А между тем ни кассеты, ни сведений я не имею. — Я помолчал. Потом спросил: — Что вы посоветуете?
— Дайте ей что-нибудь, — не задумываясь, посоветовал Форс. — Кассеты все одинаковые.
— Но она думает, что ваша кассета стоит миллиона.
Адам Форс умолк.
— Это правда? — спросил я.
— Не знаю, — вполголоса ответил Форс. И похоже было, что он и впрямь этого не знает.
— Мартин Стакли, — мягко заметил я, — выписал вам чек со множеством нулей.
— Он обещал никогда никому не говорить!.. — резко начал Форс, явно выбитый из колеи.
— Он и не говорил.
— Но…
— Он погиб, — сказал я. — А корешки от чеков остались.
Я буквально видел, как он лихорадочно соображает, что еще мог оставить Мартин. Ничего, ему полезно. В конце концов Форс спросил с неподдельно-озабоченным видом:
— Как вы меня нашли?
— А вы думали, я вас не найду?
Он качнул головой и чуть заметно улыбнулся.
— Я не думал, что вы станете искать. Любой нормальный человек предоставил бы поиски полиции.
«Какой милый, приятный человек, — подумал я. — Если только забыть об эпилептическом припадке Ллойда Бакстера и о пропавшем мешке с деньгами».
— Роза Пэйн, — отчетливо произнес я и заметил, что на этот раз ее имя затронуло в докторе Форсе некую чувствительную струнку, — Роза, — повторил я, — убеждена, что я знаю, где ваша видеокассета, и, как я уже говорил, она убеждена, что мне известны содержавшиеся на ней сведения. Так что либо вы найдете способ заставить ее отцепиться от меня — причем почти что в буквальном смысле слова, — либо я могу счесть ее внимание чересчур навязчивым и рассказать ей то, что она так стремится узнать.
Доктор Форс спросил — так, словно не понял, что я имею в виду:
— Вы говорите так, будто я знаком с этой личностью, Розой. Не хотите ли вы сказать, что я некоторым образом повинен в ваших… э-э… увечьях?
— Верно и то, и другое, — жизнерадостно ответил я.
— Но это же чепуха какая-то!
Его лицо сделалось задумчивым, словно он прикидывал, как выйти из неловкой ситуации, не потеряв своего «именного» форса.
Я был уже готов сообщить ему, почему я уверен, что смогу ответить на волнующие меня вопросы, но тут передо мной, словно наяву, появились Уортингтон с Томом Пиджином, настоятельно рекомендуя мне не тыкать палкой в осиное гнездо. Тишина елового леса зазвенела предостерегающими возгласами. Я взглянул на задумчивое лицо благодушного доктора — и изобразил на лице сожаление.
Я покачал головой, согласился, что, конечно, сказал сущую ерунду.
— И тем не менее, — добавил я, мысленно испросив разрешения у своих отсутствующих телохранителей, — кассету из моего магазина забрали все-таки именно вы. Не могли бы вы, по крайней мере, сообщить, где она теперь?
Видя, что я сменил тон, доктор Форс заметно расслабился. Уортингтон с Томом Пиджином тоже успокоились. Доктор Форс тоже, видимо, посоветовался со своими собственными внутренними телохранителями и ответил на вопрос скорее отрицательно, нежели утвердительно:
— Предположим даже, что вы правы и кассета у меня. Поскольку Мартин больше не может хранить эту информацию, нужда в кассете отпадает. Так что вполне возможно, что я записал на нее какие-нибудь спортивные состязания. И теперь на ней нет ничего, кроме скачек.
Он писал Мартину, что сведения, содержащиеся на кассете, — настоящий динамит. Если он затер этот динамит, спустив миллионы коту под хвост — или под магнитофонную головку, — это может означать только одно: у него есть чем заменить эту кассету.
Никто не станет вот так, с бухты-барахты, стирать кассету, стоящую целого состояния, если у него нет возможности ее восстановить. По крайней мере, нарочно…
И я спросил:
— Вы сделали это нарочно или по ошибке?
