Перед Франкуром стоял молодой человек высокого роста, с правильными чертами лица. Казалось, вся его жизненная энергия сконцентрировалась в серых глазах, взгляд которых был, как острие сабли. Он носил каску с двуглавым орлом, элегантно сшитую темную униформу, правда, его талию не опоясывал черно-желтый кушак, означавший принадлежность к командному составу. Тем не менее все беспрекословно подчинялись молодому военному. Улучив момент, Франкур вежливо обратился к нему:
— Господин офицер, я обязан вам жизнью и бесконечно признателен… Но прошу вас, скажите этим людям, что так не обращаются с пленными.
Незнакомец холодно посмотрел на зуава, но, казалось, не понял смысла сказанных слов. Он повернулся к артиллеристам и что-то приказал. Те схватили капрала, словно мешок, и бросили в желто-черную повозку.
Дорогу уже расчистили, и отряд помчался, увозя среди ящиков с боеприпасами пленного. Сквозь скрип колес и цоканье копыт Франкур не слышал более шума баталии.
«Мы все равно победим! — подумал он. — Господи, почему я так глупо попался?»
Множество вопросов возникало в его голове, и ни на один он не находил ответа. Почему такое странное обращение? Почему вмешался этот верзила и не дал его убить? Кажется, раньше они не встречались. Правда, капрал оказался невольным свидетелем тайных собраний главарей «Тюгенбунда»… А что, если этот незнакомец — один из членов проклятой ассоциации? Тогда он, Франкур, погиб безвозвратно!
Всякий раз как повозка подпрыгивала на ухабах, тело молодого человека больно ударялось о ящики. Руки и ноги онемели под веревками. Зуав чувствовал себя беспомощным, как рыба, выброшенная на берег.
Наступила ночь… Отряд продолжал скакать, время от времени делая короткие остановки.
Наконец проселочная дорога кончилась, колеса застучали по булыжной мостовой. «Стало быть, въехали в город», — отметил Франкур. И в сотый раз задал себе вопрос, почему его перевозят куда-то тайком, как государственного преступника.
Упряжка остановилась. Прислушавшись, Франкур уловил приглушенные голоса: короткие вопросы по-немецки, такие же короткие ответы. Затем повозка покатила дальше. По глухому стуку о деревянный настил капрал догадался: «Едем по подвесному мосту… наверное, в крепость».
Повозка снова остановилась, и чьи-то руки грубо выволокли пленного. Не дав оглядеться, его с головой завернули в одеяло.
Сырой воздух подземелья с запахом плесени ударил в нос. В горле запершило. Капрал услышал, как в замке повернули ключ и тяжело заскрипела дверь. Несмотря на природную смелость, ему стало не по себе. Сердце бешено забилось, на висках выступил пот. Не выдержав, молодой человек закричал:
— Где я? Чего вы от меня хотите?
— Молчи, или я убью тебя, — услышал он в ответ и почувствовал, как острие кинжала, пропоров одежду, кольнуло грудь. Франкур подчинился, рассудив про себя: «Раз уж меня потрудились сюда притащить, значит, им что-то нужно, а если и убьют, то, во всяком случае, не сразу… Посмотрим, что будет дальше».
Тем временем ему закрепили на лодыжках железные кандалы, а на руки надели наручники.
— Можете снять с себя одеяло, но предупреждаю, если будете кричать или звать на помощь, вас заколют.
Цепи на руках и ногах были тяжелые, но длина их позволяла двигаться. Франкур стащил с головы одеяло.
Он находился в просторном сводчатом помещении с узкими окнами-бойницами. Вдоль стен тянулись широкие деревянные лавки, столом служил массивный каменный куб. На выложенном каменными плитами полу лежал матрац, набитый соломой, выцветший, но довольно чистый, на нем — сложенное вчетверо серое солдатское шерстяное одеяло. В комнате кроме Франкура присутствовали двое. Один, с пышными седыми усами, вероятно охранник, походил на старого солдата в отставке. За широким поясом — огромный пистолет, массивная связка ключей, в руке — пузатая керосиновая лампа. Поодаль стоял второй, одетый в уже знакомый капюшон с дырками для глаз и длинный, до пола, темный плащ. «Ну так и есть, я в руках этих негодяев, — пронеслось в голове зуава. — Мне слишком много известно об их темных делишках. И они заставят меня дорого заплатить за то, что я расстроил их планы».
Охранник удалился, оставив лампу на каменном кубе.
— Вы действительно капрал Франкур из Третьего полка зуавов? — раздался голос из-под капюшона. Вопрос прозвучал на чистейшем французском, без малейшего итальянского акцента, которым обычно пользовались таинственные заговорщики, чтобы скрыть принадлежность к той или иной нации.
— Да, это я. Но позвольте спросить, что за странное обращение с военнопленным?
— Вы не обычный пленный. Начнем с того, что вы пленный не Австрии.
— Чей же?
— Наш.
— Но почему меня держат в цепях, как дикое животное…
— Вы слишком хитры, а потому меры предосторожности не будут лишними.
