— Ой, миледи, вы же не нажалуетесь на меня, правда? Это просто потому, что вы такая молоденькая и все понимающая, а они все такие чопорные и важные. Со мной никто никогда так просто не разговаривал. Скажи я об этом хоть слово мисс Джоунз, она тут же меня вышвырнет вон.
— Не бойся, я не нажалуюсь на тебя, — улыбнулась Мелинда, — я и сама рада, что мне есть с кем поговорить.
— Я не думаю, что ваша светлость правильно делает, что скрывает свою свадьбу, — сказала Глэдис. — Вы должны быть внизу и встретиться с родственниками его светлости. Он с гордостью бы смог представить вас.
В этом доме еще никогда не было никого краше вас.
— О, Глэдис, ты мне льстишь! И не забывай, что моя свадьба — и вправду секрет. Ты не должна никому рассказывать о ней даже полсловечка, ты понимаешь?
— Да, миледи, нас уже инструктировали. Мистер Ньюман сказал, что первый, кто скажет об этом хоть слово вне стен этого дома, тут же окажется под забором. Он был ужасно строг на этот счет!
— Рада это слышать, — сказала Мелинда, — а теперь, Глэдис, пожалуй, я лягу спать.
Но было еще очень рано, и она никак не могла уснуть. Она лежала без сна, пытаясь разобраться в той путанице фантастических событий, которые произошли с ней с тех пор, как она сбежала из дома дяди.
И она обнаружила, что постоянно возвращается к мыслям о маркизе. Почему он так настроен против нее? Она не понимала. Почему, когда он смотрит на нее, у него такой странный взгляд, в котором читается презрение? Что плохого она сделала ему, кроме одолжения, о котором он сам просил ее?
Утром Глэдис пришла в комнату Мелинды грустная и заплаканная.
— Внизу установили гроб, — сказала она Мелинде со всхлипом. — Бедная старая леди! Она по-своему была к нам добра, и, хотя я никогда с ней не разговаривала, я привыкла к ней. Как подумаешь, что больше никогда не увидишь, как она спускается вниз, так медленно, но с достоинством…
— Как жаль, что я не знала ее, — проговорила Мелинда скорее для себя, чем для Глэдис.
— Она была с характером, — просто сказала Глэдис. — Я слышала, как она кричала на его светлость порой. А он пулей вылетал из дому с потемневшим лицом, хлопая за собой дверью. Мне всегда было интересно, почему они так ненавидели друг Друга?
Мелинда подумала, что невозможно ничего утаить от слуг. Ей очень хотелось спросить о том, почему и о чем спорили маркиз и его мачеха, но ночью ей стало стыдно, что она позволила Глэдис болтать в такой дружеской манере. Поэтому сейчас она занялась завтраком и не вызывала девушку на разговор, как сделала в прошлый вечер.
Шторы в ее комнате были опущены до того момента, как похоронная процессия не покинула дом, затем старшая горничная пришла и подняла их на несколько дюймов, чтобы впустить немного света.
— Прошу прощения у миледи, если темнота доставляет вам неудобства, — сказала она, — но это был приказ его светлости, чтобы все шторы были опущены.
— Ну конечно, они должны быть опущены, — произнесла Мелинда. — Не поднимайте их слишком высоко.
— Несколько дюймов никто не заметит, — сказала мисс Джоунз, — а вашей милости будет неуютно. Вы не возражаете, если мы с Глэдис займемся упаковкой ваших вещей?
— Упаковкой? — удивилась Мелинда.
— А разве ваша светлость не слышали? — с любопытством сказала мисс Джоунз. — Я думала, его светлость уже говорил вам. Он уезжает в Чард немедленно после возвращения с похорон, а вы, ваша светлость, едете с ним. Багаж, конечно, последует за вами в крытом экипаже.
Мелинда воспрянула духом.
— А как мы поедем? — спросила она.
— В фаэтоне его светлости, — ответила мисс Джоунз. — Уверена, что ваша светлость удивлены выбору такого средства передвижения. Но его светлость никогда не любил обыденности.
