— Я нахожу поведение его величества непостижимым. Князь Владислав, насколько я знаю, является самым крупным землевладельцем и одним из наиболее важных персон в Дьере. Надеюсь, его не оскорбит отсутствие короля на столь важном мероприятии.
— Я уверен, ваше величество, его величество король принесет извинения князю, — поспешил успокоить ее гофмейстер.
Этот пожилой придворный, насколько знала Зошина, прожил во дворце много лет и служил еще предыдущему монарху.
Герцогиня улыбнулась ему, словно хотела смягчить свои слова:
— Когда принц-регент сложит с себя полномочия, у вас дел прибавится.
Гофмейстер покачал головой:
— Я сдаю дела, мадам, как и большинство моих коллег.
— Сдаете дела! — воскликнула герцогиня-мать. — Разумно ли это?
— С нашей точки зрения, это единственно верное решение. Лучше уйти самим, чем ждать, когда нас всех выгонят.
Герцогиня София была ошеломлена словами пожилого придворного, но Зошина уже знала о намерении короля окружить себя своими приятелями.
Она могла только еще раз с ужасом представить картину хаоса, который они создадут повсюду.
Дом князя Владислава своим великолепием напоминал королевский дворец, но внутри господствовало смешение вкусов и стилей.
Впрочем, Зошина почти не смотрела по сторонам. В огромном зале для приемов, уже полном гостей, она увидела принца-регента рядом с хозяином дома, и ее сердце отчаянно заколотилось в груди.
Ее любимый напомнил девушке средневекового рыцаря, поскольку, как все присутствовавшие мужчины, был в парадном мундире рыцарского ордена святого Миклоша.
Для нее он был красивее всех.
Зошина шла за бабушкой. Она надеялась, что действительно напоминала цветок, с которым сравнил ее Шандор. На ней было платье из бледно-зеленого тюля с вышитыми букетами подснежников.
На голове — венок из тех же цветов, который она решила надеть на этот раз вместо диадемы.
Ее наряд нечаянно подчеркивал всю прелесть юности, наивности и удивительной чистоты девушки. Откуда ей было знать, что сердце принца-регента даже застенчивый взгляд ее глаз пронзал словно ножом. Никогда больше он не сможет обнять ее. При мысли об этом Шандор испытывал неимоверные страдания.
Обед оказался превосходным, общество собралось образованное, короткие полные глубокого смысла речи блистали остроумием.
Чуть позже зазвучала музыка, на фоне которой продолжалась увлекательная беседа. Когда пробило одиннадцать часов, герцогиня-мать поднялась с искренним чувством сожаления.
— Наш последний вечер в Дьере, — услышала Зошина ее слова, обращенные к князю, — оказался самым приятным. Мне остается только поблагодарить ваше высочество за замечательно проведенное нами время.
— Это было большой честью — принимать вас у себя, мадам, — ответил князь. — Смею надеяться, что для принцессы это был первый, но далеко не последний визит.
— Я тоже на это надеюсь, ваше высочество, — вежливо ответила Зошина.
При этом она отчетливо представила себе, каким унылым и скучным покажется королю посещение гостеприимного дома князя. Она не сомневалась, что он, как и сегодня, постарается при всякой возможности отказываться от приглашений.
Зошине хотелось бы спросить у принца-регента, каким образом ей поступать в подобных обстоятельствах.
Следует ли проявлять решительность и отправляться в гости одной или лучше играть роль покорной жены, общаясь только с теми, с кем было весело королю? Невыносимо думать о том, что придется терпеть дерзость и панибратство королевских собутыльников ночь за ночью!
Зошина постаралась успокоить себя тем, что он не сможет принимать их всех во дворце. Вряд ли он решится на подобную вольность, слишком возмутительную даже для него.
Возможно, со временем у нее появятся собственные друзья, люди типа князя Владислава, который, несмотря на свой возраст, сохранял мужское обаяние и оставался интересным собеседником.
Ее пугала необходимость самостоятельно принимать подобные решения, а после разговора с гофмейстером Зошина со страхом спрашивала себя, останется ли во дворце хоть один разумный и строгих правил человек.
На ее счастье, когда они уже направлялись к парадной двери, она узнала, что принц-регент сопровождает их.
Гофмейстер пересел в другую карету. Принц-регент занял место напротив дам, и Зошина чувствовала, что, если забыть про осторожность, можно, протянув руки, коснуться его.
«Как же я боюсь! — хотелось ей сказать. — Боюсь завтрашнего дня, боюсь объявления о моей помолвке с королем, боюсь безысходности, которую принесет это объявление, боюсь того времени, когда вернусь в Дьер уже невестой».
Сердце ее плакало и рвалось к принцу Шандору. И хотя принц старался не смотреть на нее, девушка не сомневалась, что его переполняют такие же чувства.
У дворца в ожидании проезда кортежа собрались толпы простых горожан.
— Я думаю, мы не станем входить через парадный вход, мадам. Но если бы вы и ее высочество появились на балконе, это доставило бы большое удовольствие тем, кто несколько часов ждал вашего появления.
— Мы непременно так и поступим, — согласилась герцогиня-мать.
Зошина подумала, что это очень разумная мысль. Людям будет приятно увидеть именитых гостей, которые с балкона приветствуют жителей столицы.
Королю такое никогда бы не пришло в голову, подумала Зошина, но тут же упрекнула себя за очередную придирку.
Они вышли из кареты у боковых дверей, которые использовались во время формальных церемоний теми, кого ждал прием в тронном зале. От дверей начинался широкий коридор, застланный красной ковровой дорожкой. Герцогиня прошла вперед, за ней последовали. Зошина и принц-регент. В это же время к дверям подъехала вторая карета. Из нее вышли гофмейстер и все остальные.
Герцогиня-мать уже подходила к огромным расписным с позолотой дверям, ведущим в тронный зал.
Но внезапно оттуда послышались громкие голоса, взрывы смеха, пистолетные выстрелы.
Это было так неожиданно и страшно, что герцогиня-мать остановилась и оглянулась на принца-регента.
— Что могло произойти, Шандор? — спросила она. — Кто может стрелять во дворце?
Встревоженный регент быстро обошел ее и открыл одну половинку дверей в тронный зал.
И герцогиня, и Зошина последовали за ним, чтобы заглянуть внутрь.
Зал освещали газовые светильники. Король восседал на троне, и при первом взгляде на него становилось ясно, насколько он пьян.
Белоснежный китель, распахнутый на груди, был залит вином, ноги вытянуты. Не то на ручке трона, не то у него на коленях восседала та самая девица, которую Зошина видела с ним накануне вечером. Она была, пожалуй, еще пьянее, чем ее король.
Юбка задралась у нее выше колен, а лиф платья спустился с одного плеча, обнажив грудь.
На полу перед ними, на красных бархатных подушках, сброшенных с позолоченных кресел и стульев, возлежали приятели короля.
И мужчины, и женщины были те же, что провели с королем предыдущую ночь.
При всей своей наивности Зошина понимала, что вся эта пьяная компания на бархатных подушках вела себя до крайности непристойно. Мужчины скинули сюртуки, а некоторые даже рубашки.
Эта картина предстала перед ней на какую-то долю секунды. Король поднял свободную руку, в которой блеснул пистолет. Георгий выстрелил в один из газовых светильников, и осколки стекла разлетелись по полированному полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35