На корабль «Альфред» Ян Станислав погрузил десятки ящиков. Однако не успел «Альфред» покинуть воды Микронезии, как вся коллекция оказалась на дне океана. Страшный ураган бросил гордость флотилии Годфроя на коралловый риф, обрамляющий лагуну атолла Джалуит. Лишь одному Кубари удалось спастись. Бесценная коллекция, которую молодой ученый собирал на Понапе, Эбоне и Япе, оказалась навсегда потерянной для науки.
На берег Кубари выбрался не с пустыми руками: в руке он судорожно сжимал бутыль с моллюсками, – единственное, что удалось спасти. Несколько недель с помощью микронезийцев он отлавливал в лагуне Джалуит все, что течению не удалось отнести далеко от берега. Он спас двадцать три ящика, которые благополучно были доставлены в Гамбург.
Через несколько месяцев в Европу приехал и Ян Станислав. Он побывал и в Польше, где принял участие в работе научного конгресса, пожил у матери (отец к тому времени уже умер), а потом снова покинул любимую родину, чтобы вернуться туда, где обрел научное призвание, – в далекую Микронезию. Годфрой, чрезвычайно довольный результатами работы Кубари, заключил с ним новый договор, на пять лет, и снарядил еще лучше, чем раньше. Цель исследований была все та же – Понапе и его «окрестности».
В Микронезии «окрестности» – это удаленные от самого Понапе на тысячи километров другие Каролинские острова. Многие из них Кубари действительно посетил, описал. Он зарегистрировал местные языки и даже составил карты некоторых островов.
Теперь-то Кубари, казалось бы, мог вернуться с победой «домой», на Понапе, где по распоряжению Годфроя находилась главная база экспедиций. И тут неожиданно ударил гром с ясного неба. Годфрой, этот баснословно богатый финансовый магнат, владыка семи морей, всемогущий Годфрой терпит крах. Судебные исполнители конфискуют даже коллекции его музея и предметы материальной культуры Микронезии, которые с таким трудом добывал Кубари. Их продают за гроши как никому не нужную рухлядь.
Кубари эта весть застигла врасплох. Он оказался на краю света без всяких средств к существованию. К тому же накануне своего путешествия по Каролинским островам он женился на полукровке Анне Джелиот, отцом которой был методистский миссионер, а матерью – дочь одного из вождей острова Понапе.
Анна Джелиот родила Кубари сына, но маленький Бертранд прожил недолго. Так ученый потерял и работу, и любимого сына. По микронезийским обычаям, польский этнограф посадил на могиле сына четыре дерева иланг-иланг, которые, как считают островитяне, обеспечивают усопшему «вечный покой».
Кубари пришлось заняться выращиванием кокосовых пальм, ананасов и какао. Однако предпринимательская деятельность Яна Станислава закончилась так же плачевно, как и дела его бывшего благодетеля. Все имущество Кубари и его жены было продано. Сам он оказался на грани истощения и плохо представлял себе, что ему делать дальше. Наконец после долгих размышлений он решил уехать в Японию. Собрав последние деньги, Кубари отправился в Токио. Там он некоторое время работал в местном музее, затем переправился в Гонконг, а оттуда – в Европу. Сотрудники бывшего музея Годфроя, обосновавшиеся в других этнографических центрах, помогли ему заключить новый контракт о дальнейшем этнографическом исследовании Микронезии. И снова Кубари работает на островах Палау, Яне, а позже становится руководителем торгового представительства немецкой «Новогвинейской компании» в порту Константинхафен.
И здесь Кубари намерен продолжать свою исследовательскую деятельность. Однако «Новогвинейская компания» собирала не луки и топоры, а деньги. Поэтому ученый вскоре отнюдь не дружелюбно расстается с представительством и вновь – уже в который раз – возвращается на свой любимый остров Понапе, туда, где похоронен его единственный сын.
У Кубари была еще дочь. Но он вынужден был отдать ее в католический монастырь в Сингапуре. Жена же ушла от него к испанскому офицеру. Кубари остался совсем один.
Как раз в это время жители Понапе – что совсем не удивительно – восстают против испанского владычества. Они разрушают все, что белые люди успели построить за период своего недолгого пребывания, здесь. Опустошена также и бывшая плантация Кубари – из четырех деревьев иланг-иланг, посаженных им на могиле сына, два оказались вырванными, с корнем.
9 октября 1896 года, через несколько часов после возвращения Кубари на остров, его нашли возле могилы сына мертвым. Одни говорили, что ученый покончил жизнь самоубийством, другие считали, что его убил брат жены по ее просьбе.
Так оборвалась жизнь первого славянского этнографа в Микронезии. К могиле сына прибавилась и могила отца, та, рядом с которой я сейчас стою. На меня смотрит строгое и грустное лицо. К выбитым на камне словам – Ян Станислав Кубари – я добавил бы: славянин, поляк, один из первооткрывателей Микронезии.
