Ростислав Кинжалов
Боги ждут жертв
Об авторе этой книги
Передо мной на письменном столе лежат два блокнотных листочка. Маленький формат, уверенный почерк. Вверху страницы дважды подчеркнутый заголовок: «Каравеллы судьбы. Два мира». Ниже – фамилия автора: Ростислав Кинжалов.
Когда мне было лет девять, главное, что меня интересовало – это книжки об индейцах. Фенимор Купер был прочитан, а о том, что вместо индейцев можно любить рыцарей-джедаев, в те годы не подозревал еще ни один советский тинейджер. Взмокнув от моих ежедневных визитов, школьная библиотекарша как-то сказала, что приключенческие романы у нее кончились, зато есть книжка про цивилизацию майя. Не совсем то, что мне нужно, но вроде бы тоже про индейцев.
Это было действительно не совсем то. Но я взял-таки эту книжку. И не сдавал ее потом больше месяца. Как оказалось, цивилизация майя даже лучше, чем от бедра поливающие все вокруг свинцом апачи и ирокезы! Намного лучше! Затерянные в джунглях пирамиды… Человеческие жертвоприношения и легенды о белокожих богах… Скрытое в подземных гробницах золото и конкистадоры, любой ценой желающие этим золотом завладеть…
Позже я много раз пытался вспомнить, что это была за книжка. Но так и не смог. Запомнилось только имя автора: Ростислав Кинжалов. Мне казалось, что человек, написавший столь классную книжку, должен был жить невесть когда и уж точно не в том же городе, что и я. А оказалось, что мы почти соседи. Когда мы наконец познакомились, Кинжалов был, конечно, уже очень пожилым ученым, но он был жив – и продолжал работать. Я стал иногда заезжать к Ростиславу Васильевичу.
Кинжалов не был Индианой Джонсом. За свою жизнь он сменил всего два места работы. Сперва был сотрудником Эрмитажа, а потом – Кунсткамеры. Я звонил в дверь, Ростислав Васильевич жал мне руку и приглашал в заваленный книгами кабинет. О том, что он был кумиром моего детства, я так никогда и не сказал. Мы, петербуржцы, вечно усложняем какие-то элементарные вещи.
Мы садились пить кофе и не спеша разговаривали. Беседа все равно сползала на то же самое: на пирамиды и жертвоприношения… на индейские иероглифы, которые после полутысячелетнего перерыва первым в мире прочел друг Ростислава Васильевича – русский ученый Кнорозов… на рукописи, которые молчали веками, а теперь Ростислав Васильевич читал их играючи. Смеясь, этот пожилой человек рассказывал, как однажды был вызван в соответствующие органы и там ему по секрету сообщили, что за успехи в изучении древних американских культур его, кабинетного ученого, избрали почетным членом ЦК подпольной компартии Гондураса.
Для издательства «Амфора» Ростислав Васильевич составил несколько антологий, посвященных доколумбовым цивилизациям Америки. Книга, которую вы держите в руках, стала последней из них. В самом конце июня 2006-го ученый сел за стол и вывел своим профессорским почерком: «Каравеллы судьбы. Два мира». А чуть ниже – свою фамилию.
Это должно было стать предисловием к сборнику, но написать его Кинжалов не успел: сердечный приступ. Врачи успели даже вовремя приехать. Но спасти его уже не могли. Он собирался написать о том, чем занимался всю жизнь: о пирамидах, затерянных в джунглях… о скрытом в подземных гробницах золоте и о конкистадорах, любой ценой желающих этим золотом завладеть…
Он об этом не написал – за него это сделал я. Что ж, надеюсь, эта книга вам понравится.
Илья Стогов
Глава первая
ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
…И снова он возводит
маис
зеленый,
а потом добела раскаленный,
и сам растет
рядом с маисом,
растет,
оберегает
первые всходы
зари,
присужденный
к труду своих рук,
своих собственных рук,
вечно собственных рук!
