— Вы бы застраховали лошадь от смерти во время операции? — спросил я.
Хиггинс поджал губы:
— Конечно, если она уже была застрахована.
Я бы взял еще один процент дополнительно и заплатил бы, если б лошадь умерла.
— Как это безнравственно! — воскликнула Аннабель.
Броуз и Хиггинс, высокий и низенький, тощий и толстый — ну ни дать ни взять, шоу-дуэт комиков, — с улыбкой согласились. Хиггинс вскоре попрощался и ушел, а Броуз остался и сразу перешел к делу:
— Продолжим об убийстве. Я уставился на Аннабель.
— Давайте расскажите девушке, она же не кисейная барышня, — грубовато сказал Броуз, правильно истолковав мою нерешительность.
— Это слишком ужасно, — возразил я.
— Я тебя остановлю, если будет слишком много крови, — заметила Аннабель.
— Крови там вообще не было.
Я рассказал о подъемнике, который поднимает лошадей, когда те без сознания. Броуз кивнул. Аннабель слушала. Я объяснил им, что Скотта подвесили над операционным столом, а его руки и ноги болтались в воздухе.
Броуз сузил глаза. Аннабель несколько раз моргнула.
— Вы еще не все рассказали, — настойчиво промолвил Броуз, изучающе глядя на меня.
Я пояснил, что ветеринары после разрезов скрепляют кожу специальными маленькими скобками.
— Конечно, они не похожи на канцелярские скрепки, но принцип один и тот же. Хирургические скрепки примерно восемь десятых дюйма шириной и не такие узкие, как обычные. Когда вы вставляете скобку в кожу и сжимаете, она глубоко входит в ткани, прежде чем согнется. Это трудно объяснить. — Я сделал паузу. — Она сгибается в виде маленького квадратного колечка. Видна только верхняя часть, остальное находится под кожей, соединяя две разрезанные части вместе.
— Понятно, — сказал Броуз, хотя Аннабель не была так уверена.
— По цвету скобки похожи на неполированное серебро, — сказал я.
— При чем здесь все эти скобки? — поинтересовалась Аннабель.
Я вздохнул.
— Такими скобками был зашит рот Скотта. Ее глаза потемнели.
— Ну и дела, — сказал Броуз и задумался. — До или после смерти? — спросил он.
— После. Крови не было. Он кивнул.
— Как его убили?
— Неизвестно. Ничего не обнаружили.
— А лошадей?
— Возможно, как ту кобылу.
— Будьте осторожны, — предупредил Броуз.
— М-м-м…
— Ему же ничего не угрожает, — запротестовала Аннабель, с тревогой глядя на меня.
— Неужели? А все эти факты, которые он раскапывает?
— Тогда прекрати это, — сказала она мне тоном, не терпящим возражений.
Он вопросительно посмотрел на нее, и она слегка покраснела. Все трудные слова снова пришли на ум, как непрошеные гости. «Слишком быстро, слишком рано», — настаивал здравый смысл.
Броуз поднялся во весь рост, взъерошил волосы Аннабель и заявил, что свяжется со мной. Когда он ушел, мы с Аннабель продолжали сидеть и болтать, хотя многое осталось невысказанным.
Она спросила о моем будущем на службе, и мне показалось, что я услышал отголоски инквизиции, придуманной и нежно любимой ее отцом.
— Ты рассказывала обо мне своим родителям? — полюбопытствовал я.
— Да, мимоходом. Я рассказала им о японцах. — Она остановилась. — Итак, после Англии куда?
— Куда направят.
— И дослужишься в конце концов до посла?
— Ничего пока сказать не могу.
— А назначение посла всегда зависит от конкретного человека?
Хотя она себе не противоречила, но мне опять показалось, что этот вопрос задал сам епископ.
— Те мошенники, которые ведают повышениями, — сказал я, — очень компетентные люди.
Ее глаза засмеялись.
— Неплохой ответ.
— В Японии все мужчины носят вещи в ярких сумочках на лямках, а не в карманах и портфелях, — сказал я.
— К чему ты это сказал?
