— В конце концов, если все окажется слишком… ужасно… — решила она, — я всегда могу… умереть!
Но ей совсем не хотелось умирать. Она мечтала прожить все отпущенное ей на земле время, узнать мир, а больше всего, хотя она едва осмеливалась признаться в этом даже себе самой, ей хотелось найти любовь, о которой она мечтала.
Глава вторая
Столицы Лютцельштайна и Дьера находились не слишком далеко друг от друга, но между ними простиралась гористая местность, и поэтому поезду, в котором они ехали, предстояло преодолеть трудный и долгий путь.
Однако путешествие оказалось настолько увлекательным, что теперь, оглядываясь назад, Зошина готова была примириться даже с бесконечными приготовлениями.
Сначала ей было невдомек, зачем вдруг потребовалось столько новой одежды, пока она не сообразила, что все это — часть ее приданого.
Это сразу же лишило наряды их привлекательности для девушки.
Но поскольку сестры безумно волновались, когда заказывались всевозможные платья, костюмы, шляпки, зонтики, перчатки и, конечно, тонкое и изысканное нижнее белье, то и Зошина волей-неволей втягивалась в эти хлопоты.
Времени на подготовку оставалось совсем мало, и ее очень утомляли примерки. К счастью, Эльза, хотя и была на пятнадцать месяцев моложе, фигурой и комплекцией мало отличалась от старшей сестры и нередко соглашалась заменить Зошину.
Правда, каждая примерка будила в Эльзе откровенную зависть к сестре, так что Зошина еще и оправдывалась в том, что ей приходится выходить замуж.
— Это же нечестно! Ну почему всегда все достается старшим! — негодовала Эльза. — Мало того, что из всех нас папа всегда предпочитал именно тебя…
— Это еще мягко сказано! — вставляла неуемная Каталин.
— ..так ты и замуж выходишь первой, да еще за короля! — закончила Эльза.
— Можешь еще добавить, что она самая красивая из нас, — заметила Теона, — уж это-то — сущая правда.
— Если бы вы только знали, как бы мне хотелось, чтобы ничего этого не было, — не выдержала Зошина в конце концов, в сотый раз выслушав причитания Эльзы.
— Ошибка в том, — вмешалась опять Каталин, — что тебя выдают за европейца. Если бы папа догадался остановить свой выбор на мусульманине, например арабе или египтянине, он смог бы сбыть с рук нас всех четверых одновременно!
Эта шутка заставила девочек от души расхохотаться, но обида Эльзы ясно говорила, что этот брак, который и сам по себе пугал Зошину, еще и отдалял ее от собственной семьи.
Однако не в ее силах было что-нибудь изменить. Оставалось только радоваться нарядам и одобрению со стороны родителей.
Эрцгерцогиня проявляла столь необычную приветливость, что Теона не выдержала и отметила:
— Если бы у мамы всегда было такое хорошее настроение, как сейчас, мы могли бы попросить ее устроить для нас танцы или хотя бы пригласить кого-нибудь из друзей на чай.
— Сомневаюсь, что она согласилась бы! — возразила Эльза. — Солнце сияет сейчас только потому, что Зошине предстоит стать королевой.
Действительно, их мать как будто бы была довольна, и Зошину явно удивляло это, поскольку эрцгерцогиня никогда не проявляла никакого честолюбия, когда дело касалось ее дочерей.
Потом ее внезапно, поразила странная мысль. Неужели все дело в том, что замужество дочери означает ее отъезд из дома, а значит, во дворце станет на одну женщину меньше.
Дети редко смотрят на своих родителей как на обычных людей.
И Зошина только в последний год стала воспринимать свою мать не только как незыблемый авторитет, но и как женщину, со всеми чувствами, присущими слабому полу.
Лишь совсем недавно к ней пришло острое и осознанное понимание того, как ревниво мать любит ее отца, как собственнически оберегает эту свою любовь.
Герцог со своей стороны, как казалось Зошине, никогда не выказывал особой привязанности к жене, хотя и был предельно учтив на людях и считался с ее мнением в семейном кругу.
Теперь Зошина ясно понимала, что союз ее родителей — яркий пример брака, заключенного исходя из государственных интересов.
Но в глазах матери за почти ледяной холодностью Зошина научилась видеть несчастную женскую судьбу.
Оглядываясь назад, девушка вспоминала, что на дворцовых приемах, которые им позволяли наблюдать с балкона тронного зала или с галереи бального зала, ее отец, стоило завершиться официальной части приема, всегда выделял самую привлекательную женщину и танцевал с ней или беседовал в продолжение всего остального вечера.
Тогда Зошина не находила ничего особенного в том, что отец вальсирует с посторонней дамой, обнимает ее тонкую талию, и глаза его партнерши при этом искрятся почти так же ярко, как драгоценные камни в ее волосах.
Теперь Зошина думала, что мать настойчиво желала ограничить контакты мужа с другими женщинами. Поэтому так редки были праздники и приемы у них во дворце.
И она понимала, как бесит отца, что подагра лишила его возможности даже ездить верхом по утрам в обществе одного грума.
Зошина не сомневалась, что теперь ему не удавалось развлекаться с друзьями, что он, хоть иногда, позволял себе раньше.
Вечно погруженная в книги или грезы, Зошина не слишком интересовалась жизнью в доме, но сейчас она смутно припоминала какие-то мимолетные намеки на увлечения отца, из которых она давно могла бы понять, что у него есть и другие интересы, далекие от семьи.
«Бедная мама! думала Зошина. — Ей, вероятно, было невыносимо трудно скрывать свою ревность».
При этом горькая мысль о собственной участи невольно приходила девушке в голову. Ведь и она сама могла оказаться в таком же положении.
Хорошо было Каталин говорить о предполагаемом благотворном влиянии сестры на короля. А что, если это ей не удастся?
Если ей придется провести всю жизнь с тем, кто с трудом выносит ее, предпочитая своей королеве других женщин?
Когда по ночам она думала об этом, девушка стискивала руки и молилась с жаром, который пугал даже ее саму, о том, чтобы ей не пришлось ехать в Дьер.
Она предпочла бы вообще не выходить замуж ни за короля Георгия, ни за любого другого неизвестного ей мужчину.
Но одновременно Зошина понимала, как отчаянно две маленькие страны стремятся сохранить свою независимость.
Напористость прусской армии и поведение завоевателей во Франции обострили патриотические чувства жителей Лютцельштайна, осознавших, что их собственная судьба может быть в одночасье решена немецким вторжением.
Зошина помнила, как ужаснулся весь Лютцельштайн, когда почти пять лет назад король Людвиг Баварский сдался без всякого сопротивления и принял «приглашение» Пруссии вступить в федерацию.
Бисмарк действовал ловко и хитро. Он предложил Баварии частичную независимость: ей предлагалось сохранить железнодорожную и почтовую систему, ограниченный дипломатический статус в отношениях с зарубежными странами, некоторую степень военной, юридической и финансовой автономии.
Зошина часто слышала историю о том, что даже предлагалось совместное или поочередное управление всем союзом прусским и баварским монархами.
Это побудило жителей Лютцельштайна надеяться на лучшее. Но тут заговорили о том, что прусский король принял титул императора объединенной Германии.
Когда представитель Пруссии нанес визит королю Людвигу Баварскому, тот лежал в постели, страдая от мучительного приступа зубной боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35