После моего Ангела больше всего времени уделял мне Алеша. Я его полюбила как бы заново, в новом качестве. В детстве, сколько я себя помнила, он всегда был рядом. Маленьких нас возили в одной коляске, до пяти лет мы спали в одной кроватке и всегда засыпали обнявшись. Мне казалось, что мы одинаково думали и чувствовали. Мы и болели одними болезнями, кроме той злополучной скарлатины: он ее подхватил во время зимних каникул, которые я проводила в детском спортивном лагере за городом. Когда я вернулась, все уже шло к концу…
Горюя об Алеше, я всегда представляла его своим ровесником, а вот теперь выглядел он лет на десять младше, но по уму и духовному развитию был, конечно, моим старшим братом.
Алеша без конца расспрашивал меня о нашей жизни без него, о болезни и смерти мамы, об отце. Его искренне интересовала моя жизнь с Георгием. Но он отказывался говорить со мной о политике или на какие-то отвлеченные темы, похоже, что его не волновали даже события в России: он заявил, что это только внешняя сторона духовного процесса.
– Ты не жалеешь о том, что умер маленьким? – спросила я его как-то.
– Я жалею о том, что не умер раньше: я мог бы со временем стать ангелом, если бы умер до семи лет.
– Все маленькие дети, умерев, становятся ангелами?
– Нет, только крещеные. Но хорошо и то, что Дед выпросил у Бога для меня раннюю смерть: если бы я не умер, я бы погиб.
– Как это?
– Очень просто. Я неизбежно попал бы под влияние отца, и мы с тобой стали бы врагами. Ты знаешь, кем бы я стал?
– Кем?
– Сотрудником отдела КГБ по борьбе с диссидентами.
– Не могу в это поверить!
– Я это знаю точно, я видел схему, по ко торой должно было идти мое развитие.
– А где теперь наш отец?
– Не знаю. Поначалу я пытался это выяс нить, но потом понял, что дело это безнадежное.
Я пыталась рассказать брату о своих путешествиях за границей, об Австралии, Индии и Японии, где мне довелось побывать, но он и тут удивил меня.
– Я все это видел и везде побывал. Я путешествовал по всем странам, о которых мечтал в детстве. Несколько дней после моей смерти мы с Дедом посвятили путешествиям по Земле. Тогда мне это казалось удивительным и прекрасным, но попав сюда, я быстро все забыл. Мальчишке здесь было гораздо интересней: можно было попасть в любое время человеческой истории, и несколько лет я увлеченно этим занимался, пока не понял, что человеческая история, в сущности, очень печальная повесть.
– А что ты видел, какие исторические события?
– Видел Крещение Руси. Еще разные зна менитые сражения, я все-таки попал сюда пацаном, и мне занятно было увидеть свои ми глазами Бородинское сражение, а потом битву при Ватерлоо. Позже меня интересо вали более важные для человечества момен ты истории: я ходил вместе с апостолами, когда они сопровождали Спасителя, видел смерть мучеников за веру, наблюдал создание первых монастырей. Я был ребенком, поэтому захотел познакомиться со львом Иорданом и с медведем святого Серафима.
– Кто такие Иордан и Серафим?
Алеша принимался рассказывать мне благочестивые христианские истории, от которых я скоро начинала зевать.
Он тоже пытался меня воспитывать и очень огорчался тем, что я не умею молиться.
– А я вот не понимаю, зачем Господу ваше хоровое пение? Неужели Он и так не знает, что вы Его любите и поклоняетесь Ему?
– Конечно, Господь это знает. А вот за чем ты мне по десяти раз на день говоришь о своей любви?
– Чтобы ты знал. И потом, я ведь так со скучилась по тебе, Алешенька!
– Если бы ты знала, как любят Бога и как скучают по нему настоящие боголюбцы… Но говоришь ты мне о своей любви не для информации, а потому, что тебе радостно это говорить, а мне – слушать. Вот так и в обще нии человека с Богом, то есть в молитве: нам радостно славить Его, а Ему радостно это слышать.