Доктор Форс усмехнулся себе в бороду.
И сказал:
— Я не делаю ошибок.
Меня пробрала легкая дрожь. Не от холода, царившего в еловом лесу, а от неприятной встречи с хорошо знакомым, вполне себе человеческим заблуждением: славный доктор считал себя богом.
Доктор остановился у упавшего елового ствола, оперся на него ногой и сказал, что отсюда он пойдет обратно — ему еще надо осмотреть нескольких пациентов.
— С моей точки зрения, наш разговор окончен, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Полагаю, дорогу к воротам вы найдете сами.
— Осталась еще пара вопросов, — возразил я. Мой голос казался совершенно бесцветным — ели гасили звук.
Доктор Форс снял ногу со ствола и пошел обратно. Я направился следом, к его нескрываемому возмущению.
— Я все сказал, мистер Логан! — с нажимом произнес он.
— Хм… — Я поколебался, прежде чем задать вопрос, но Уортингтон и Том Пиджин не вмешивались, и даже собаки молчали. — Как вы познакомились с Мартином Стакли?
— Это не ваше дело, — спокойно ответил Форс.
— Вы знали друг друга, но не были друзьями.
— Вы что, не слышали? — запротестовал он. — Это вас не касается!
И несколько ускорил шаг, словно бы желая спастись бегством.
— Мартин передал вам крупную сумму денег в обмен на сведения, которые вы приравняли к динамиту.
— Вы ошибаетесь.
Он снова прибавил шагу, но мне не стоило ни малейшего труда идти с ним нога в ногу.
— Вы абсолютно ничего не понимаете, — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы ушли.
Я ответил, что, увы, не собираюсь уходить в ближайшие несколько минут, поскольку разговариваю с человеком, который может дать ответ на множество вопросов.
— Знаете ли вы, — спросил я, — что Ллойд Бакстер, человек, которого вы бросили в разгар эпилептического припадка у меня в магазине, — владелец Таллахасси, лошади, которая убила Мартина Стакли?
Форс прибавил шагу еще, несмотря на то что поднимался вверх по склону. Мне тоже пришлось ускорить шаги.
— А знаете ли вы, — небрежно спросил я, — что, несмотря на припадок, Ллойд Бакстер запомнил вас и описал вплоть до носков?
— Прекратите!
— И, разумеется, вам известно, как жестоки могут быть Норман Оспри и Роза Пэйн…
— Нет! — воскликнул он и закашлялся.
— Что касается моих денег, которые вы сперли вместе с кассетой…
Адам Форс внезапно остановился, и в тишине я услышал, как хрипло он дышит.
Я встревожился и, вместо того чтобы продолжать напирать, спросил, как он себя чувствует.
— Отвратительно. И все по вашей милости. Хрипя и отдуваясь, Форс достал из кармана халата ингалятор, из тех, какими пользуются астматики, и пару раз пшикнул себе в рот, не сводя с меня неприязненного взгляда.
Мне хотелось извиниться. Но по милости этого обаятельного доктора меня дважды избили: сперва в Бродвее, потом на заднем дворе в Тонтоне. И хорошо еще, если этим все и ограничится. Так что я предоставил ему с пыхтением завершить свой путь вверх по склону. Я проводил его до клиники, чтобы удостовериться, что он не свалится где-нибудь по дороге. Войдя в приемную, я усадил его в мягкое кресло и отправился разыскивать кого-нибудь, чьим заботам можно поручить больного.
Я слышал, как оставшийся позади доктор сипло требовал, чтобы я вернулся, но к тому времени я успел пройти половину левого крыла здания и не нашел ни единой живой души: ни нянечек, ни докторов, ни пациентов, ни уборщиц, ни аранжировщицы цветов, ни медсестры с пачкой карточек… Не то чтобы палаты в этом крыле стояли пустыми. Там были кровати, столики на колесиках, кресла и ванные комнаты, но людей там не было. В каждой палате имелась застекленная дверь, выходящая на просторную, чисто выметенную веранду, вымощенную каменной плиткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Дайте ей что-нибудь, — не задумываясь, посоветовал Форс. — Кассеты все одинаковые.
