Он назвал его Саламанка-де-Шельха. Ведь в Испании родным городом Монтехо была Саламанка.
Основателю американской Саламанки тогда, по сути дела, повезло. На материке он встретился со своим единственным майяским другом, «великим человеком» Косумеля Ах-Наум-Патом, который переправился через пролив, чтобы с еще 400 обитателями Острова ласточек проводить сестру, выходившую замуж за правителя одного из местных прибрежных городов.
Итак, благодаря дружеской помощи и защите Ах-Наум-Пата Монтехо основал Саламанку, оставил в ней и в расположенном неподалеку от нее индейском городе Пполе довольно многочисленный гарнизон - более 120 человек - и, руководствуясь советами косумельского властителя, с остатком войска продолжал продвигаться на север. Он посетил Мочи, Кониль и близ Чаваки впервые вступил битву с майя, преградившими ему дальнейший путь. Еще одно сражение - уже с большим успехом - Монтехо провел у города Аке.
Так постепенно Монтехо овладел десятками прекрасных майяских городов. Но его не интересовали святилища и дворцы, он искал золото. И не находил его. В то время как Кортес в Мексике захватил фантастические сокровища, в то время несколькими годами позже Писарро, уничтожившему другую великую индейскую культуру, властитель Перу инка Атауальпа предложил за свою жизнь зал, битком набитый золотом, конкистадор Монтехо завоевывал лишь диковинные города с диковинными дворцами, храмами, каменными статуями. За стихи майяских поэтов он не мог надеяться получить золото. И он старался хотя бы продать землякам - испанцам на Кубе и Гаити - жителей завоеванных городов. Современник Монтехо, свидетель его деяний, священник Бартоломео де лас Касас в труде «Наикратчайшее сообщение об опустошении индейских земель и истреблении их жителей» описывает, какие сделки заключал Монтехо и за какую цену продавал своих пленников: «Из всех индейцев именно обитатели этой провинции [т.е. майя. - М. С.] были самыми развитыми. Сей тиран [Монтехо] с тремястами людей начал вести войну против невинных, в собственной отчизне живущих, никому вреда не чинящих туземцев, чем вызвал гибель несметного множества народа. А поелику в крае сем отсутствует золото (ежели бы оное было, короткий конец в рудниках ожидал бы здешних жителей), дабы все-таки извлечь золото из тел и душ их, за которые Иисус Христос смерть принял, он всех, у кого не отнял жизнь, сделал рабами и наполнял ими корабли, приведенные в места сии молвой и слухами, и наполненные отсылал, выменивая индиан на вино, на оливковое масло, на уксус, на солонину, на одежду, на лошадей и на все прочее, что, по его суждению и разумению, может кому-либо быть потребно. Он предлагал выбор из пятидесяти или ста дев, и ту, которая иных затмевала, выменивал на самый малый бочонок вина, оливкового масла или уксуса либо на солонину и такой же выбор предлагал из трехсот или двухсот достойных юношей. И случалось, что отрока, бывшего, по всей видимости, сыном вождя, отдавали за круг сыра, а сотню человек - за коня…»
Своей невероятной жестокостью Монтехо превзошел остальных конкистадоров. Мне было бы неприятно рисовать подробности его внушающего ужас правления. В большей степени меня интересует вопрос, отчего этот образованный и галантный рыцарь свирепствовал в миролюбивых майяских городах как варвар, как массовый убийца, как палач, опустошая целые индейские области. Может быть, и в самом деле оттого, что, когда он после стольких лет приготовлений вступил наконец в «свою» часть Америки, ему так и не удалось найти золотые клады, которые, как он верил, должны были его здесь ожидать. А возможно, и оттого, что он, несмотря на невероятное упорство, не обрел даже славы, к которой стремился еще больше, чем к золоту, не сумел встать в один ряд с Кортесом и другими завоевателями Америки, вызывавшими в ту эпоху всеобщее восхищение. Однако во время кровавого похода Монтехо умирали не только майя, но и белые. И через несколько месяцев Монтехо осознал, что ему придется покинуть страну, где он пролил столько крови и совершил столько варварских преступлений, иначе индейцы заметят, что их палач остался почти один, без охраны. Он отдал приказ об отступлении и быстрым маршем двинулся к своей единственной базе - Саламанке-де-Шельха. Из нескольких десятков солдат, которых он здесь оставил, Монтехо застал в живых лишь двенадцать. А испанский гарнизон в Пполе майя перебили до последнего человека.
В конце концов Монтехо решил, по крайней мере на время, покинуть страну майя, которой он безуспешно пытался овладеть. В Саламанке-де-Шельха он оставил своего заместителя Давилу с несколькими десятками солдат, но вскоре тот покинул прежний лагерь и неподалеку от него основал новый испанский город, названный в честь Монтехо опять-таки Саламанкой (на этот раз Саламанкой-де-Шаманха). Монтехо сел на корабль и отправился на север, к острову Канкуэн, а потом вдоль северного Юкатана и Табаско в гавань Веракрус. Оттуда он добрался до Мехико, чтобы просить завоевателя ацтекской империи Кортеса о помощи, необходимой для победы над майя.
