тоном, не желая показывать посетительнице своего интереса.
Подумать только, так бедна — и владеет Лохнером, Ван Дейком! Интересно, что там еще в запасе у этой красавицы?
Впрочем, пока достаточно и Ван Дейка. Айзеке был уверен, что принц Уэльский придет в восторг от картины…
Он так углубился в воспоминания о визите незнакомой девушки, что забыл о маркизе. А между тем Фейн, высказав свое предложение, уже направился к двери.
— Милорд, милорд! — бросился Айзеке вслед за гостем.
— Как я понимаю, мои условия вас не устраивают, — хладнокровно изрек маркиз. — Значит, говорить не о чем. Картина остается у вас, и принц о ней не узнает.
— О нет, милорд! — взмолился обескураженный еврей. — Прошу вас, выслушайте меня…
Фейн тем временем уже вышел из лавчонки на улицу, где его ждал фаэтон, запряженный парой великолепных лошадей.
— Итак?.. — грозным тоном потребовал он.
— Ее адрес — Куин-Энн-терэс, семнадцать, Айлингтон!
Усаживаясь в экипаж, маркиз пообещал:
— Деньги за Ван Дейка вы получите завтра утром.
Кучер вскочил на облучок. Лошади рванули, и через минуту фаэтон скрылся из виду, а Айзеке, печально вздохнув, вернулся в лавку.
У него было такое чувство, что он только что совершил непоправимую ошибку. Но разве мог он поступить иначе? Ведь с маркизом Фейном так трудно спорить…
Куин-Энн-терэс, расположенная в самой бедной части Айлингтона, по мнению Айзекса, не принадлежала к числу мест, наводненных произведениями искусства, тем более шедеврами Лохнера или Ван Дейка.
Чем больше еврей размышлял об этом, тем ему становилось яснее, что что-то здесь нечисто. Надо было выяснить все поточнее, прежде чем предлагать столь сомнительный товар принцу Уэльскому.
Вместе с тем у Айзекса не было причин не доверять джентльмену, принесшему ему Лохнера. Он интуитивно чувствовал, что с этой картиной все в порядке. А вот девушка почему-то внушала ему подозрения.
Во-первых, настоящая леди ни за что бы не отправилась на Бонд-стрит без провожатых. Во-вторых, она вряд ли сама бы принесла картину.
Еще когда странная посетительница покидала лавку, Айзексу пришло в голову, что картина, должно быть, украдена и теперь разыскивается полицией.
Более осторожный торговец наверняка навел бы справки, но Айзеке был не так богат, чтобы заниматься подобной ерундой, рискуя в то же время упустить выгодную сделку. Ему хотелось как можно скорее предложить принцу Уэльскому столь неожиданно попавший к нему шедевр.
Айзеке был еще полон воспоминаний о том, как удачно он сумел пристроить Лохнера — не только угодил Его Высочеству, но и сам сорвал солидный куш. Но одной сделки явно недостаточно. Надо ковать железо, пока оно горячо, тем более что теперь Айзеке получил наконец доступ в Карлтон-хауз, давно бывший предметом его мечтаний.
Лишь когда фаэтон маркиза скрылся из глаз, еврей с запоздалым сожалением подумал: «Надо было дать ему фальшивый адрес — тогда бы его светлости ничего не оставалось делать, как вернуться ко мне…»
Айзекса поразило, как легко Фейн раскусил все его хитрости. Казалось, проницательный маркиз с первой минуты догадался, что еврей лжет, и задался целью выудить у него правду, в чем, надо отдать ему должное, без труда преуспел.
Теперь же, допустив оплошность, Айзеке был вынужден довольствоваться лишь запоздалыми и, увы, бесплодными сожалениями.
— Уж больно он хитер, этот милорд, прах его побери, — пробормотал еврей, даже не подозревая, что точно такой же оценки, возможно лишь выраженной другими словами, уже много лет удостаивался маркиз от самых разных людей.
Между тем виновник невеселых размышлений Айзекса чувствовал себя на седьмом небе.
В самом деле, он добыл все нужные ему сведения и теперь горел нетерпением пуститься в это рискованное предприятие, сулившее острые ощущения, до которых маркиз был весьма охоч.
Жизнь давно перестала преподносить Фейну столь излюбленные им сюрпризы — он слишком рано распознал человеческую натуру и все ее слабости, уже давно не составлявшие для него тайны. Однако в истории с картиной таилось нечто загадочное, и маркиз, словно гончая, учуявшая лису, стремительно бросился по следу. Кучер изо всех сил нахлестывал лошадей, с трудом прокладывая путь среди запруженных улиц Айлингтона.
Эта часть Лондона считалась весьма фешенебельной в середине прошлого века, но с тех пор пришла в упадок.
Старинные дома давно требовали ремонта, на некогда элегантных железных балконах теперь сушилось ветхое белье, а фонари у дверей, в свое время составлявшие гордость Айлингтона, частью побились, а частью и вовсе отсутствовали.
Искомая Куин-Энн-терэс представляла из себя узкую улочку с домами всех возможных размеров и эпох, и прошло немало времени, прежде чем маркиз отыскал нужный ему номер семнадцать. Домик стоял в самом конце улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40