— Но она думает, что ваша кассета стоит миллиона.
Адам Форс умолк.
— Это правда? — спросил я.
— Не знаю, — вполголоса ответил Форс. И похоже было, что он и впрямь этого не знает.
— Мартин Стакли, — мягко заметил я, — выписал вам чек со множеством нулей.
— Он обещал никогда никому не говорить!.. — резко начал Форс, явно выбитый из колеи.
— Он и не говорил.
— Но…
— Он погиб, — сказал я. — А корешки от чеков остались.
Я буквально видел, как он лихорадочно соображает, что еще мог оставить Мартин. Ничего, ему полезно. В конце концов Форс спросил с неподдельно-озабоченным видом:
— Как вы меня нашли?
— А вы думали, я вас не найду?
Он качнул головой и чуть заметно улыбнулся.
— Я не думал, что вы станете искать. Любой нормальный человек предоставил бы поиски полиции.
«Какой милый, приятный человек, — подумал я. — Если только забыть об эпилептическом припадке Ллойда Бакстера и о пропавшем мешке с деньгами».
— Роза Пэйн, — отчетливо произнес я и заметил, что на этот раз ее имя затронуло в докторе Форсе некую чувствительную струнку, — Роза, — повторил я, — убеждена, что я знаю, где ваша видеокассета, и, как я уже говорил, она убеждена, что мне известны содержавшиеся на ней сведения. Так что либо вы найдете способ заставить ее отцепиться от меня — причем почти что в буквальном смысле слова, — либо я могу счесть ее внимание чересчур навязчивым и рассказать ей то, что она так стремится узнать.
Доктор Форс спросил — так, словно не понял, что я имею в виду:
— Вы говорите так, будто я знаком с этой личностью, Розой. Не хотите ли вы сказать, что я некоторым образом повинен в ваших… э-э… увечьях?
— Верно и то, и другое, — жизнерадостно ответил я.
— Но это же чепуха какая-то!
Его лицо сделалось задумчивым, словно он прикидывал, как выйти из неловкой ситуации, не потеряв своего «именного» форса.
Я был уже готов сообщить ему, почему я уверен, что смогу ответить на волнующие меня вопросы, но тут передо мной, словно наяву, появились Уортингтон с Томом Пиджином, настоятельно рекомендуя мне не тыкать палкой в осиное гнездо. Тишина елового леса зазвенела предостерегающими возгласами. Я взглянул на задумчивое лицо благодушного доктора — и изобразил на лице сожаление.
Я покачал головой, согласился, что, конечно, сказал сущую ерунду.
— И тем не менее, — добавил я, мысленно испросив разрешения у своих отсутствующих телохранителей, — кассету из моего магазина забрали все-таки именно вы. Не могли бы вы, по крайней мере, сообщить, где она теперь?
Видя, что я сменил тон, доктор Форс заметно расслабился. Уортингтон с Томом Пиджином тоже успокоились. Доктор Форс тоже, видимо, посоветовался со своими собственными внутренними телохранителями и ответил на вопрос скорее отрицательно, нежели утвердительно:
— Предположим даже, что вы правы и кассета у меня. Поскольку Мартин больше не может хранить эту информацию, нужда в кассете отпадает. Так что вполне возможно, что я записал на нее какие-нибудь спортивные состязания. И теперь на ней нет ничего, кроме скачек.
Он писал Мартину, что сведения, содержащиеся на кассете, — настоящий динамит. Если он затер этот динамит, спустив миллионы коту под хвост — или под магнитофонную головку, — это может означать только одно: у него есть чем заменить эту кассету.
Никто не станет вот так, с бухты-барахты, стирать кассету, стоящую целого состояния, если у него нет возможности ее восстановить. По крайней мере, нарочно…
И я спросил:
— Вы сделали это нарочно или по ошибке?