Наш «бичкрафт» летит тем же путем. Внизу мы опять видим невообразимо синее море, а затем длинную узкую песчаную полосу - волшебный остров Канкуэн. Но мы не приземлимся на нем, так как приземлиться здесь негде, хотя для меня этот затерянный в Карибском море остров мог бы представить интерес. (Дело в том, что в центре острова Холмс некогда нашел остатки маленькою майяского города.) Миновав Канкуэн, летим над Женскими островами. На северном побережье главного, вытянутого в длину известнякового острова я вижу почти мертвую гавань Долорес, когда-то известную стоянку карибских флибустьеров. У южного побережья замечаю прекрасно сохранившееся майяское здание с низким постаментом, которое - так же как тулумский дворец - высится на крутом утесе самой южной оконечности Женских островов. Я пытаюсь сфотографировать с самолета еще ряд явно уже хуже сохранившихся зданий, лежащих в нескольких сотнях метров от берега. Женские острова тоже были местом паломничества верующих майя. По многочисленным скульптурам богини Ишчель первые испанцы и дали острову его название, удержавшееся до наших дней.
Над высоким зданием на южной оконечности острова мы меняем направление полета. Теперь мы летим на северо-запад; наша ближайшая цель - крайняя оконечность Юкатана, мыс Каточе. А затем мы направляемся прямо в Мериду. Это еще один город, основанный Монтехо. Позднее он стал главным жизненным центром северного Юкатана.
Под крыльями «бичкрафта» вновь убегает плоская земля северной части полуострова, сизалевые плантации, ветряки (их здесь около 15 000), которые черпают воду из артезианских колодцев, время от времени появляется индейская деревенька, всякий раз с прекрасной церковкой в стиле барокко, и наконец под нами Мерида, родная пристань нашего «бичкрафта». А на аэродроме - привычное место для стоянки самолета…
Я был в Мериде уже четырежды. Но, кроме Юкатанского национального музея, университета и Национального археологического и исторического института, пока ничего не видел. Джон и Билл тоже. И мы договариваемся, что хотя бы под конец нашего совместного странствия как следует осмотрим главный город Юкатана. Тем более что Мерида, по сути дела, тоже майяский город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Основателю американской Саламанки тогда, по сути дела, повезло. На материке он встретился со своим единственным майяским другом, «великим человеком» Косумеля Ах-Наум-Патом, который переправился через пролив, чтобы с еще 400 обитателями Острова ласточек проводить сестру, выходившую замуж за правителя одного из местных прибрежных городов.
Итак, благодаря дружеской помощи и защите Ах-Наум-Пата Монтехо основал Саламанку, оставил в ней и в расположенном неподалеку от нее индейском городе Пполе довольно многочисленный гарнизон - более 120 человек - и, руководствуясь советами косумельского властителя, с остатком войска продолжал продвигаться на север. Он посетил Мочи, Кониль и близ Чаваки впервые вступил битву с майя, преградившими ему дальнейший путь. Еще одно сражение - уже с большим успехом - Монтехо провел у города Аке.
Так постепенно Монтехо овладел десятками прекрасных майяских городов. Но его не интересовали святилища и дворцы, он искал золото. И не находил его. В то время как Кортес в Мексике захватил фантастические сокровища, в то время несколькими годами позже Писарро, уничтожившему другую великую индейскую культуру, властитель Перу инка Атауальпа предложил за свою жизнь зал, битком набитый золотом, конкистадор Монтехо завоевывал лишь диковинные города с диковинными дворцами, храмами, каменными статуями. За стихи майяских поэтов он не мог надеяться получить золото. И он старался хотя бы продать землякам - испанцам на Кубе и Гаити - жителей завоеванных городов. Современник Монтехо, свидетель его деяний, священник Бартоломео де лас Касас в труде «Наикратчайшее сообщение об опустошении индейских земель и истреблении их жителей» описывает, какие сделки заключал Монтехо и за какую цену продавал своих пленников: «Из всех индейцев именно обитатели этой провинции [т.е. майя. - М. С.] были самыми развитыми. Сей тиран [Монтехо] с тремястами людей начал вести войну против невинных, в собственной отчизне живущих, никому вреда не чинящих туземцев, чем вызвал гибель несметного множества народа. А поелику в крае сем отсутствует золото (ежели бы оное было, короткий конец в рудниках ожидал бы здешних жителей), дабы все-таки извлечь золото из тел и душ их, за которые Иисус Христос смерть принял, он всех, у кого не отнял жизнь, сделал рабами и наполнял ими корабли, приведенные в места сии молвой и слухами, и наполненные отсылал, выменивая индиан на вино, на оливковое масло, на уксус, на солонину, на одежду, на лошадей и на все прочее, что, по его суждению и разумению, может кому-либо быть потребно. Он предлагал выбор из пятидесяти или ста дев, и ту, которая иных затмевала, выменивал на самый малый бочонок вина, оливкового масла или уксуса либо на солонину и такой же выбор предлагал из трехсот или двухсот достойных юношей. И случалось, что отрока, бывшего, по всей видимости, сыном вождя, отдавали за круг сыра, а сотню человек - за коня…»
