Работал он больше, чем девушки, давая еще и уроки танцев, но поскольку это служило предлогом, позволяющим дамам солидного возраста завязывать с ним более тесное знакомство, ему не требовалось выходить из дома раньше полудня.
После позднего завтрака он сам приходил к ним в дом, скользил с ними часок по паркетным полам, потом баловался чайком и болтал, рассказывая о себе.
Поговаривали, будто он вопреки правилам Пальони требует чаевых и с неохотой идет во второй раз танцевать с женщиной, которая об этом забыла.
Будучи мужчиной, Пол имел привилегию отказывать, девушки же не имели возможности отклонить приглашение гостей.
Работал он в ресторане давно, и Пальони хорошо знал ему цену, так как его обожательницы регулярно являлись обедать и ужинать, приводя с собой нетанцующих мужей, которые оплачивали счета.
С Фионой Пол разговаривал снисходительно-вежливо. Он обладал обходительными манерами жиголо и не отказывался от них в общении с девушками, находясь в ресторане Пальони.
Они все вместе сидели за столиками, когда оркестранты, шумно устроившись на местах, грянули бодрый мотив, сразу создав атмосферу веселья. Пол с легким кивком обратился к Фионе:
— Не потанцуете ли со мной, мисс Мейн? Фиона встала, внешне собранная и подтянутая. Она страшно боялась ошибиться в танце, но Пол был очень хорошим танцором.
Хотя они протанцевали одни не больше трех минут, после чего к ним присоединились три-четыре другие пары, ей удалось создать впечатление, будто она привыкла находиться на всеобщем обозрении.
— Теперь можно вернуться к еде, — сказал наконец Пол, когда в кругу танцующих оказались как минимум шесть пар, да и другие, похоже, готовились пополнить их ряды.
Они пошли обратно к столику, где увидели, что их ужин остыл.
Впрочем, еда все равно вызвала аппетит у Фионы, проведшей несколько последних недель в поисках работы, ей частенько приходилось питаться очень скудно, почти голодать.
В Лондоне было полным-полно людей, ищущих работу, независимо от ничтожности предлагаемого жалованья. Все что угодно, только работать, только иметь хоть какую-нибудь гарантию, что тебе не будет угрожать голод.
Отец Фионы служил поверенным в лондонском пригороде, где она и прожила всю свою жизнь.
Это был замкнутый, мрачный мужчина, относившийся к жизни и смерти с угрюмым фатализмом, в результате чего друзей у него не было, а детские годы Фионы прошли в глубоком одиночестве.
Мать умерла молодой, и никто не занял ее места.
Домом заправлял единственный слуга, который не испытывал привязанности ни к ее отцу, ни к ней, но сносно справлялся со своими обязанностями.
Фиону отправили в местную среднюю школу, где она получила образование. Однако оно не дало ей подготовки к какой-либо конкретной работе, вскоре она убедилась, что место учительницы или гувернантки для нее исключено.
Она вышла из школы, умея аккуратно печатать на машинке, только чересчур медленно, чтобы трудиться где-либо, кроме конторы собственного отца.
Там и прослужила она два года, не получая зарплаты и зарабатывая больше упреков, чем благодарностей.
Полгода назад отец внезапно скончался.
Фиона осталась с капиталом, составляющим сотню фунтов. Популярностью отец не пользовался, и его бизнес оказался неприбыльным.
На дом, в котором ей жить не хотелось, заканчивался срок аренды, и когда она объяснила домовладельцу свою ситуацию, тот щедро избавил ее от взноса за последний год.
Вскоре выяснилось, что вероятности получить работу в тех местах нет.
На рынке труда уже образовался избыток девушек, нуждающихся взаработке, и Фионе со своей сотней фунтов пришлось поехать в Лондон и пуститься на поиски места в Вест-Энде.
Банковский менеджер уговорил ее вложить сто фунтов в военный заем, и она поклялась себе ни в коем случае не продавать облигации, разве только совсем уж в отчаянном положении.
Тем не менее деньги ушли. Ничто и никто уже не мог уберечь ее от голода.
Мать Фионы была родом с запада, но она никогда ничего не слыхала о каких-либо родственниках, хотя смутно предполагала, что кто-то из них еще должен был жить на свете.
Отец родился на севере, и, насколько ей было известно, родни не имел; похоже, ни одна живая душа не оплакивала его кончину.
Для начала Фионе следовало найти комнату, и нынешнее жилье в «конюшнях», неподалеку от станции подземки «Марбл Арч», первым попалось ей на глаза.
Она ухватилась за него, пока не найдет чего-нибудь лучшего.
Комнату убирала она сама, хозяйка предоставляла ей завтрак. Чай, не слишком горячий и очень бледный, хлеб и маргарин появлялись под дверью каждое утро часам к десяти. Если Фиона вставала позже и чай совсем остывал, вина лежала на ней.
Она согласилась на эти условия, так как решила, что ей лучше всего подойдет ресторан или ночной клуб.
В течение первой недели она искала работу манекенщицы или продавщицы в первоклассных магазинах, пока не выяснилось, что непоколебимой преградой для нее встает один вопрос: «У вас есть опыт?»
То же самое с работой продавщицы, вдобавок на каждое место стояла очередь других желающих.
Объявление в одной из газет натолкнуло Фиону на попытку получить должность хозяйки дансинга.
Никогда не слыхав ни о чем подобном, она все-таки понимала, что на такую работу требуется хорошенькая, прилично одетая девушка.
Фиона знала, что неплохо выглядит в данный момент, пока одежда сравнительно новая. Траур по отцу создавал строгий черный фон, выгодным образом подчеркивавший типичную для блондинки внешность.
И она принялась кочевать из кабаре в ночной клуб, из ночного клуба в ресторан. Она так часто встречала одних и тех же девушек, что с одной-двумя они начали обмениваться улыбками и перебрасываться парой слов.
Фиону поражало, с какой обреченностью девушки принимали отказ, не протестовали и не проклинали судьбу, повернувшуюся к ним спиной.
Другие только пожимали плечами или подшучивали над злодейкой фортуной.
Только что получив от ворот поворот в довольно-таки низкопробном ночном баре на Риджент-стрит, где место уже было занято, Фиона услыхала, что Пальони намеревается взять еще одну платную партнершу.
— Бренда устроилась на работу в театр, — сообщила ей девушка, которая стояла за ней в очереди. — На будущей неделе они едут в турне для пробы, а если повезет, снова вернутся в Лондон. Вот уж действительно посчастливилось ей — четыре фунта в неделю! А значит, Пальони придется подыскивать кого-то другого.
На следующее утро Фиона стояла в очереди, собравшейся на улице у ресторана «Пальони».
День выдался сырой, моросил мелкий дождичек, и они простояли добрый час, прежде чем в ресторан прибыл Пальони.
Официанты суетились, пытаясь проветрить зал от плотной пелены застоявшегося дыма. Пол был усеян пеплом, окурками и бумажками.
При свете дня все вокруг выглядело безвкусным и грязным, позже продуманное освещение снимало это впечатление.
Когда Фиона увидела Пальони, она ощутила инстинктивную неприязнь к нему. Смуглый, плотно сбитый итальянец с утра был небрит, но в зубах уже торчала дымящаяся сигара.
Не сняв шляпы с головы, он подзывал официантов пальцем. Девушки стояли в центре зала, пока хозяин отчитывал официантов.
Наконец Пальони обратил на них внимание. Фиона, которая пришла сюда очень рано, оказалась в первой шестерке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39