Она помнила, что часто принимала такое положение, когда отец катал ее на своем коне.
Осторожно двигаясь по тропе, герцог даже не оглянулся на разбойников, оставшихся лежать на земле. Лишь по прошествии нескольких минут Сэмела дрожащим голосом спросила:
— Н-неужели… я… уб-била… эт-того человека?
— Надеюсь, что так. Но не волнуйтесь. Предоставьте все мне. Вы не будете замешаны в этом.
— Но… я… уже… з-замешана.
— Нет! — резко сказал Бакхерст. — Этого я не допущу.
Она не поняла, что он имеет в виду, но была в таком состоянии, что не могла спорить. Ведь если бы не она, герцог сейчас сам лежал бы бездыханным.
Ей приходилось и раньше видеть такие дубинки, и она знала, что они называются палицами и имеют тяжелое утолщение на конце, из которого торчат гвозди.
Отец рассказывал ей о том, что разбойники с большой дороги часто пользуются таким оружием, и если им удавалось ударить палицей человека по голове, то у него почти не было шанса выжить.
Теперь она поняла — все произошло так быстро, что думать об этом тогда было некогда, — что герцог был на волосок от гибели.
«Я спасла его!» — думала она.
Однако душераздирающий крик человека, которого она пронзила рапирой, еще стоял в ушах, и она помнила поток алой крови, струившейся по платку, который был у бандита на шее.
Они наконец выехали из рощи и поскакали быстрее, а когда впереди показался дом, герцог сказал:
— Я хочу, чтобы вы пошли прямо к себе и легли в постель. Не говорите никому ни слова о том, что случилось. Отдыхайте, пока я не приду к вам.
— Я… боялась… очень боялась… что он может убить… вас.
— Я знаю. Вы спасли мне жизнь, и мы поговорим об этом позднее. А теперь сделайте в точности так, как я сказал.
Они двинулись по нижней части парка и, когда добрались до дорожки, увидели перед собой вереницу лошадей, прогуливаемых помощниками конюших.
Герцог подъехал к ним.
— Вы четверо, — властно сказал он, — сейчас же отправляйтесь по лесной тропе, где найдете двух разбойников. Они лежат без сознания. Свяжите их, чтобы они не могли убежать, когда очнутся, и сторожите, пока за ними не придет бричка, которую я сейчас же пошлю. — Парни промолчали, и герцог продолжал: — А ты, Джед, пойдешь к начальнику полиции. Знаешь, где его дом?
— Да, ваша светлость.
— Значит, быстро поезжай прямым путем. Попроси его поскорее приехать сюда, объясни, что дело срочное.
Джед приподнял шапку и ускакал галопом.
— Пусть один из вас проедет через рощу и поищет у озера Крестоносца, — приказал герцог оставшимся, — а остальные могут продолжать выгуливать лошадей.
И он направился к дому.
У подъезда он остановил Белого Рыцаря и сказал Сэмеле:
— Сделайте, как я сказал, и не беспокойтесь.
— А вы… не… ранены? — спросила она тоном ребенка, который никак не может успокоиться.
— Со мной все будет в порядке, — улыбнулся он. — Доверьтесь мне и постарайтесь отдохнуть.
Она вздохнула. Ей трудно было уйти: его близость, сила его рук давали ощущение безопасности и покоя.
Затем Сэмела спешилась и с минуту постояла на месте, так как ноги едва держали ее.
Усилием воли она заставила себя подняться по ступенькам, а герцог поехал на Белом Рыцаре к конюшне.
Она видела, проходя через холл, что Хигсон хочет спросить ее, что произошло и почему они вернулись на одной лошади. Но Сэмела была не в состоянии разговаривать: ее единственной целью было выполнить указание мужа и добраться до своей спальни.