— Просто так. Я думал, тебе это интересно, — ответил я.
— Да, это озаряет мою жизнь.
— В Японии, — сказал я, — туалет — это зачастую только дыра в полу.
— Захватывающе. Продолжай.
— В Японии у всех коренных жителей прямые черные волосы. Все женские имена заканчиваются на «ко». Юрико, Мицуко, Йоко.
— А тебе доводилось спать на полу и есть сырую рыбу?
— Обычное дело, — подтвердил я. — Но я никогда не ел футу.
— И что же это такое?
— Эта рыба — главная причина смертельных пищевых отравлений в Японии. Рестораны, где ее подают, готовят фугу со всеми мыслимыми предосторожностями, но люди продолжают умирать… — Мой голос затих сам по себе. Я сидел как каменный.
— Что стряслось? — спросила Аннабель. — О чем ты задумался?
— Фугу, — сказал я, стараясь ослабить спазм в горле, — одна из самых смертельно ядовитых рыб. Она убивает почти мгновенно, потому что парализует нейромускульную систему и человек не может дышать. Ее чаще называют рыба-собака. Кто-то мне говорил, что для летального исхода хватит даже крошечной порции и что ее практически невозможно обнаружить в организме после смерти.
Она смотрела на меня, открыв рот.
— Проблема только в том, что невозможно так просто выйти и купить рыбу-собаку в Челтенхеме, — заключил я.
ГЛАВА 11
Вечер с Аннабель, полный смеха, несмотря на ужасную сцену, которую я нарисовал в ее воображении, закончился подобно предыдущему не крушением, а поцелуем.
Короткий поцелуй в губы. После этого она отступила на шаг и с сомнением посмотрела на меня. Я все еще чувствовал мягкое прикосновение ее розовых плотно сжатых губ.
— Как насчет пятницы? — поинтересовался я.
— Тебе может надоесть водить машину.
— Ну, ведь не сто же миль, а всего две.
Если бы она не хотела, чтобы я жил в двух милях от нее, она бы этого не устроила. Несмотря на некоторое легкомыслие, я немного побаивался приближения урагана чувств. Интересно, а как она?
Аннабель кивнула:
— Хорошо, в пятницу. В то же время, на том же месте.
Совсем не желая уходить, я поехал назад в Тет-форд и забылся в несчастливых, неприятных сновидениях. Когда я проснулся, мне показалось, что я что-то помню, но призрачные картинки быстро улетучились. Мне никогда не удавалось вспомнить свои сны. Я всегда удивлялся, что кто-то может проснуться и рассказать их слово в слово. Я принял ванну, оделся и позавтракал с Викки и Грэгом.
— У вас усталый вид, — сказала Викки, словно извиняясь. — Если бы на нас в Майами тогда не напали, вы бы в это дело не ввязались.
«И не поехал бы в Стрэтфорд на скачки, и никогда бы не встретил Аннабель», — мысленно прибавил я.
— Я ни о чем не жалею. Вам же лучше сейчас здесь, в этом доме?
— Скука смертная, — радостно ответила она. — И свадьба будет еще неизвестно когда. Я хочу быстрее вернуться домой.
Я слонялся по дому, нетерпеливо дожидаясь почтальона, но он принес лишь одно ответное письмо, да и то не из «Паркуэй кемикалз». Наконец через два дня пришел конверт с полным набором счетов на препараты, о которых мне никогда не доводилось слышать. Я взял счета и позвонил Кену по его мобильному телефону.
Он ответил не сразу. Было слышно, как он зевает.
— Я вымотан, как загнанная лошадь, — сказал он. — Полночи проторчал в конюшне, сражаясь с коликами одного скакового жеребца.
— Я думал, что ваша фирма закрылась.
— Так оно и есть, но я продолжаю быть ветеринаром, а лошади продолжают болеть, и, если ко мне единственному дозвонились в три часа ночи, я вынужден ехать.
— Оперировать не пришлось?
— Да нет. Мне удалось накачать его обезболивающим, а потом я находился с ним, покуда колики не прошли. И все это время он не покидал конюшни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76