– Но зачем для молитвы толпиться в храмах? Можно молиться и по одному.
– А ты помнишь, как мы вешались на отца и наперебой кричали ему, что любим его, и как это было радостно нам, и как он любил, чтобы мы встречали его с работы?
– Мы были детьми.
– По отношению к Богу мы всегда остаемся детьми.
– Неужели ты искренне любишь Бога больше, чем любил отца? Ты ведь был его любимчиком!
– Конечно, Бога я люблю гораздо больше.
– И больше, чем Деда? И больше, чем меня? – Алеша смеялся и кивал утвердительно. Я обижалась.
Вечерами мы всей семьей собирались у камина. Топили его не для тепла, а для уюта.
Разговоры моих близких мне в основном оставались непонятными, но мне просто хорошо было сидеть с ними у огня, вспоминать увиденное днем и расспрашивать всех обо всем. Все были очень ласковы со мной и баловали меня как могли. Мне наливали бокал какого-то напитка, вкусом и цветом напоминавшего лучшее бордо, мое любимое вино. Напиток этот веселил, но не опьянял. Я потягивала его маленькими глотками, смотрела на угольки в камине, слушала милые голоса, часто и не слушая, о чем они беседуют. А беседа шла не только о делах в школе и в Долине, но и о подвигах святых, о грядущих судьбах мира и России, и больше всего, конечно, о Боге.
Потом я прощалась, шла к себе наверх, читала перед иконой Богородицы свою единственную молитву и желала Ей спокойной ночи.
Глава б
Шел шестой день моего пребывания в Долине. Время моих райских каникул подходило к концу, оставался один-единственный последний денек. С утра у меня было тревожно на душе. Алеша отменил свои занятия, чтобы провести этот день со мной.
– Чем вы собираетесь заниматься? – спросил Дед.
– Просто погуляем, я думаю, – ответил Алеша.
– Мне передали, что Аннушку хочет ви деть Ольга. Аня, хочешь познакомиться с первой христианкой в нашем роду? Это твоя прапрапра-очень-много-раз-прабабушка, она живет неподалеку.
– Она старая?
– Здесь нет старых. Ей тридцать три года, как и всем.
– Я хотела спросить, давно ли она здесь живет?
– Больше двух тысяч лет.
– А мне говорили, что со временем души уходят в такие глубины Божиего Царства, о которых я даже слышать недостойна.
– Она осталась здесь, на краю Рая, и на это есть особая причина. Возможно, она тебе об этом расскажет. Я подозреваю, что за этим она и зовет тебя к себе. Летите, милые!
И мы полетели с визитом к моей не-знаюсколько-раз-пра-бабушке. По дороге Алеша сказал, что место, где она живет, называется Хрустальной долиной. Чтобы попасть в нее, надо было пролететь над хребтом с вечными снегами и пересечь несколько долин.
Когда мы стали снижаться над Хрустальной долиной, я ахнула от изумления. Вся долина сверкала и искрилась на солнце, и этот блеск был бы нестерпим, если бы не смягчался мельчайшей водяной пылью, растворенной в прохладном воздухе. В этом перламутровом тумане дно долины сверху не просматривалось, были лишь видны многочисленные водопады и водопадики, некоторые не крупнее нитки хрустальных бус, они падали с зеленых многоступенчатых утесов, поросших кустами и папоротниками, и разбегались понизу бесчисленными ручьями и ручейками.
Мы опустились на берег горного потока, бегущего посреди долины, и я увидела, что вся она от горных склонов и до водных заводей переполнена цветами. Но какими цветами! Ни на Земле, ни в Раю я не встречала ничего подобного. Если бы эти цветы не росли из земли, я бы подумала, что они сделаны из хрусталя – они были прозрачными!
Я бросилась к ближайшему кусту больших колокольчиков и опустилась перед ним на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44