Их было множество, и их развешивали на двух специальных автомашинах вроде гигантских вешалок… Из Русского собора процессия поехала на площадь Оперы, где перед оперным театром была сделана остановка. Была отслужена заупокойная лития и пропета вечная память. А от оперы вся процессия проследовала на кладбище Батиньоль на окраине Парижа, в его северной части». Дальнейшее мы уже знаем.
* * *
Поклонившись Бунину, думая о Шаляпине, я между тем искал могилу Ивана Сергеевича Шмелева. Трудно сравнивать, люди разные и писатели разные, но, по моим личным пристрастиям, Иван Сергеевич Шмелев нисколько не меньше Бунина. Конечно, «Антоновские яблоки», «Митина любовь», «Темные аллеи», «Жизнь Арсеньева», «Господин из Сан-Франциско»… Нобелевская премия, конечно, конечно. Да и прекрасные стихи. Но если бы, как говорится, на необитаемый остров и можно взять на выбор только то или другое, я бы зажал под мышкой «Лето Господне».
Искать могилу на русском кладбище Святой Женевьевы легче, чем на кладбище Батиньоль. Кроме того, издаются иногда хоть и не всеохватные, но все же справочники по этому кладбищу. Вот, скажем, Э.А. Шулепова. «Русский некрополь под Парижем». Короткие деловые данные о том или ином покойнике, а выбирала, вероятно, сама Э. Шулепова, кандидат исторических наук.
Например: «Детеринг Лидия Павловна. 27.03.1904–30.06.1980. Общественная деятельница. По первому мужу Багратуни. Проживала в Париже, активно занималась благотворительностью. Оказала значительную финансовую помощь Версальскому дворцу, музею Почетного легиона. Награждена орденами Франции. Ей присвоено звание Почетного легиона. Большое внимание уделяла поддержке русских школ и гимназий, реставрации православных храмов… В 1928 году Л.П. Детеринг взяла на себя расходы по организации русской гимназии в Париже. Благодаря ее поддержке гимназия просуществовала вплоть до своего закрытия в 1961 году. Русской средней школе в Париже было присвоено ее имя. Великий Князь Кирилл Владимирович пожаловал ей титул княгини Донской. Умерла в Париже. Могила № 4181».
Не каждый мог содержать гимназию. Чаще тут встречаются такие справки:
«Мозжухин Иван Ильич. Киноартист. Родился в Пензе»… Идет внушительный послужной список. Как актер получил мировую известность… «Умер в парижской богадельне в нищете и забвении. Могила № 3299».
«Коровин Константин Алексеевич… художник, академик живописи… Родился в Москве, в старообрядческой семье…» Перечисляются заслуги Коровина… «Умер К. Коровин всеми забытый в парижской богадельне… Могила № 3182».
«Глебова-Судейкина Ольга Афанасьевна. Художница, актриса, скульптор, танцовщица… Родилась в Санкт-Петербурге… пользовалась всероссийской известностью и успехом… Была близка с А.А. Ахматовой… Умерла в одиночестве в Париже в больнице Бусика. Могила № 847».
Ну и дальше, и дальше шел я мимо русских могил в поисках Ивана Сергеевича Шмелева. Вдруг на глаза мне попалось имя, пробудившее какие-то воспоминания. Могилу Ивана Сергеевича я, конечно, потом нашел, и о нем будет у нас речь, но мелькнувшее имя не давало покоя. Владимир Константинович Олленгрэн. Знаете, как, когда разгадываешь кроссворд, вертится слово, а на поверхность не выплывает. Можно даже и отложить, подождать, и вот оно из глубины памяти, из компьютера мозга, из каких-то там клеток (но как, на чем, каким кодом оно было там написано?) – вы-плы-вает. Так и у меня при прочтении имени – Владимир Константинович Олленгрэн – через час, когда я ушел уже с кладбища, выплыло и ярко засияло со всеми подробностями – Володя Олленгрэн. Не потому «Володя», что мы были с ним запанибрата или ровесниками, но потому, что в книге Ильи Сургучева «Детские годы императора Николая II» он присутствует в качестве главного персонажа и действует там как семилетний мальчик Володя. А фамилия – Олленгрэн.
Дело происходило, когда будущему императору Николаю Александровичу было семь лет, то есть, значит, в 1875 году и в последующие два года.
Эта книжечка Ильи Сургучева, русского писателя-эмигранта, попалась мне в одной домашней библиотеке в Буэнос-Айресе. Она была издана в Париже в издательстве «Возрождение» в начале пятидесятых годов. Я тогда мало того что прочитал эту книжку (повесть) с интересом, но и увез ее в Москву. Попытка переиздать ее для москвичей кончилась для меня плачевно. Переиздать не удалось, а единственный экземпляр потерялся у потенциальных издателей. Как говорится: «Бог дал, Бог и взял», – это правда, но от этого нисколько не легче.