Роберто Обрегон Моралес. «Песнь маиса»
Лучше всего спится ранним утром.
Свежий предрассветный ветерок приятно холодит разгоряченное сном тело. Утихли насекомые, жаждавшие крови спящих; даже злые демоны, духи ночи, тревожащие сон, удалились на покой.
– Пора вставать, сынок!
Голос матери – самый родной на свете голос – и то не сразу выводит из забвения; в голове еще проносятся разрозненные видения. Хун-Ахау приподнимается, протирая глаза и потягиваясь. Как хочется спать! Но при взгляде на отца сразу вспыхивает воспоминание: ведь скоро он, Хун-Ахау, будет взрослым! Скорее, скорее, ведь он уже не маленький!
Отец сидит у пылающего очага, поджидая своего первенца. Завтрак уже готов. Несколько пригоршней воды, брошенных в лицо, окончательно приводят в себя юношу. Он почтительно приветствует отца и усаживается около него.
Трапеза продолжается недолго. Отец проглатывает несколько еще горячих кукурузных лепешек, зачерпывает из горшка вареную фасоль. Хун-Ахау медленно жует одну-единственную лепешку – он еще получает порцию подростка. Скоро, после праздника совершеннолетия, он будет считаться взрослым, и тогда его порция изменится. А пока он стойко отводит глаза от тайком подсунутой матерью половинки другой лепешки: хороший юноша всегда воздержан во всем!
– Пойдем!
Хун-Ахау поднимается вслед за отцом, бросив мимолетный взгляд на лежащую половину лепешки. Маленькие брат и сестра еще спят, ровно посапывая. Мать осторожно выбирает из большого глиняного горшка размоченные в известковой воде кукурузные зерна и кладет их на зернотерку – большой плоский камень. Чтобы приготовить обед, ей придется работать много часов. Надо тщательно растереть разбухшие зерна, превратив их в тесто, испечь лепешки, сварить два горшка фасоли и огненный суп из перца… Мясо – редкий гость на столе земледельца!
Отец и сын выходят из хижины. Их дом, как и все соседние жилища, невелик и прост по устройству: по углам вбивают четыре столба, соединяют их плетенкой из гибких ветвей, обмазывают глиной – и стены готовы. Крышу настилают из больших сочных пальмовых листьев. Семье помогают все соседи, ведь постройка нового дома – радостное событие в жизни всего поселения.
Ах-Чамаль и Хун-Ахау миновали несколько соседних хижин и вышли на центральную площадь Цолче-на. Проходя мимо «искусственной горы» – невысокой пирамиды, на которой стояло святилище, – отец пробормотал две молитвы: о хорошем урожае и о мирной благополучной жизни. Хун-Ахау вторил ему звонким голосом. Белый гребень храма наверху заметно порозовел – животворящий Кинич-Как-Мо, «Солнечноглазый попугай ара», бог Солнца, уже начал свой ежедневный полет по небу. Неподалеку от храма стояли два дома из камня – жилища старейшины селения, батаба, и жреца. В них было совсем тихо – там все еще спали.
Поле, на котором находились их посевы, было расположено довольно далеко. Хун-Ахау очень любил, когда по пути отец, Ах-Чамаль, что-нибудь ему рассказывал: он знал много интересных и страшных историй. Но чтобы отец начал рассказывать, надо его о чем-то спросить. Хун-Ахау вспоминает о доме батаба.
– Отец мой, почему ты не батаб? Тогда бы мы еще спали так же, как он сейчас! И почему мы должны отдавать ему часть своего урожая? Ведь он не работает на нашем поле, да и на его участке за него трудятся другие.
Ах-Чамаль поворачивает голову, смотрит на сына.
– Быть батабом не так-то просто, – отвечает он, – для этого надо происходить из знатного рода, изучить священные письмена, уметь управлять людьми, быть опытным в военных делах. Батаб собирает подати не для себя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56