ЗА МЕРТВЫМИ ВОИНАМИ НА ОСТРОВ СОКЕС
Я покинул большой Понапе и отправился на маленький Сокес, один из звеньев цепи, почти со всех сторон замыкающей большой атолл.
Сокес отделяет от Понапе узкий пролив. Во время второй мировой войны японцы перекинули через этот пролив деревянный мост. В наши дни он не способен выдержать ни одно транспортное средство. Мостик сильно прогибался даже под тяжестью моих семидесяти пяти килограммов. И все-таки он помог мне перебраться на Сокес, не промочив ног.
Я так давно мечтал увидеть эту малую землю. Здесь, на небольшом микронезийском островке, покоятся кости выдающихся воинов. И первое, что поражает меня, – это тишина, столь приятная после шумной, суетливой главной улицы Колонии с трактирами и игорными домами.
Да, на Сокесе стоит кладбищенская тишина. И это соответствует моему настроению. Потому что цель моей нынешней поездки – захоронения самых известных воинов самой знаменитой в истории колониальной Микронезии национально-освободительной борьбы. Пыль вдоль узкой коралловой тропки, по которой я иду, быть может, прах воинов Сокеса. А тишина – бесконечная минута молчания по павшим бойцам.
Я осмотрелся вокруг. Над водами лагуны круто, вздымается гигантский базальтовый квадрат, словно сохранившийся со времен сотворения мира. Его высота – около двухсот пятидесяти метров. Гора Паипалаб на Сокесе стала символом непобедимости Понапе.
Здесь на самом высоком месте когда-то возвышался «дворец» вождя. Он стоял на семи ветрах, как символ суверенности, как гордость местных владык. Однажды на остров обрушился страшный тайфун и сбросил «дворец» в море. С тех пор владыки Сокеса живут в долине, а на гору они возвращаются лишь после смерти. Гора, словно сотами, сплошь покрыта естественными пещерами. В них, как правило, хоронят самых именитых людей острова. Некоторые пещеры – это огромные туннели, где, словно на гигантском органе, играет неутихающий ветер.
Могущественный, величественный Паипалаб, некрополь вождей, – лишь одна из гор Сокеса. Вдоль всего острова тянутся две параллельные труднодоступные горные цепи. В долинах и по берегам острова живут подданные властителя Сокеса, которые пришли сюда с далеких островов Гилберта.
Бывшие жители Гилберта, осевшие на неприступном спутнике Понапе, даже в далекие времена, когда над всеми нынешними пятью понапскими «царствами» господствовал один правитель, никому не подчинялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
На берег Кубари выбрался не с пустыми руками: в руке он судорожно сжимал бутыль с моллюсками, – единственное, что удалось спасти. Несколько недель с помощью микронезийцев он отлавливал в лагуне Джалуит все, что течению не удалось отнести далеко от берега. Он спас двадцать три ящика, которые благополучно были доставлены в Гамбург.
Через несколько месяцев в Европу приехал и Ян Станислав. Он побывал и в Польше, где принял участие в работе научного конгресса, пожил у матери (отец к тому времени уже умер), а потом снова покинул любимую родину, чтобы вернуться туда, где обрел научное призвание, – в далекую Микронезию. Годфрой, чрезвычайно довольный результатами работы Кубари, заключил с ним новый договор, на пять лет, и снарядил еще лучше, чем раньше. Цель исследований была все та же – Понапе и его «окрестности».
В Микронезии «окрестности» – это удаленные от самого Понапе на тысячи километров другие Каролинские острова. Многие из них Кубари действительно посетил, описал. Он зарегистрировал местные языки и даже составил карты некоторых островов.
Теперь-то Кубари, казалось бы, мог вернуться с победой «домой», на Понапе, где по распоряжению Годфроя находилась главная база экспедиций. И тут неожиданно ударил гром с ясного неба. Годфрой, этот баснословно богатый финансовый магнат, владыка семи морей, всемогущий Годфрой терпит крах. Судебные исполнители конфискуют даже коллекции его музея и предметы материальной культуры Микронезии, которые с таким трудом добывал Кубари. Их продают за гроши как никому не нужную рухлядь.
Кубари эта весть застигла врасплох. Он оказался на краю света без всяких средств к существованию. К тому же накануне своего путешествия по Каролинским островам он женился на полукровке Анне Джелиот, отцом которой был методистский миссионер, а матерью – дочь одного из вождей острова Понапе.
Анна Джелиот родила Кубари сына, но маленький Бертранд прожил недолго. Так ученый потерял и работу, и любимого сына. По микронезийским обычаям, польский этнограф посадил на могиле сына четыре дерева иланг-иланг, которые, как считают островитяне, обеспечивают усопшему «вечный покой».