Выдержав паузу, незнакомец продолжал:
— Своими действиями вы доказали, что отважны и предприимчивы.
— Вы преувеличиваете!
— Вам удалось победить людей ловких и незаурядных, а самому неоднократно избежать смерти…
— Мне дорога жизнь.
— …так что мы обходимся с вами так, как вы того заслуживаете.
— Но могу ли я узнать…
— Более ничего. Наступит время, мы сообщим вам наши требования.
Вошел тюремщик с корзиной, полной съестных припасов, которые разложил на столе. Чего там только не было: хлеб, ветчина, сыр, фрукты, бутылка вина и коробка сигар. Умирающий от голода и жажды капрал невольно бросил взгляд на продукты и усмехнулся:
— Вижу, вы не желаете мне голодной смерти! Болонская ветчина! Я знаю в этом толк. Сыр горгонзола… Вино! Сигары!
Человек в капюшоне, не проронив ни слова, медленно пошел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, старый солдат знаком показал, что пленный может поесть.
— Не откажусь, старина, — громыхая цепями, Франкур подошел к столу. — Тем более что со вчерашнего утра у меня во рту маковой росинки не было. Жаль, что на меня навесили эти железки, они будут мешать наслаждаться трапезой.
Тюремщик остался безучастным к словам юноши, не понимая или делая вид, что не понимает. Но, глядя, с каким аппетитом тот уплетает расставленные на столе яства, улыбнулся.
Закончив ужин, Франкур выбрал сигару и выразительным жестом попросил огоньку. Бывалый солдат приблизил лампу к лицу капрала, и тот, прикурив от нее, сладострастно затянулся.
— Красота! — видом знатока произнес он, выпуская дым после нескольких затяжек. — Узнаю эти маленькие черные сигары, они называются «Кавур». Я не курил их с начала кампании. Хотите подымить со мной?
Охранник молча указал на одну из бойниц, затем закрыл глаза и наклонил голову, делая вид, что спит. Посмотрев в окно, Франкур все понял. Темно-синее небо, которое еще недавно светилось звездами, стало бледнеть. До ушей зуава донеслось несмелое чириканье просыпающихся ласточек. Забрезжил рассвет.
— Пора идти спать, не так ли? — молодой человек.
Ответом была тишина. Тюремщик не мог или не хотел говорить.
— Ясно! Вы не говорите по-французски либо выполняете приказ. Меня это немного раздражает, так как я разговорчивый по натуре, и мы могли бы замечательно поболтать.
Старый охранник повторил пантомиму.
— Похоже на настоятельный совет, — сказал Франкур. — Ладно, повинуюсь! К тому же я действительно хочу спать. И несмотря на эти «побрякушки» и соседство злобных чудовищ в балахонах с дырками вместо глаз, меня не придется укачивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Господин офицер, я обязан вам жизнью и бесконечно признателен… Но прошу вас, скажите этим людям, что так не обращаются с пленными.
Незнакомец холодно посмотрел на зуава, но, казалось, не понял смысла сказанных слов. Он повернулся к артиллеристам и что-то приказал. Те схватили капрала, словно мешок, и бросили в желто-черную повозку.
Дорогу уже расчистили, и отряд помчался, увозя среди ящиков с боеприпасами пленного. Сквозь скрип колес и цоканье копыт Франкур не слышал более шума баталии.
«Мы все равно победим! — подумал он. — Господи, почему я так глупо попался?»
Множество вопросов возникало в его голове, и ни на один он не находил ответа. Почему такое странное обращение? Почему вмешался этот верзила и не дал его убить? Кажется, раньше они не встречались. Правда, капрал оказался невольным свидетелем тайных собраний главарей «Тюгенбунда»… А что, если этот незнакомец — один из членов проклятой ассоциации? Тогда он, Франкур, погиб безвозвратно!
Всякий раз как повозка подпрыгивала на ухабах, тело молодого человека больно ударялось о ящики. Руки и ноги онемели под веревками. Зуав чувствовал себя беспомощным, как рыба, выброшенная на берег.
Наступила ночь… Отряд продолжал скакать, время от времени делая короткие остановки.
Наконец проселочная дорога кончилась, колеса застучали по булыжной мостовой. «Стало быть, въехали в город», — отметил Франкур. И в сотый раз задал себе вопрос, почему его перевозят куда-то тайком, как государственного преступника.
Упряжка остановилась. Прислушавшись, Франкур уловил приглушенные голоса: короткие вопросы по-немецки, такие же короткие ответы. Затем повозка покатила дальше. По глухому стуку о деревянный настил капрал догадался: «Едем по подвесному мосту… наверное, в крепость».
Повозка снова остановилась, и чьи-то руки грубо выволокли пленного. Не дав оглядеться, его с головой завернули в одеяло.
Сырой воздух подземелья с запахом плесени ударил в нос. В горле запершило. Капрал услышал, как в замке повернули ключ и тяжело заскрипела дверь. Несмотря на природную смелость, ему стало не по себе. Сердце бешено забилось, на висках выступил пот. Не выдержав, молодой человек закричал:
— Где я? Чего вы от меня хотите?
