Мелинда тоже заразилась его энтузиазмом, и после обеда они пошли в канцелярию поместья. Маркиз показал ей большой план угодий. Она обнаружила, что он знает всех местных фермеров по именам. Он показал ей на карте, где есть пустующие земли, потому что его мачеха и ее агенты сдирали с фермеров такую ренту, что им стало невыгодно вести дела, и рассказал, где он начнет распахивать новые поля, сажать новые леса и заниматься другими улучшениями своего хозяйства.
Они так долго пробыли в канцелярии, что уже стемнело, когда они, наконец, вернулись в гостиную. Шторы были задернуты, в камине горел небольшой огонь, так как опасались, что вечер может быть холодным.
Казалось, дым от камина только усилил аромат цветов и запах воска и сухих лепестков, наполнявших дом.
Мелинда, качнув юбками, наклонилась над камином, и у нее невольно вырвались слова:
— Совсем как дома! И запах тот же.
Маркиз сел на диван. Она чувствовала на себе его взгляд; немного помолчав, он сказал почти с удивлением:
— Я рад, что вы здесь. Мне нужно выговориться, я так долго держал все в себе, а вы, кажется, сможете меня понять.
— Да, смогу, — сказала Мелинда.
Он наклонился к ней, взял ее за руку и потянул к себе.
— Идите и сядьте здесь, Мелинда.
Она хотела возразить, что ей хорошо и тут, но почему-то подчинилась ему и села рядом с ним на диван.
Несколько секунд он молчал и просто смотрел на нее, а потом, словно самому себе, проговорил:
— Прелестна! Так прелестна, что жаль…
Он не закончил фразы и обнял Мелинду, притянув к себе. Она была так поражена, что несколько мгновений не могла сопротивляться, а потом, раньше, чем она поняла, что происходит, его губы впились в ее.
Она никогда раньше не целовалась, а его натиск застал ее врасплох, и ей показалось, что она задыхается.
Его губы действовали грубо, а руки держали так крепко, что она не могла пошевелиться. Она почувствовала ярость и страсть в его поцелуе, который напугал ее, затем его губы стали мягче, и она смогла освободиться.
— Нет, — только и смогла выговорить она, — нет…
Он взял ее за подбородок и взглянул в лицо.
— Не боритесь со мной, Мелинда, — взмолился он. — Вы нужны мне! Мне нужна ваша мягкость и теплота, мне нужно понимание. Мы здесь одни. Разве вы не понимаете, как вы нужны мне?
Она ничего не отвечала, потому что он снова поцеловал ее, прижимая к себе все сильнее и сильнее. Она почему-то не могла сопротивляться, чувствуя, что какая-то волна несет ее все ближе и ближе к нему, пока они почти не слились в единое целое… Теперь он целовал ее щеки, глаза, шею, потом снова губы, она снова почувствовала, что в ней пробуждаются какие-то неведомые силы, ее охватила дрожь, а по телу пробежало пламя, которое она еще никогда в жизни не ощущала…
Он внезапно отпустил ее и стал рассматривать ее голову, лежавшую на его плече. Ресницы Мелинды трепетали, губы были полуоткрыты, на шее, там, где он целовал ее, пульсировала маленькая жилка.
— Я потерял от вас голову, Мелинда, — сказал он, его голос ласкал ее. Он нежно поставил ее на ноги и отвел к двери, обняв за плечи. — Поторопитесь! Я не хочу долго ждать. Сколько вам дать — пятнадцать минут? Не дольше, пожалуйста, потому что я сгораю от нетерпения, радость моя!
Его губы снова коснулись ее щеки, потом он открыл дверь, и она оказалась в холле. Она почти машинально поднялась по лестнице. И только дойдя до своей комнаты, попыталась понять, что же произошло, и почти в панике догадалась, чего же он хотел от нее.
«Этого не может быть!» — думала она.