— Да нет, совсем нет, — пробормотала Мелинда.
Она быстро оделась, выбрав дорожный костюм из саржи цвета морской волны с небольшим обтягивающим жакетом, чтобы было тепло в пути.
Шляпка, подходившая к этому костюму, также была небольшой. А ленты, подвязанные под подбородком, как надеялась Мелинда, не дадут ветру сдуть ее с головы.
Она уже целый год не ездила в фаэтоне. Тот, что был у ее отца, не отличался ни новомодным видом, ни быстротой, но все же кататься в нем было намного приятнее, чем в закрытом экипаже, которому отдавали предпочтение тетя и дядя.
Когда Мелинда была готова, она посмотрела в зеркало. Не вызывало никаких сомнений, что морская синева ее дорожного платья как нельзя лучше подходила к ее светлым волосам и белой коже. Но радостное возбуждение, заставившее светиться ее глаза, было бы совершенно неуместно в ее облике, будь она настоящей женой маркиза и носи она траур. Она подумала, не захочет ли он, чтобы она надела черное, но в ее гардеробе не было ни одной вещи такого цвета, и она решила, что слуги воспримут ее цветное одеяние как попытку хранить ее брак в секрете.
Главная горничная и Глэдис упаковали ее одежду в несколько больших чемоданов. Они носили платья из гардеробной в спальню и опускались на колени, чтобы лучше уложить их, а Мелинда вышла на лестницу и стала прислушиваться, не приехал ли маркиз.
Она опасалась спускаться вниз, чтобы не встретиться с родственниками, и боялась, что он может вернуться с кем-нибудь из них, но, к счастью, она увидела, что он вошел в холл один.
— Я хотел бы немедленно переодеться, Ньюман, — сказал маркиз дворецкому.
Он повернулся к лестнице, Мелинде едва хватило времени скользнуть обратно в будуар, смежный с ее спальней. Она успела заметить хмурое выражение его лица, когда он поднимался наверх, и не хотела встречаться с ним, когда он в таком настроении.
Если он рассержен, то может отказаться взять ее с собой в деревню. Или ее отправят вместе с багажом и слугами в закрытой коляске. Она с нетерпением ждала, и, наконец, в дверь раздался стук. Она открыла ее и увидела лакея.
— Наилучшие пожелания от его светлости. Он хотел бы знать, готовы ли вы к отъезду?
— Да, я готова, — сказала Мелинда.
Она пошла за лакеем вниз по лестнице. Маркиз стоял в холле, переменив темный похоронный костюм на светло-серые брюки и элегантно скроенный сюртук более темного оттенка.
— Доброе утро, Мелинда! — сказал он. — Надеюсь, вы хорошо спали?
Эти обычные слова прозвучали так, что Мелинда поняла, что мрачное расположение духа его покинуло. Не сказав больше «и слова, он направился к выходу. Мелинда последовала за ним. На улице стоял самый роскошный фаэтон, который ей когда-либо приходилось видеть, — с желто-черными колесами, запряженный парой гнедых лошадей. „Тигр“ — так называл его старый грум. Лакей помог ей подняться на высокое сиденье, рядом вскочил маркиз. Он взял вожжи в руки, грум отпрыгнул в сторону, и они отправились в путь.
Молодой грум в котелке сидел за ними. Мелинде было грустно, что она не может показать отцу лошадей, которые везли их: ему бы понравилось, как маркиз правит.
Лошади были свежими, их даже требовалось сдерживать на оживленных улицах города, но вскоре они выехали в сельскую местность, и маркиз позволил им нестись во весь опор. Они уже на несколько миль отъехали от Лондона, когда он впервые повернулся к ней и сказал:
— Вы очень молчаливы.
— Меня всегда учили не беспокоить джентльмена, когда он управляет парой свежих лошадей, — ответила Мелинда.
Маркиз засмеялся:
— Вижу, у вас был хороший учитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49