— Молчи, или я убью тебя, — услышал он в ответ и почувствовал, как острие кинжала, пропоров одежду, кольнуло грудь. Франкур подчинился, рассудив про себя: «Раз уж меня потрудились сюда притащить, значит, им что-то нужно, а если и убьют, то, во всяком случае, не сразу… Посмотрим, что будет дальше».
Тем временем ему закрепили на лодыжках железные кандалы, а на руки надели наручники.
— Можете снять с себя одеяло, но предупреждаю, если будете кричать или звать на помощь, вас заколют.
Цепи на руках и ногах были тяжелые, но длина их позволяла двигаться. Франкур стащил с головы одеяло.
Он находился в просторном сводчатом помещении с узкими окнами-бойницами. Вдоль стен тянулись широкие деревянные лавки, столом служил массивный каменный куб. На выложенном каменными плитами полу лежал матрац, набитый соломой, выцветший, но довольно чистый, на нем — сложенное вчетверо серое солдатское шерстяное одеяло. В комнате кроме Франкура присутствовали двое. Один, с пышными седыми усами, вероятно охранник, походил на старого солдата в отставке. За широким поясом — огромный пистолет, массивная связка ключей, в руке — пузатая керосиновая лампа. Поодаль стоял второй, одетый в уже знакомый капюшон с дырками для глаз и длинный, до пола, темный плащ. «Ну так и есть, я в руках этих негодяев, — пронеслось в голове зуава. — Мне слишком много известно об их темных делишках. И они заставят меня дорого заплатить за то, что я расстроил их планы».
Охранник удалился, оставив лампу на каменном кубе.
— Вы действительно капрал Франкур из Третьего полка зуавов? — раздался голос из-под капюшона. Вопрос прозвучал на чистейшем французском, без малейшего итальянского акцента, которым обычно пользовались таинственные заговорщики, чтобы скрыть принадлежность к той или иной нации.
— Да, это я. Но позвольте спросить, что за странное обращение с военнопленным?
— Вы не обычный пленный. Начнем с того, что вы пленный не Австрии.
— Чей же?
— Наш.
— Но почему меня держат в цепях, как дикое животное…
— Вы слишком хитры, а потому меры предосторожности не будут лишними.
Выдержав паузу, незнакомец продолжал:
— Своими действиями вы доказали, что отважны и предприимчивы.
— Вы преувеличиваете!
— Вам удалось победить людей ловких и незаурядных, а самому неоднократно избежать смерти…
— Мне дорога жизнь.
— …так что мы обходимся с вами так, как вы того заслуживаете.
— Но могу ли я узнать…
— Более ничего. Наступит время, мы сообщим вам наши требования.
Вошел тюремщик с корзиной, полной съестных припасов, которые разложил на столе. Чего там только не было: хлеб, ветчина, сыр, фрукты, бутылка вина и коробка сигар. Умирающий от голода и жажды капрал невольно бросил взгляд на продукты и усмехнулся:
— Вижу, вы не желаете мне голодной смерти! Болонская ветчина! Я знаю в этом толк. Сыр горгонзола… Вино! Сигары!
Человек в капюшоне, не проронив ни слова, медленно пошел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, старый солдат знаком показал, что пленный может поесть.
— Не откажусь, старина, — громыхая цепями, Франкур подошел к столу. — Тем более что со вчерашнего утра у меня во рту маковой росинки не было. Жаль, что на меня навесили эти железки, они будут мешать наслаждаться трапезой.
Тюремщик остался безучастным к словам юноши, не понимая или делая вид, что не понимает. Но, глядя, с каким аппетитом тот уплетает расставленные на столе яства, улыбнулся.
Закончив ужин, Франкур выбрал сигару и выразительным жестом попросил огоньку. Бывалый солдат приблизил лампу к лицу капрала, и тот, прикурив от нее, сладострастно затянулся.
— Красота! — видом знатока произнес он, выпуская дым после нескольких затяжек. — Узнаю эти маленькие черные сигары, они называются «Кавур». Я не курил их с начала кампании. Хотите подымить со мной?
Охранник молча указал на одну из бойниц, затем закрыл глаза и наклонил голову, делая вид, что спит. Посмотрев в окно, Франкур все понял. Темно-синее небо, которое еще недавно светилось звездами, стало бледнеть. До ушей зуава донеслось несмелое чириканье просыпающихся ласточек. Забрезжил рассвет.
— Пора идти спать, не так ли? — молодой человек.
Ответом была тишина. Тюремщик не мог или не хотел говорить.
— Ясно! Вы не говорите по-французски либо выполняете приказ. Меня это немного раздражает, так как я разговорчивый по натуре, и мы могли бы замечательно поболтать.
Старый охранник повторил пантомиму.
— Похоже на настоятельный совет, — сказал Франкур. — Ладно, повинуюсь! К тому же я действительно хочу спать. И несмотря на эти «побрякушки» и соседство злобных чудовищ в балахонах с дырками вместо глаз, меня не придется укачивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42