Доктор Форс усмехнулся себе в бороду.
И сказал:
— Я не делаю ошибок.
Меня пробрала легкая дрожь. Не от холода, царившего в еловом лесу, а от неприятной встречи с хорошо знакомым, вполне себе человеческим заблуждением: славный доктор считал себя богом.
Доктор остановился у упавшего елового ствола, оперся на него ногой и сказал, что отсюда он пойдет обратно — ему еще надо осмотреть нескольких пациентов.
— С моей точки зрения, наш разговор окончен, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Полагаю, дорогу к воротам вы найдете сами.
— Осталась еще пара вопросов, — возразил я. Мой голос казался совершенно бесцветным — ели гасили звук.
Доктор Форс снял ногу со ствола и пошел обратно. Я направился следом, к его нескрываемому возмущению.
— Я все сказал, мистер Логан! — с нажимом произнес он.
— Хм… — Я поколебался, прежде чем задать вопрос, но Уортингтон и Том Пиджин не вмешивались, и даже собаки молчали. — Как вы познакомились с Мартином Стакли?
— Это не ваше дело, — спокойно ответил Форс.
— Вы знали друг друга, но не были друзьями.
— Вы что, не слышали? — запротестовал он. — Это вас не касается!
И несколько ускорил шаг, словно бы желая спастись бегством.
— Мартин передал вам крупную сумму денег в обмен на сведения, которые вы приравняли к динамиту.
— Вы ошибаетесь.
Он снова прибавил шагу, но мне не стоило ни малейшего труда идти с ним нога в ногу.
— Вы абсолютно ничего не понимаете, — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы ушли.
Я ответил, что, увы, не собираюсь уходить в ближайшие несколько минут, поскольку разговариваю с человеком, который может дать ответ на множество вопросов.
— Знаете ли вы, — спросил я, — что Ллойд Бакстер, человек, которого вы бросили в разгар эпилептического припадка у меня в магазине, — владелец Таллахасси, лошади, которая убила Мартина Стакли?
Форс прибавил шагу еще, несмотря на то что поднимался вверх по склону. Мне тоже пришлось ускорить шаги.
— А знаете ли вы, — небрежно спросил я, — что, несмотря на припадок, Ллойд Бакстер запомнил вас и описал вплоть до носков?
— Прекратите!
— И, разумеется, вам известно, как жестоки могут быть Норман Оспри и Роза Пэйн…
— Нет! — воскликнул он и закашлялся.
— Что касается моих денег, которые вы сперли вместе с кассетой…
Адам Форс внезапно остановился, и в тишине я услышал, как хрипло он дышит.
Я встревожился и, вместо того чтобы продолжать напирать, спросил, как он себя чувствует.
— Отвратительно. И все по вашей милости. Хрипя и отдуваясь, Форс достал из кармана халата ингалятор, из тех, какими пользуются астматики, и пару раз пшикнул себе в рот, не сводя с меня неприязненного взгляда.
Мне хотелось извиниться. Но по милости этого обаятельного доктора меня дважды избили: сперва в Бродвее, потом на заднем дворе в Тонтоне. И хорошо еще, если этим все и ограничится. Так что я предоставил ему с пыхтением завершить свой путь вверх по склону. Я проводил его до клиники, чтобы удостовериться, что он не свалится где-нибудь по дороге. Войдя в приемную, я усадил его в мягкое кресло и отправился разыскивать кого-нибудь, чьим заботам можно поручить больного.
Я слышал, как оставшийся позади доктор сипло требовал, чтобы я вернулся, но к тому времени я успел пройти половину левого крыла здания и не нашел ни единой живой души: ни нянечек, ни докторов, ни пациентов, ни уборщиц, ни аранжировщицы цветов, ни медсестры с пачкой карточек… Не то чтобы палаты в этом крыле стояли пустыми. Там были кровати, столики на колесиках, кресла и ванные комнаты, но людей там не было. В каждой палате имелась застекленная дверь, выходящая на просторную, чисто выметенную веранду, вымощенную каменной плиткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58