Горничная — пожилая рассудительная женщина — по бледному лицу и трясущимся рукам ее светлости поняла, что что-то стряслось. Не говоря ни слова, она помогла герцогине снять амазонку, принесла прелестную ночную сорочку с кружевными оборками и приготовила постель.
Все еще находясь в полуобморочном состоянии и потрясенная случившимся, Сэмела, как во сне, улеглась в постель и откинулась на подушку.
— Может быть, ваша светлость хочет пить?
— Х-хорошая… м-мысль.
Горничная поспешила принести стакан горячего молока с медом.
Сэмела выпила немного. Потом снова улеглась и попыталась успокоиться, чувствуя, что вся напряжена и все еще очень испугана.
Казалось, столь ужасное происшествие просто не могло случиться в такой счастливый для нее день.
Она ни о чем другом не могла думать, в ее мозгу все время возникала картина: занесенная над герцогом палица и она сама, вонзающая рапиру в живую плоть.
«Зачем кому-то понадобилось нападать на герцога?» — спрашивала она себя, и никакой другой причины, кроме ограбления, не приходило в голову.
Зато Бакхерст знал настоящий ответ.
Он был полон решимости подтвердить свои подозрения и выставить обоих бандитов, если они останутся живы, в качестве свидетелей против своего кузена Эдмунда.
Пока он лежал больной, ему приходила в голову мысль о том, что Эдмунд вряд ли будет сидеть сложа руки, узнав о его женитьбе. Но герцог не мог даже предположить, что кузен опустится до такой степени, чтобы послать наемных убийц в его собственное поместье.
Ситуация, в которой оказался его кузен, его непролазные долги и женитьба герцога могли заставить Эдмунда решиться на какие-то отчаянные действия. Стало быть, пока попытка не повторилась, необходимо предпринять контрмеры.
Отдавая указание о том, чтобы за разбойниками немедленно отправили бричку, доставили их в конюшню и задержали до прибытия начальника полиции, он решил, что сложившаяся ситуация обязывает его пресечь подобные выходки раз и навсегда.
По дороге домой его больше всего беспокоило состояние жены.
Он чувствовал, как она дрожит в его руках, ощущал ее бессильно откинутую голову на своем плече и понимал, что Сэмела близка к обмороку и его долг позаботиться о ней.
То, как жена, ни секунды не раздумывая, бросилась на помощь и тем самым спасла ему жизнь, убедило его в том, что Сэмела не только смелая девушка, но и обладает сообразительностью и быстрой реакцией.
Он нисколько не сомневался, что ни одна другая женщина из всех, кого он знал, не повела бы себя таким образом в такой чрезвычайной ситуации.
Любая другая сейчас бы стонала и истерично рыдала.
«Она поступила точно так, как я и ожидал от своей жены», — думал он.
Именно в этот момент герцог словно прочитал начертанные перед ним в небе огненные буквы: он любит свою жену.
Может быть, то, что он чувствует, просто восхищение и удивление: она, будучи такой миниатюрной и хрупкой, ради его защиты убила человека!
Однако он понимал, что его нынешнее чувство — то самое, с которым он боролся в последние дни, не желая признаться себе, что полюбил Сэмелу.
Она была для него той самой розово-белой орхидеей. Чистая и юная. В тот момент, когда он меньше всего ожидал этого, она пробралась в его сердце и заняла то место, которое еще не занимала ни одна женщина.
«Откуда в ней такое?» — спрашивал он себя.
Бакхерст чувствовал, как гулко стучит его сердце и тело пульсирует от желания, когда она сидела в седле, так тесно прижимаясь к нему. Но насколько это чувство было сильнее тех ощущений, которые он прежде испытывал десятки раз с другими женщинами!
Это было то самое всепоглощающее, огромное чувство, в существование которого он до сих пор не верил. Но, бесспорно, оно захватило его, и это была любовь, которую он предвидел и искал, еще когда был молод и наивен.
Это была та самая любовь, которая царила в искусстве, музыке и поэзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31