– Какая работа вас конкретно интересует?
– «Письмо и различие».
– К сожалению, у нас нет этой книги... Но... Извините, может быть, это неудобно... но у меня есть эта книга дома. Я завтра могу принести ее... Зайдете?
– О, я был бы вам несказанно благодарен... – Константин посмотрел Мире в глаза, и она внезапно смутилась.
– Вы тоже увлекаетесь Жаком Деррида?
Она кивнула.
– Вы тоже считаете, что «мир есть текст»?
– Я верю в метод деконструкции, в процессе которой выясняется, что текст – это случайный набор цитат-археследов, – ответила Мира.
– Я тоже.
Этот болезненно истощенный мужчина непреодолимо притягивал Миру своим тихим голосом, своей слабостью, бледностью, потусторонностью.
– Я пишу о нем диссертацию, – он улыбнулся и опустился на стул. – Основная идея заключается в том, что многослойность и загадочность текстов Деррида – это зеркальное отражение сложности его личности. Как у почтовой открытки, у его философии и у него самого две нераздельно сросшиеся, образующие одно целое стороны. Он мыслитель-европеец, наследник, реинтерпретатор и оппонент линии Платона, Декарта, Гегеля, Гуссерля. В то же время он – обладатель еврейского духовного наследия, составлявшего глубинный смысл его творчества...
Они проговорили несколько часов. На следующий день она принесла нужную книгу, и он долго и восторженно благодарил Миру. Так завязалась дружба, постепенно перешедшая в нечто большее... Старенький диванчик за стеллажами книг стал хранителем их странной, испепеленной усталостью жизни близости.

?
Упругие путы запоя обвили Николая, словно удавы, ставшие модными обитателями даже некоторых коммунальных жилищ, заменив безобидных, тривиальных кошечек и болонок. Его комната в родительской квартире осталась той же, ничего не изменилось за два десятка лет: потертый письменный стол, огромный тяжелый шкаф темного коричневого цвета, расшатавшаяся кровать. Эти вещи были знакомы ему с незапамятного детства. Вернувшись после встречи с Мирой с непочатым ящиком водки, он сразу же заперся и практически не выходил, грубо крича на родителей и отгоняя их от себя.
Он пил до тех пор, пока не начинал блевать. Потом он пил еще и еще. Постепенно водка залила все, что можно залить, и притупила то, что еще хоть как-то могло ранить...
Мать то ругалась, то тихонько плакала под дверью, отец хмуро молчал. Неожиданно подступил май. И однажды, когда теплый порыв ветра ворвался в пропахшую табачным дымом и перегаром комнату, Николай, хотя и был весьма пьян, неожиданно пошел в ванную комнату и привел себя в порядок. На стене висело то же самое зеркало, щербины в котором были знакомы ему лучше, чем очертания континентов на географической карте. Он с трудом вымылся, побрился, надел чистое.
– Мам... – спросил он рассеянно, не глядя на заплаканную мать, с удивлением взиравшую на преобразившуюся внешность сына. – У вас Первомай все еще празднуют?
– Да кто как, – растерялась мать. – А ты что же, на демонстрацию собрался?
– Нет, просто поздравить кое-кого надобно... – у него заплетался язык.
– Куда ж ты такой бухой пойдешь?
– А что? Я вполне... ничего! – Николай пригладил оставшиеся от былой пышной шевелюры волосы на затылке. – Совсем постарел я... – вздохнул он.
За дверью слышались голоса и звон посуды. Видимо, за столом собралась компания. Он решительно позвонил.
– Ничего, это даже хорошо, что все в сборе.
Дверь открыла незнакомая девушка.
– Ой, а вы к кому? – спросила она.
– Кажется, у Миры был сын...
– Я его невеста...
– Я так и подумал... А где Мира?
– Проходите...
Он сразу же встретился глазами с Мирой. По левую руку от нее сидел грузный мужчина с хмурой внешностью. «Муж» – с отвращением подумал Николай. По правую руку – худой, буквально скелет, человек с глубоко запавшими глазами... «Любовник» – еще с большим отвращением решил он.