Своей невероятной жестокостью Монтехо превзошел остальных конкистадоров. Мне было бы неприятно рисовать подробности его внушающего ужас правления. В большей степени меня интересует вопрос, отчего этот образованный и галантный рыцарь свирепствовал в миролюбивых майяских городах как варвар, как массовый убийца, как палач, опустошая целые индейские области. Может быть, и в самом деле оттого, что, когда он после стольких лет приготовлений вступил наконец в «свою» часть Америки, ему так и не удалось найти золотые клады, которые, как он верил, должны были его здесь ожидать. А возможно, и оттого, что он, несмотря на невероятное упорство, не обрел даже славы, к которой стремился еще больше, чем к золоту, не сумел встать в один ряд с Кортесом и другими завоевателями Америки, вызывавшими в ту эпоху всеобщее восхищение. Однако во время кровавого похода Монтехо умирали не только майя, но и белые. И через несколько месяцев Монтехо осознал, что ему придется покинуть страну, где он пролил столько крови и совершил столько варварских преступлений, иначе индейцы заметят, что их палач остался почти один, без охраны. Он отдал приказ об отступлении и быстрым маршем двинулся к своей единственной базе - Саламанке-де-Шельха. Из нескольких десятков солдат, которых он здесь оставил, Монтехо застал в живых лишь двенадцать. А испанский гарнизон в Пполе майя перебили до последнего человека.
В конце концов Монтехо решил, по крайней мере на время, покинуть страну майя, которой он безуспешно пытался овладеть. В Саламанке-де-Шельха он оставил своего заместителя Давилу с несколькими десятками солдат, но вскоре тот покинул прежний лагерь и неподалеку от него основал новый испанский город, названный в честь Монтехо опять-таки Саламанкой (на этот раз Саламанкой-де-Шаманха). Монтехо сел на корабль и отправился на север, к острову Канкуэн, а потом вдоль северного Юкатана и Табаско в гавань Веракрус. Оттуда он добрался до Мехико, чтобы просить завоевателя ацтекской империи Кортеса о помощи, необходимой для победы над майя.
Наш «бичкрафт» летит тем же путем. Внизу мы опять видим невообразимо синее море, а затем длинную узкую песчаную полосу - волшебный остров Канкуэн. Но мы не приземлимся на нем, так как приземлиться здесь негде, хотя для меня этот затерянный в Карибском море остров мог бы представить интерес. (Дело в том, что в центре острова Холмс некогда нашел остатки маленькою майяского города.) Миновав Канкуэн, летим над Женскими островами. На северном побережье главного, вытянутого в длину известнякового острова я вижу почти мертвую гавань Долорес, когда-то известную стоянку карибских флибустьеров. У южного побережья замечаю прекрасно сохранившееся майяское здание с низким постаментом, которое - так же как тулумский дворец - высится на крутом утесе самой южной оконечности Женских островов. Я пытаюсь сфотографировать с самолета еще ряд явно уже хуже сохранившихся зданий, лежащих в нескольких сотнях метров от берега. Женские острова тоже были местом паломничества верующих майя. По многочисленным скульптурам богини Ишчель первые испанцы и дали острову его название, удержавшееся до наших дней.
Над высоким зданием на южной оконечности острова мы меняем направление полета. Теперь мы летим на северо-запад; наша ближайшая цель - крайняя оконечность Юкатана, мыс Каточе. А затем мы направляемся прямо в Мериду. Это еще один город, основанный Монтехо. Позднее он стал главным жизненным центром северного Юкатана.
Под крыльями «бичкрафта» вновь убегает плоская земля северной части полуострова, сизалевые плантации, ветряки (их здесь около 15 000), которые черпают воду из артезианских колодцев, время от времени появляется индейская деревенька, всякий раз с прекрасной церковкой в стиле барокко, и наконец под нами Мерида, родная пристань нашего «бичкрафта». А на аэродроме - привычное место для стоянки самолета…
Я был в Мериде уже четырежды. Но, кроме Юкатанского национального музея, университета и Национального археологического и исторического института, пока ничего не видел. Джон и Билл тоже. И мы договариваемся, что хотя бы под конец нашего совместного странствия как следует осмотрим главный город Юкатана. Тем более что Мерида, по сути дела, тоже майяский город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71