Кубари пришлось заняться выращиванием кокосовых пальм, ананасов и какао. Однако предпринимательская деятельность Яна Станислава закончилась так же плачевно, как и дела его бывшего благодетеля. Все имущество Кубари и его жены было продано. Сам он оказался на грани истощения и плохо представлял себе, что ему делать дальше. Наконец после долгих размышлений он решил уехать в Японию. Собрав последние деньги, Кубари отправился в Токио. Там он некоторое время работал в местном музее, затем переправился в Гонконг, а оттуда – в Европу. Сотрудники бывшего музея Годфроя, обосновавшиеся в других этнографических центрах, помогли ему заключить новый контракт о дальнейшем этнографическом исследовании Микронезии. И снова Кубари работает на островах Палау, Яне, а позже становится руководителем торгового представительства немецкой «Новогвинейской компании» в порту Константинхафен.
И здесь Кубари намерен продолжать свою исследовательскую деятельность. Однако «Новогвинейская компания» собирала не луки и топоры, а деньги. Поэтому ученый вскоре отнюдь не дружелюбно расстается с представительством и вновь – уже в который раз – возвращается на свой любимый остров Понапе, туда, где похоронен его единственный сын.
У Кубари была еще дочь. Но он вынужден был отдать ее в католический монастырь в Сингапуре. Жена же ушла от него к испанскому офицеру. Кубари остался совсем один.
Как раз в это время жители Понапе – что совсем не удивительно – восстают против испанского владычества. Они разрушают все, что белые люди успели построить за период своего недолгого пребывания, здесь. Опустошена также и бывшая плантация Кубари – из четырех деревьев иланг-иланг, посаженных им на могиле сына, два оказались вырванными, с корнем.
9 октября 1896 года, через несколько часов после возвращения Кубари на остров, его нашли возле могилы сына мертвым. Одни говорили, что ученый покончил жизнь самоубийством, другие считали, что его убил брат жены по ее просьбе.
Так оборвалась жизнь первого славянского этнографа в Микронезии. К могиле сына прибавилась и могила отца, та, рядом с которой я сейчас стою. На меня смотрит строгое и грустное лицо. К выбитым на камне словам – Ян Станислав Кубари – я добавил бы: славянин, поляк, один из первооткрывателей Микронезии.
ЗА МЕРТВЫМИ ВОИНАМИ НА ОСТРОВ СОКЕС
Я покинул большой Понапе и отправился на маленький Сокес, один из звеньев цепи, почти со всех сторон замыкающей большой атолл.
Сокес отделяет от Понапе узкий пролив. Во время второй мировой войны японцы перекинули через этот пролив деревянный мост. В наши дни он не способен выдержать ни одно транспортное средство. Мостик сильно прогибался даже под тяжестью моих семидесяти пяти килограммов. И все-таки он помог мне перебраться на Сокес, не промочив ног.
Я так давно мечтал увидеть эту малую землю. Здесь, на небольшом микронезийском островке, покоятся кости выдающихся воинов. И первое, что поражает меня, – это тишина, столь приятная после шумной, суетливой главной улицы Колонии с трактирами и игорными домами.
Да, на Сокесе стоит кладбищенская тишина. И это соответствует моему настроению. Потому что цель моей нынешней поездки – захоронения самых известных воинов самой знаменитой в истории колониальной Микронезии национально-освободительной борьбы. Пыль вдоль узкой коралловой тропки, по которой я иду, быть может, прах воинов Сокеса. А тишина – бесконечная минута молчания по павшим бойцам.
Я осмотрелся вокруг. Над водами лагуны круто, вздымается гигантский базальтовый квадрат, словно сохранившийся со времен сотворения мира. Его высота – около двухсот пятидесяти метров. Гора Паипалаб на Сокесе стала символом непобедимости Понапе.
Здесь на самом высоком месте когда-то возвышался «дворец» вождя. Он стоял на семи ветрах, как символ суверенности, как гордость местных владык. Однажды на остров обрушился страшный тайфун и сбросил «дворец» в море. С тех пор владыки Сокеса живут в долине, а на гору они возвращаются лишь после смерти. Гора, словно сотами, сплошь покрыта естественными пещерами. В них, как правило, хоронят самых именитых людей острова. Некоторые пещеры – это огромные туннели, где, словно на гигантском органе, играет неутихающий ветер.
Могущественный, величественный Паипалаб, некрополь вождей, – лишь одна из гор Сокеса. Вдоль всего острова тянутся две параллельные труднодоступные горные цепи. В долинах и по берегам острова живут подданные властителя Сокеса, которые пришли сюда с далеких островов Гилберта.
Бывшие жители Гилберта, осевшие на неприступном спутнике Понапе, даже в далекие времена, когда над всеми нынешними пятью понапскими «царствами» господствовал один правитель, никому не подчинялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50