Фамилия персонажа, от лица которого ведется повествование, такова, что ее трудно запомнить непривычному человеку, но уж если запомнил, то трудно забыть, – Олленгрэн. И вот теперь я вдруг вижу эту фамилию на могильной плите на русском кладбище под Парижем.
История такова. Александра Петровна Олленгрэн, молодая еще (38 лет) вдова, жила с четырьмя детьми на окраине Петербурга, в Коломне, известной русским хотя бы по названию поэмы Пушкина «Домик в Коломне». В свое время она окончила Екатерининский институт, кстати сказать, с шифром. Не знаю, право, что это означает: «с шифром», вероятно, по-нашему, с отличием. Но был какой-то знак, который владелица шифра носила на платье, чтобы все видели. Возможно, это был не значок, а специальная вышивка на платье, но тем не менее – шифр.
Жила эта семья бедно, можно сказать, перебивалась с хлеба на воду, продавая то, что было накоплено при жизни мужа и отца детей. Отец умер, когда старшему из четверых детей было двенадцать, младшему, то есть нашему персонажу Володе, около пяти.
Начальницей коломенской гимназии была в то время Н.А. Нейдгардт, соученица Александры Петровны по Екатерининскому институту. Она не оставила подругу в беде и предоставила ей должность классной дамы во вверенной ей гимназии. Материальное положение выправилось. Даже взяли какую-то Аннушку, тихую, монашеского вида девицу, которая стала не только кухаркой, помощницей, но и как бы полноправным членом семьи. Дети между тем подрастали. Особенно бойким был младшенький (чья могила попалась нам теперь на глаза). У него, у Володи, была идея сделаться первым силачом на их Псковской улице, отчего он все время ходил в синяках и ссадинах.
И вот однажды выпускники гимназии, покровительницей и попечительницей которой была императрица Мария Александровна, должны были явиться все в Зимний дворец. Как бы смотр. Оказывается, там со своим классом была и классная дама коломенской гимназии Александра Петровна Олленгрэн. Ну, смотр, так смотр. Расспрашивали потом коллеги Александру Петровну: «Что, как? Была ли милостива Государыня? Какое платье было на Государыне? И что она сказала? И как горели ее бриллианты? И целовала ли Александра Петровна ее ручку? И правда ли говорят, что будто у нее желтый цвет лица и круги под глазами?..»
Александра Петровна рассказывала:
«Вдруг около меня появилась какая-то маленькая дамочка, очень хорошенькая, с сияющими, как звезды, глазами. Ну прямо звезды!..»
(Я, прежде чем выпускать книжку Ильи Сургучева из рук, выписал из нее некоторые места, касающиеся царской семьи и дворцовых обычаев, так что в мое собственное писание я буду вплетать куски текста Ильи Сургучева. Я бы, например, не мог сравнить глаза со звездами.)
«Ну прямо звезды!.. Смотрит на меня, на мой шифр и спрашивает по-русски, с акцентом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
* * *
Поклонившись Бунину, думая о Шаляпине, я между тем искал могилу Ивана Сергеевича Шмелева. Трудно сравнивать, люди разные и писатели разные, но, по моим личным пристрастиям, Иван Сергеевич Шмелев нисколько не меньше Бунина. Конечно, «Антоновские яблоки», «Митина любовь», «Темные аллеи», «Жизнь Арсеньева», «Господин из Сан-Франциско»… Нобелевская премия, конечно, конечно. Да и прекрасные стихи. Но если бы, как говорится, на необитаемый остров и можно взять на выбор только то или другое, я бы зажал под мышкой «Лето Господне».
Искать могилу на русском кладбище Святой Женевьевы легче, чем на кладбище Батиньоль. Кроме того, издаются иногда хоть и не всеохватные, но все же справочники по этому кладбищу. Вот, скажем, Э.А. Шулепова. «Русский некрополь под Парижем». Короткие деловые данные о том или ином покойнике, а выбирала, вероятно, сама Э. Шулепова, кандидат исторических наук.
