Вся моя слабость после перенесенных в этот день испытаний мгновенно исчезла. Радость охватила всех. Шерпы, которые, следуя за Грегори и Лоу, с трудом поднялись на Женевский контрфорс, были взволнованы не менее, чем мы. Возможно, даже больше нас, так как они считали, что возвышающийся над Южной седловиной пик и есть высшая точка горы. Они решили, что Эверест побежден. Когда они подошли к палаткам, Анг Ньима повернулся ко мне и сказал на индийском жаргоне: „Эверест кхатм хо гья, сагиб!“, что на соответствующем английском жаргоне должно было означать: „Они взяли Эверест!“ На шерпов зрелище этого восхождения произвело особое впечатление. Они наблюдали за нашим подъемом в течение всего утра, пока пересекали склон стены Лходзе, но Бурдиллон и Эванс время от времени исчезали за облаками, покрывающими вершину. Около часа дня туман вокруг остроконечного снежного конуса Южного пика разошелся, и на склоне, как букашки на стене, были видны две точки. Точки эти уверенно поднимались по немыслимой крутизне страшного снежного склона и вскоре исчезли за вершиной. Было впечатление, что восходители даже не захотели остановиться, стремясь достичь какой-то еще более отдаленной точки позади вершины.
Вторая половина дня прошла в тревоге. В глубине души копошилось сомнение: а вдруг Чарльз и Том не вернутся? Облака полностью закрыли гребень, и ветер еще более усилился. В 3 час. 30 мин. в верхней части кулуара в облаках образовался просвет, и мы увидели восходителей. Они медленно спускались, и мы приготовились принять их. В 4 час. 30 мин. они приблизились к палаткам, и мы вышли им навстречу. В своей неуклюжей одежде, обремененные тяжелым снаряжением, с покрытыми инеем лицами, Чарльз и Том выглядели, как пришельцы с другой планеты. Оба были крайне утомлены.
Позднее мы услышали изложенный мною выше рассказ. Это была повесть о первом восхождении на Южный пик Эвереста. Было вполне естественно, что среди их переживаний значительное место занимало чувство разочарования. Как тяжело отступать, будучи так близко к конечной цели, к осуществлению стремлений всей жизни! Следует, однако, напомнить, что Том и Чарльз выполнили возложенную на них задачу. Я настаивал на том, что их целью является достижение Южного пика и что, поднявшись на него, они добудут сведения, неоценимые для второй штурмовой двойки. Фактически обе попытки штурма должны были дополнять друг друга. Подъем в один день с Южной седловины на высоту 8750
м.и обратный спуск являлись выдающимся достижением и показателем высокого качества кислородной аппаратуры, которой было уделено столько внимания. Восходителям удалось рассмотреть завершающую часть гребня, и они могли теперь описать ее Тенсингу и Хиллари. Своим примером они вселили в нас несокрушимую веру в окончательную победу.
Фото 47. Вершинный гребень Эвереста (снято с Южного пика).
После того как вторая штурмовая группа благополучно добралась со всем своим дополнительным грузом до Южной седловины, началась подготовка к предстоящему на следующий день их выходу вверх по Юго-Восточному гребню.
Сопровождавшие их шерпы, доставившие на седловину припасы, готовились идти вниз, несмотря на крайнюю усталость от замечательных подвигов этого дня; Да Намгьял решил отправиться с ними, Балу также ушел. Шерпы вели себя героически, и их имена должны быть особо отмечены в истории восхождения на Эверест. Это были: Дава Тхондуп, возраст которого приближался уже к 50 годам; Да Тенсинг – еще один ветеран; Топкие – в сущности еще мальчик, который нередко на ледопаде и в Западном цирке выводил нас из себя своим легкомыслием и раздражающим кашлем и вместе с тем обладал сердцем льва; стойкий и несгибаемый Анг Норбу; весельчак Аннулу, ходящий по горам со скоростью „лучшего швейцарского проводника“. Для всех них, за исключением Да Тенсинга, это было в течение нашей экспедиции второе восхождение на Южную седловину. Сам Да Тенсинг вместе с Лоу выполнил исключительно сложную и трудную работу по прокладке пути на стене Лходзе и совершил в тот день, когда в лагерь VII прибыла первая штурмовая группа, еще одно новое восхождение туда из целой серии их. Поистине, эти люди выше всяких похвал.
