С особой благодарностью вспоминаю нянечку, пани Адамскую, очень красивую женщину, чья красота не поблекла, несмотря на тяжелую работу. Ко всем больным она относилась с одинаковой добротой и терпением, всегда доброжелательная, милая, улыбающаяся. Если бы судьба ее сложилась удачнее, она могла бы стать врачом, каких мало – из тех настоящих врачей, которые видят в пациенте не «интересный случай», а прежде всего человека. Живого человека.
Каждое утро в коридоре раздавалась команда: «Все на гимнастику». Но ко мне эта команда не относилась. Я делала свои упражнения в палате под руководством врача. Состояли они главным образом из ежедневно применяемой «вертикализации» и пассивных упражнений руки и ноги.
Поясню, что такое «вертикализация». Производится она с помощью стола, на который укладывают пациента, привязывая его ремнями. Стол медленно, вместе с больным, перемещается из горизонтального положения в вертикальное. Конечно же, не сразу, а постепенно, пока организм полностью адаптируется.
Вначале эти восстановительные упражнения проводил магистр Войцех Хидзиньский, высокий брюнет, очень славный, спокойный человек. Я сразу отметила, что у него необыкновенно «легкая» рука.
Первые месяцы были очень трудными. Привыкшие в течение длительного времени к бездействию мускулы сильно болели. Но плакать я разрешала себе только при самых жестоких болях, ибо знала, что пан Войтусь, будучи настоящим мужчиной, не выносит женских слез, что ему это крайне неприятно.
Однажды я подняла свою руку над одеялом самостоятельно, без его помощи. Мы оба невероятно обрадовались. Похвалив меня, доктор дал мне новое «домашнее задание» – так я в шутку называла упражнения, которые должна была выполнять без него. На другой день состоялся «коллоквиум» и последовал новый урок. Так продолжалось изо дня в день, до самого моего отъезда. У пана Войцеха хлопот со мной было предостаточно – нужно было пробудить к жизни, к движению, всю левую половину тела. Ведь даже после нескольких недель неподвижности образуются пролежни, атрофируются мышцы. Плечевой сустав и лопатка, а также локоть, колено, тазобедренный сустав, суставы левой руки и стопы не двигались вовсе. Когда пан Войцех уехал отдыхать в горы, меня передали пану Казимиру Баблиху, который до сих пор приезжает ко мне из Константина и руководит моим выздоровлением. Я всегда радуюсь приезду пана Казика, хоть знаю, что не обойдется без болей. Новый доктор, несмотря на свою молодость, оказался отличным профессионалом, умеющим найти чуткий подход к пациенту.
Сейчас, когда я об этом пишу, мне уже много, много лучше. Однако достаточно ловко управляться с авторучкой еще не могу. Моим суставам еще кое-чего недостает до восстановления полной двигательной способности. Мне придется еще интенсивно их разрабатывать. Во всяком случае, вытяжное приспособление, будучи весьма мало привлекательным предметом меблировки, еще послужит мне некоторое время, хотя я с удовольствием уже сейчас выбросила бы его!
Мне доводилось неоднократно видеть в фильмах (чаще всего в комедийных), как лечат разного рода комплексы с помощью психоанализа. Так вот, больной (чаще всего внушивший себе, что он болен) удобно располагается на кушетке и рассказывает обо всем, что его гнетет. Врач садится рядом и внимательно выслушивает монолог. Однажды высказанные признания становятся тем самым уже навсегда вычеркнутыми.
Мои искренние, в полном соответствии с правдой, воспоминания, быть может, возымеют такое же действие. Мне бы очень хотелось забыть, вычеркнуть из памяти целых два года, чтобы когда-нибудь без всякого внутреннего сопротивления запеть одну из чудесных неаполитанских песен.
Об Анне Герман
Возвращение Эвридики
Воскресным вечером я прогуливался по Лазенкам, как вдруг откуда-то издали приплыла песня. Усиленная микрофонами, она струилась над старым парком, и я остановился словно пораженный громом: неужели она?! Конечно, этот голос трудно спутать с чьим-то другим, но ведь писали же, что она еще не вполне оправилась после той беды… Я рванулся навстречу песне и скоро был около «Театра на воде», окруженного тысячной толпой. Когда, пробившись сквозь людскую стену, посмотрел на эстраду, все сомнения исчезли: конечно, она! Голубоглазая, золотоволосая, в один счастливый день покорившая Сопот «Танцующими Эвридиками», а потом покорившая мир. Три года триумфа – и вдруг страшное известие: в Италии попала в автомобильную катастрофу, положение тяжелое… Врачи не знали, с чего начинать спасение. Это было в 1967-м…
И вот теперь снова вижу Анну Герман, слышу ее песню «Спасибо тебе, мое сердце», и мне самому хочется сказать ей: «Спасибо, что Вы оказались сильнее несчастья и вновь нам поете». И я действительно говорю ей примерно это, уже за кулисами, когда закончилось первое отделение и есть возможность полчаса спокойно побеседовать.
– Как Вы себя чувствуете?
– Сейчас уже все страшное позади. Мое положение было отчаянным – и с физической, и с психической стороны. Ведь очень долго оставалась без памяти, не могла сказать ни слова. Пять месяцев лежала «замурованной» в гипс до самого носа, еще пять – полная неподвижность без гипса. Два итальянских госпиталя и три польские больницы старались вернуть меня к жизни. Было неясно, срастутся ли кости, смогу ли ходить. Через два года начала упражнения с памятью – ведь я не помнила ни одного текста песни. Потом попыталась петь – тихо-тихо и совсем недолго. На большее сил не хватало. Лежа дома, стала впервые сама сочинять музыку. Сочиняла без рояля, в голове. Друзья потом ее записывали. Первую песню, которая называется «Судьба человека», написала на слова Алины Новак. Теперь у нас с Алиной уже есть долгоиграющая пластинка. Но до эстрады было все равно далеко. Однако специальные физические упражнения, которые я выполняла до седьмого пота, оказались эффективными. И хотя левая рука еще действует плохо и нога тоже не совсем в норме, я рискнула встретиться со слушателями. Вы присутствуете как раз на одном из самых первых концертов. Через неделю выезжаю на побережье: гастроли, прерванные четыре года назад, продолжаются.
– Теперь Вы исполняете свои песни. О чем они? Что Вас прежде всего волнует?
– На основе исторических документов мы с Алиной Новак написали несколько песен, составивших «Освенцимскую ораторию». Наша совместная самая первая работа определила и название цикла – «Человеческая судьба». Особенно дорога мне песня «Спасибо, мама». Давно мечтала о ней. Мне очень было нужно рассказать о моей маме, которая одна меня вырастила и всегда остается самым родным человеком. Попросила Алину написать текст. Обе боялись банальности, ведь столько уже пелось о мамах… Но, кажется, песня удалась. Во всяком случае, и мне, и маме нравится. В общем, пишу и пою о том, что волнует каждого. О человеческом.
Но в моей новой программе будут не только собственные песни. Наверное, сохранится «Эвридика». (Вчера на концерте поднимается на сцену старушка с цветами: «Спойте, пожалуйста, песню, в которой ветер свищет по улицам…» Конечно, не смогла отказать.) Будут мелодии и советских композиторов – Бабаджаняна, Фрадкина, Фельцмана. Фельцман специально для меня написал песню «Двое».
– Вы получили много высоких наград.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40