Что она такое напридумывала! Она даже себе боялась признаться в этом, ужас заставлял отбрасывать эти мысли. И даже после того, как она очнулась от грез, она знала, что ее, как кинжалом, в самое сердце, ранило что-то другое.
Она любит его! Она задрожала, и пламя, которое он зажег в ее теле, вспыхнуло снова и поглотило ее целиком, обогатившись теплом и страстью ее собственной любви.
Она закрыла дверь спальни и повернула ключ в замке. Потом ее охватил страх, потому что она знала, что он придет и велит ей открыть дверь, а она не сможет отказать ему! Она так хотела снова ощущать на губах его поцелуи, чувствовать его руки, обнимающие ее. И она знала, что, как только он войдет, она не сможет противостоять ему и сделает все, что он велит ей.
В ужасе она подбежала к окну и отдернула шторы.
За окном по небу плыла луна, светили звезды. Она открыла решетчатое окно и посмотрела вниз. Там росла старая смоковница, ее ветки были сильными и крепкими — давно она жила на этом свете.
Мелинда оглянулась. Дверь заперта, но ей уже чудился его голос, приказывающий ей открыть дверь.
— Мелинда!
Она закрыла глаза. Она все еще ощущала его губы на своих губах, глазах, щеках, шее. Она в отчаянии вскрикнула и вылезла в окно.
Дома она часто лазала по деревьям, за что ей всегда попадало от матери, называвшей ее сорванцом, но еще ни разу ей не приходилось взбираться на дерево в пышном вечернем платье с полдюжиной нижних юбок. Она услышала, что тонкий шифон на ее платье затрещал, а на ветке смоковницы повис один из розовых букетиков, украшавших подол. Но каким-то образом ей все же удалось спуститься на землю. А потом она, как маленькое испуганное животное, страшащееся света, побежала через газоны в спасительную тень лесных деревьев.
Глава 9

Мелинда проснулась и не поняла, где она находится. Перед ней к высокой изогнутой крыше поднималась серая каменная колонна. Потом она все вспомнила и села на мягкой бархатной подушке, на которой проспала всю ночь.
Когда она входила в эту часовню с рядами скамеек, то решила, что это собственность семьи маркиза. Она ощупала резную дверь, увидела, что сиденья на скамьях мягки и роскошны, так же как и подушка для коленопреклоненной молитвы. Она опустилась на колени помолиться. Церковь (запах плесени и древности смешался в ней с запахом цветов на алтаре) представилась ей убежищем, и в слабом свете луны, светившей сквозь витражи, она почти ощупью нашла проход и опустилась на колени у первого ряда, моля Бога защитить ее не только от маркиза, но и от себя самой.
Через некоторое время сердце перестало бешено колотиться в ее груди, а дыхание восстановилось. Это страх заставил ее бежать во весь дух через газоны, но она хорошо понимала, что побег был во многое напрасным, потому что в груди все еще горело то пламя глубокого чувства, которое побуждало ее вернуться.
— Помоги мне! О, помоги мне! — молилась она, недоумевая, как она могла так быстро превратиться из девушки, совершенно не интересовавшейся мужчинами, в это новое для нее существо, которое дрожало и трепетало от прикосновений губ мужчины.
Она знала, что привязалась к маркизу с того мгновения, когда впервые увидела его. Она ненавидела его циничное выражение лица, презрительную манеру говорить с ней, тот гнев, который он вызывал в ней.
И все же в нем всегда было нечто притягательное для нее, вызывающее желание быть рядом с ним.
Теперь она поняла, почему ей было так одиноко и пусто тем бесконечно тянувшимся днем, который она провела в спальне одна. Время шло медленно оттого, что она не могла быть с ним. Она тихо застонала и уронила голову на руки. Что с ней стало? Как она может испытывать такие чувства, прекрасно зная, что все это безнадежно, что так не должно быть и что это идет наперекор ее гордости и всему тому, что представлялось ей святым?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49