Джордж Лоу сопровождал их до седловины, и теперь он просил разрешения остаться, чтобы помочь в заброске грузов в штурмовой лагерь. Я охотно согласился. Из трех шерпов, специально выделенных для сопровождения второй штурмовой группы и заброски грузов в лагерь IX, лишь один был в состоянии идти вверх. Это был Анг Ньима, уже завоевавший у нас славу своей работой вместе с Лоу в первые дни прокладки пути по стене Лходзе. Два других шерпа – Анг Темба и Пемба, – бывшие моими ординарцами на подходах, чувствовали себя очень плохо. Таким образом, участникам второй вспомогательной группы также пришлось быть одновременно и носильщиками.
В этот вечер лагерь VIII был переполнен. Пирамидальная палатка была занята четырьмя участниками второй штурмовой группы, в то время как мы, члены первой группы, закончив свою работу, заняли палатку „Мид“, рассчитанную на двоих. Три оставшихся шерпа второй вспомогательной группы втиснулись кое-как в маленький „Блистер“. Ночь прошла ужасно. Впоследствии Хиллари говорил: „Это была одна из худших ночей, которые я когда-либо переживал“. Для тех из нас, кто ночевал в третий раз подряд на седловине, эта ночь, когда мы лежали в палатке, набитые как сельди в бочке, обходясь без кислорода и измученные подъемом в этот день на большую высоту, была сплошным кошмаром. Термометр показывал —25°, а ветер, дувший весь день с большой силой, превратился к ночи в ураган. Прижатые к стенкам палатки, мы чувствовали себя совершенно незащищенными от холода. Всю ночь нас колотили хлопающие стенки палатки, и о сне не могло быть и речи. Так продолжалось час за часом, и усталость, испытываемая нами, все возрастала. Утром 27 мая стало очевидным, что участники первой штурмовой группы, и в особенности, как мне казалось, Том Бурдиллон, были в очень жалком состоянии.
В этот день я записал в свой дневник: „В 8 час. утра для меня не было неожиданностью, что группа Эда не вышла. Ветер бесновался, как безумный, так что вылезти из палатки было кошмарным предприятием. Вокруг вершины Эвереста творилось что-то невообразимое. Она была окутана облаками и снежной пылью, сорванной с Юго-Восточного гребня. Мы кое-как втиснулись в пирамидальную палатку и, в то время как Тенсинг пытался разжечь примус, стали обсуждать создавшееся положение. Из шерпов только Анг Ньима проявлял какие-то признаки жизни. Отсрочка штурма на сутки была неизбежна. К счастью, на седловине было для этого достаточно припасов. Все дело заключалось в том, чтобы вдоволь есть и пить, стараясь сохранить свои силы. Для меня это были третьи сутки пребывания на седловине, я уже провел здесь три ночи подряд. Интересно, однако, сравнить наши условия с условиями, в которых в прошлом году швейцарцы провели здесь примерно столько же времени, после чего спустились едва живыми. Мы же полностью обеспечены здесь питанием, горючим и кислородом и отсиживаемся на высоте 7900
м,почти как в Базовом лагере.
Около полудня Чарльз и Том вышли вниз. Неожиданно Чарльз вернулся с тревожной вестью, что Том находится в тяжелом состоянии и не может преодолеть подъема, ведущего к верхней части контрфорса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Вторая половина дня прошла в тревоге. В глубине души копошилось сомнение: а вдруг Чарльз и Том не вернутся? Облака полностью закрыли гребень, и ветер еще более усилился. В 3 час. 30 мин. в верхней части кулуара в облаках образовался просвет, и мы увидели восходителей. Они медленно спускались, и мы приготовились принять их. В 4 час. 30 мин. они приблизились к палаткам, и мы вышли им навстречу. В своей неуклюжей одежде, обремененные тяжелым снаряжением, с покрытыми инеем лицами, Чарльз и Том выглядели, как пришельцы с другой планеты. Оба были крайне утомлены.
Позднее мы услышали изложенный мною выше рассказ. Это была повесть о первом восхождении на Южный пик Эвереста. Было вполне естественно, что среди их переживаний значительное место занимало чувство разочарования. Как тяжело отступать, будучи так близко к конечной цели, к осуществлению стремлений всей жизни! Следует, однако, напомнить, что Том и Чарльз выполнили возложенную на них задачу. Я настаивал на том, что их целью является достижение Южного пика и что, поднявшись на него, они добудут сведения, неоценимые для второй штурмовой двойки. Фактически обе попытки штурма должны были дополнять друг друга. Подъем в один день с Южной седловины на высоту 8750
м.и обратный спуск являлись выдающимся достижением и показателем высокого качества кислородной аппаратуры, которой было уделено столько внимания. Восходителям удалось рассмотреть завершающую часть гребня, и они могли теперь описать ее Тенсингу и Хиллари. Своим примером они вселили в нас несокрушимую веру в окончательную победу.
Фото 47. Вершинный гребень Эвереста (снято с Южного пика).
