Для того чтобы восставшие поднялись сразу по всему острову и чтобы согласовать их действия, Букмен использовал нити воду, связывавшие их всех воедино.
В июне — июле 1791 года то и дело вспыхивали мятежи в западных провинциях. Людей там секли, колесовали, вешали.
Плантаторы не обращали внимания на эти отдельные взрывы негодования, не придавая им никакого значения. Тогда, в конце июля, Букмен собрал заговорщиков — представителей от каждой из северных плантаций, чтобы убедить их в необходимости объединения.
Они собрались в густом лесу, подальше от человеческого жилья. В ту ночь бушевала буря-, гремел гром, и его удары, казалось им, возвещали, что боги на их стороне; Букмен сам исполнил обряды воду.
Его мамалои перерезала горло черному борову и губами, алыми от его крови, заговорщики произнесли слова клятвы; они поклялись в верности Букмену и его заместителям, а потом Букмен назначил день выступления — 22 августа.
Время пришло. В ту ночь Букмен, надсмотрщик над рабами, собрал своих подчиненных и последователей на плантации Терпина; на этот раз сигналом к сбору послужил не хлыст, а факел; по всей северной равнине рабы начали жечь, насиловать и убивать.
Горели дома, пылали плантации сахарного тростника, и в этом жарком, ослепительном свете жестоким хозяевам негде было укрыться от преследовавших их черных рабов; они настигали их повсюду, мучили и пытали, — можно понять кипевшую в них ярость, — а затем убивали.
На некоторых плантациях рабы, помня доброту своих бывших хозяев, прятали их или их детей, спасая от жестокой расправы.
На других никому не удалось избежать возмездия, ни один белый не спасся, и некому было рассказать о том, что там происходило.
Оделюк, хозяин плантации Галлифе, который известен был тем, что сек и истязал своих рабов с особой жестокостью, находился в то время в Ле-Капе. Услышав о бунте, он поспешил в свои владения.
Он прихватил с собою нескольких стражников, чтобы подавить беспорядки; но, прибыв на место, обнаружил, что его собственные рабы были среди зачинщиков и главарей мятежа, а вместо знамени они несли насаженное на кол тело ребенка — белого ребенка.
Оделюка схватили и убили. К этому времени бесполезно было уже поднимать тревогу — отряды рабов, торжествующие, опьяненные местью, подобно лесному пожару неслись по равнине, уничтожая все на своем пути.
Андре будто видел своими глазами, как все это происходило.
Удивительнее всего было то, что, захватив власть, провозгласив независимость и объявив себя императором, Дессалин — а с ним и Кристоф — запретили воду, ту самую религию, которая принесла им победу.
Это было нечто загадочное, недоступное пониманию Андре, но в чем он был абсолютно уверен, так это в том, что воду, на время затаившаяся, незримая, безгласная, продолжала жить в душах, сердцах и умах верующих и в любой момент могла вспыхнуть неудержимым пламенем, вновь объединив их всех.
Сумерки постепенно перешли в ночь. Тома вышел на балкон и позвал Андре:
— Постель готова, мосье.
Улыбаясь, Андре вошел в маленькую гостиную, ожидая увидеть одеяло, расстеленное прямо на голом полу, как это было в предыдущие ночи.
Он надеялся только, что бесчисленные зеленые ящерицы, бегавшие по стенам, не слишком будут мешать ему спать.
В комнате на деревянном саквояже, служившем столом, горела свеча, которую они благоразумно прихватили с собой. В ее неверном колеблющемся свете Андре вдруг увидел кровать — самую настоящую кровать, которую Тома неизвестно где удалось раздобыть в этом пустом, заброшенном доме.
Это были просто четыре деревянных бруска, на которые была натянута плетеная сетка — нечто вроде гамака.
На таких примитивных кроватях в жарких странах спят обычно рабы и слуги, однако этой ночью она показалась Андре королевским ложем.
Теперь Андре понял, почему он слышал стук молотка, когда сидел на балконе.
Видимо, Тома нашел какую-то сломанную кровать и починил ее — будь она целой, ее, конечно, уже давно стащили бы; он вбил несколько ржавых гвоздей и привязал раму с сеткой к ножкам крепкой бечевкой.
— Мосье, осторожно! — предупредил негр. — Завтра закреплю получше.
— Спасибо, Тома, — поблагодарил его Андре. — Ты такой молодец! Как только тебе удалось отыскать это? Без сомнения, так мне будет гораздо удобнее, чем спать на голом полу, как прошлой ночью.
Негр широко улыбнулся, довольный похвалой, затем стянул с ног Андре высокие сапоги для верховой езды и сложил их имеете со всей остальной одеждой, готовясь унести из комнаты.
— Тебе, наверное, понадобится свеча? — спросил Андре.
— В кухне достаточно света, — ответил Тома. — Bon nuit, мосье!
Андре осторожно улегся, прикрывшись легким пледом.
Он думал о том, как странно все складывается в этой жизни: вот он лежит в доме своего дяди, на загадочном, полном тайн острове, черный слуга прислуживает ему, а впереди его ждут неведомые и удивительные приключения.
«До сих пор мне везло, поразительно везло!» — подумал Андре.
Потом он вспомнил об «оуанге» Педро, обвившейся вокруг полуразрушенной колонны.
Что бы там ни говорил Тома, но Андре просто не верилось, что этот знак мог относиться к нему.
Как мог хоть кто-нибудь узнать, что он собирается остаться здесь на ночь, догадаться о том, что он направляется именно на плантацию де Вийяре и что для этого у него есть особые причины?
«Все это только страшные сказки о домовых и привидениях, чтобы пугать маленьких детей!» — промелькнуло в голове Андре, затем глаза его закрылись, и он заснул.
Андре проспал несколько часов и, открыв глаза, увидел, что свеча его совсем оплыла, от нее остался только маленький огарок; он упрекнул себя за то, что так легкомысленно забыл погасить ее перед сном.
А может, в действительности это был страх остаться одному в темноте? — спросил он самого себя, но тут же отбросил эту мысль; нет, это было просто небрежностью, ничего больше.
Через открытую балконную дверь ему виден был слабый свет звезд, лившийся с темного ночного неба; воздух был напоен чудным ароматом каких-то удивительных южных цветов; по ночам они пахли особенно сильно.
И тут Андре услышал барабаны.
Теперь они были ближе, гораздо ближе, чем вечером, когда он даже не был уверен, что ему не послышался этот звук.
«Интересно, что за весть они несут?» — сонно подумал Андре.
А если и в самом деле барабаны говорили о нем?
Мучимый любопытством, Андре поднялся и вышел на балкон.
Он старался двигаться как можно осторожнее, так как чувствовал, что пол под его ногами не слишком прочен и он может в любую минуту провалиться.
Теперь звук барабанов слышался гораздо громче. Он доносился откуда-то со стороны леса, кажется, именно с той стороны, откуда они приехали.
Сначала он хотел позвать Тома, чтобы тот тоже послушал барабаны.
Но не успел он подумать об этом, как какой-то инстинкт или интуиция подсказали ему, что негра нет в доме, что он здесь один.
Мысль эта пришла к нему неизвестно откуда, казалось бы, для нее не было никаких оснований, и все же Андре был почему-то абсолютно уверен, что звать слугу и говорить с ним о барабанах бесполезно, поэтому он просто вернулся в комнату и лег обратно в постель.
Он еще долго лежал так, глядя на меркнущий огонек свечи, прислушиваясь, размышляя, не в силах подавить свое любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44