Спиной к нему сидел молодой человек, который удивленно обернулся и посмотрел на гостя. Он был поразительно похож на Миру. «Сын» – почему-то тоже с отвращением подумал Николай.
– Вот и хорошо, что все в сборе! – наигранно-весело заорал он. – С праздником, дорогие товарищи!
– Мужик, ты кто? – недружелюбно поинтересовался Мирин сын.
– Я? Я... – он посмотрел на Миру.
Она молчала.
– Я – человек, который всю жизнь любил твою мать... А она променяла меня на твоего отца и на этого вот доходягу...
Юноша с воинственным видом поднялся из-за стола. Он был выше Николая и шире в плечах.
– Сядь, – твердым голосом сказала Мира. – Хорошо, что пришел, – она ласково взяла Николая за руку. – Садись... Познакомьтесь. Это – Николай, мой давний знакомый. Учились вместе на первом курсе универа.
– Милый, где тебя носило? – прорычал муж.
– Посмотрите на себя... Посмотрите на вашу ублюдочную страну! – вдруг взвился Николай. – Как вы живете? В полуразрушенных домах, с подъездами, пропахшими мочой? В клетушках квартир с облупившейся штукатуркой и обвисшей проводкой? Чем вы так гордитесь? Душа у вас загадочная... Да нет у вас никакой души. Нет и не было. А была бы, вы бы всю ее водкой вытравили... Мира! У тебя нет будущего среди этих людей... Поедем со мной...
– Прекрати! – заплакала Мира.
– А ты? – он ткнул пальцем в сторону худосочного. – Ну ладно, муж уже двадцать лет как объелся груш... А ты, сморчок недоношенный... Это ты занял место, которое подле нее не пусто?
Тощий опустил глаза в тарелку.
– Что вы можете ей дать, кроме засранной вдрызг жизни? Отпустите ее... Зачем она вам? Эта женщина – космос... Нет, она больше чем космос... Вы найдете себе новых проституток и поломоек. Я каждому из вас дам по миллиону, нет, по десять миллионов долларов! Отпустите ее! Я не могу без нее жить... Она гниет с вами в этом смраде, в этой ядовитой пошлости...
– Пойдем потолкуем... – внятно сказал муж и стал выталкивать скандалиста на лестничную клетку. – Достала ты меня со своими интеллигентскими разборками... – грубо прикрикнул он на попытавшуюся вмешаться Миру. – Тоже мне, блядь с философским уклоном! Анна Лохматова недотраханная...
– Как ты смеешь ее оскорблять? – Николая душила ярость.
– А ты, писатель гребаный... – муж захлопнул за собой дверь. – Думаешь, почему она к тебе тогда не уехала? Потому что я твое письмо прочел и уничтожил. «Мирчонок...» не про твою сучью морду честь...
– Я тебя убью! – заорал Николай, бросился на мужа с кулаками, но внезапно словно натолкнулся на непреодолимое препятствие, расколовшее его нос пополам. Потом стены подъезда закачались и унеслись куда-то в сторону. Оглушительный удар затылком об пол довершил начатое...
«Ну вот и все, – он внезапно успокоился. – Так даже лучше... Эта жизнь не стоила того, чтобы ее жить...» Его глаза залило кровью, и красные поля внезапно превратились в махровую черноту. Вокруг его головы медленно расползалось кровавое пятно.
Выскочившая на площадку Мира, увидев распростертого Николая, забилась в истерике и принялась колотить мужа кулачками в грудь.
– Ты его убил!
На лестничную клетку высыпали гости. Муж самодовольно вытирал кулак о свою светлую праздничную рубашку.
– Я думаю, жить будет, паскуда... Я просто дал ему в нос, причем, прошу заметить, он первый полез.
– Немедленно нужно «скорую», в больницу! – закричала Мира, заметив, что Николай пошевелился.
– Не нужно... – рассудительно сказала невеста сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47