После того как вторая штурмовая группа благополучно добралась со всем своим дополнительным грузом до Южной седловины, началась подготовка к предстоящему на следующий день их выходу вверх по Юго-Восточному гребню.
Сопровождавшие их шерпы, доставившие на седловину припасы, готовились идти вниз, несмотря на крайнюю усталость от замечательных подвигов этого дня; Да Намгьял решил отправиться с ними, Балу также ушел. Шерпы вели себя героически, и их имена должны быть особо отмечены в истории восхождения на Эверест. Это были: Дава Тхондуп, возраст которого приближался уже к 50 годам; Да Тенсинг – еще один ветеран; Топкие – в сущности еще мальчик, который нередко на ледопаде и в Западном цирке выводил нас из себя своим легкомыслием и раздражающим кашлем и вместе с тем обладал сердцем льва; стойкий и несгибаемый Анг Норбу; весельчак Аннулу, ходящий по горам со скоростью „лучшего швейцарского проводника“. Для всех них, за исключением Да Тенсинга, это было в течение нашей экспедиции второе восхождение на Южную седловину. Сам Да Тенсинг вместе с Лоу выполнил исключительно сложную и трудную работу по прокладке пути на стене Лходзе и совершил в тот день, когда в лагерь VII прибыла первая штурмовая группа, еще одно новое восхождение туда из целой серии их. Поистине, эти люди выше всяких похвал.
Джордж Лоу сопровождал их до седловины, и теперь он просил разрешения остаться, чтобы помочь в заброске грузов в штурмовой лагерь. Я охотно согласился. Из трех шерпов, специально выделенных для сопровождения второй штурмовой группы и заброски грузов в лагерь IX, лишь один был в состоянии идти вверх. Это был Анг Ньима, уже завоевавший у нас славу своей работой вместе с Лоу в первые дни прокладки пути по стене Лходзе. Два других шерпа – Анг Темба и Пемба, – бывшие моими ординарцами на подходах, чувствовали себя очень плохо. Таким образом, участникам второй вспомогательной группы также пришлось быть одновременно и носильщиками.
В этот вечер лагерь VIII был переполнен. Пирамидальная палатка была занята четырьмя участниками второй штурмовой группы, в то время как мы, члены первой группы, закончив свою работу, заняли палатку „Мид“, рассчитанную на двоих. Три оставшихся шерпа второй вспомогательной группы втиснулись кое-как в маленький „Блистер“. Ночь прошла ужасно. Впоследствии Хиллари говорил: „Это была одна из худших ночей, которые я когда-либо переживал“. Для тех из нас, кто ночевал в третий раз подряд на седловине, эта ночь, когда мы лежали в палатке, набитые как сельди в бочке, обходясь без кислорода и измученные подъемом в этот день на большую высоту, была сплошным кошмаром. Термометр показывал —25°, а ветер, дувший весь день с большой силой, превратился к ночи в ураган. Прижатые к стенкам палатки, мы чувствовали себя совершенно незащищенными от холода. Всю ночь нас колотили хлопающие стенки палатки, и о сне не могло быть и речи. Так продолжалось час за часом, и усталость, испытываемая нами, все возрастала. Утром 27 мая стало очевидным, что участники первой штурмовой группы, и в особенности, как мне казалось, Том Бурдиллон, были в очень жалком состоянии.
В этот день я записал в свой дневник: „В 8 час. утра для меня не было неожиданностью, что группа Эда не вышла. Ветер бесновался, как безумный, так что вылезти из палатки было кошмарным предприятием. Вокруг вершины Эвереста творилось что-то невообразимое. Она была окутана облаками и снежной пылью, сорванной с Юго-Восточного гребня. Мы кое-как втиснулись в пирамидальную палатку и, в то время как Тенсинг пытался разжечь примус, стали обсуждать создавшееся положение. Из шерпов только Анг Ньима проявлял какие-то признаки жизни. Отсрочка штурма на сутки была неизбежна. К счастью, на седловине было для этого достаточно припасов. Все дело заключалось в том, чтобы вдоволь есть и пить, стараясь сохранить свои силы. Для меня это были третьи сутки пребывания на седловине, я уже провел здесь три ночи подряд. Интересно, однако, сравнить наши условия с условиями, в которых в прошлом году швейцарцы провели здесь примерно столько же времени, после чего спустились едва живыми. Мы же полностью обеспечены здесь питанием, горючим и кислородом и отсиживаемся на высоте 7900
м,почти как в Базовом лагере.
Около полудня Чарльз и Том вышли вниз. Неожиданно Чарльз вернулся с тревожной вестью, что Том находится в тяжелом состоянии и не может преодолеть подъема, ведущего к верхней части контрфорса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90