Например: «Детеринг Лидия Павловна. 27.03.1904–30.06.1980. Общественная деятельница. По первому мужу Багратуни. Проживала в Париже, активно занималась благотворительностью. Оказала значительную финансовую помощь Версальскому дворцу, музею Почетного легиона. Награждена орденами Франции. Ей присвоено звание Почетного легиона. Большое внимание уделяла поддержке русских школ и гимназий, реставрации православных храмов… В 1928 году Л.П. Детеринг взяла на себя расходы по организации русской гимназии в Париже. Благодаря ее поддержке гимназия просуществовала вплоть до своего закрытия в 1961 году. Русской средней школе в Париже было присвоено ее имя. Великий Князь Кирилл Владимирович пожаловал ей титул княгини Донской. Умерла в Париже. Могила № 4181».
Не каждый мог содержать гимназию. Чаще тут встречаются такие справки:
«Мозжухин Иван Ильич. Киноартист. Родился в Пензе»… Идет внушительный послужной список. Как актер получил мировую известность… «Умер в парижской богадельне в нищете и забвении. Могила № 3299».
«Коровин Константин Алексеевич… художник, академик живописи… Родился в Москве, в старообрядческой семье…» Перечисляются заслуги Коровина… «Умер К. Коровин всеми забытый в парижской богадельне… Могила № 3182».
«Глебова-Судейкина Ольга Афанасьевна. Художница, актриса, скульптор, танцовщица… Родилась в Санкт-Петербурге… пользовалась всероссийской известностью и успехом… Была близка с А.А. Ахматовой… Умерла в одиночестве в Париже в больнице Бусика. Могила № 847».
Ну и дальше, и дальше шел я мимо русских могил в поисках Ивана Сергеевича Шмелева. Вдруг на глаза мне попалось имя, пробудившее какие-то воспоминания. Могилу Ивана Сергеевича я, конечно, потом нашел, и о нем будет у нас речь, но мелькнувшее имя не давало покоя. Владимир Константинович Олленгрэн. Знаете, как, когда разгадываешь кроссворд, вертится слово, а на поверхность не выплывает. Можно даже и отложить, подождать, и вот оно из глубины памяти, из компьютера мозга, из каких-то там клеток (но как, на чем, каким кодом оно было там написано?) – вы-плы-вает. Так и у меня при прочтении имени – Владимир Константинович Олленгрэн – через час, когда я ушел уже с кладбища, выплыло и ярко засияло со всеми подробностями – Володя Олленгрэн. Не потому «Володя», что мы были с ним запанибрата или ровесниками, но потому, что в книге Ильи Сургучева «Детские годы императора Николая II» он присутствует в качестве главного персонажа и действует там как семилетний мальчик Володя. А фамилия – Олленгрэн.
Дело происходило, когда будущему императору Николаю Александровичу было семь лет, то есть, значит, в 1875 году и в последующие два года.
Эта книжечка Ильи Сургучева, русского писателя-эмигранта, попалась мне в одной домашней библиотеке в Буэнос-Айресе. Она была издана в Париже в издательстве «Возрождение» в начале пятидесятых годов. Я тогда мало того что прочитал эту книжку (повесть) с интересом, но и увез ее в Москву. Попытка переиздать ее для москвичей кончилась для меня плачевно. Переиздать не удалось, а единственный экземпляр потерялся у потенциальных издателей. Как говорится: «Бог дал, Бог и взял», – это правда, но от этого нисколько не легче.
Фамилия персонажа, от лица которого ведется повествование, такова, что ее трудно запомнить непривычному человеку, но уж если запомнил, то трудно забыть, – Олленгрэн. И вот теперь я вдруг вижу эту фамилию на могильной плите на русском кладбище под Парижем.
История такова. Александра Петровна Олленгрэн, молодая еще (38 лет) вдова, жила с четырьмя детьми на окраине Петербурга, в Коломне, известной русским хотя бы по названию поэмы Пушкина «Домик в Коломне». В свое время она окончила Екатерининский институт, кстати сказать, с шифром. Не знаю, право, что это означает: «с шифром», вероятно, по-нашему, с отличием. Но был какой-то знак, который владелица шифра носила на платье, чтобы все видели. Возможно, это был не значок, а специальная вышивка на платье, но тем не менее – шифр.
Жила эта семья бедно, можно сказать, перебивалась с хлеба на воду, продавая то, что было накоплено при жизни мужа и отца детей. Отец умер, когда старшему из четверых детей было двенадцать, младшему, то есть нашему персонажу Володе, около пяти.
Начальницей коломенской гимназии была в то время Н.А. Нейдгардт, соученица Александры Петровны по Екатерининскому институту. Она не оставила подругу в беде и предоставила ей должность классной дамы во вверенной ей гимназии. Материальное положение выправилось. Даже взяли какую-то Аннушку, тихую, монашеского вида девицу, которая стала не только кухаркой, помощницей, но и как бы полноправным членом семьи. Дети между тем подрастали. Особенно бойким был младшенький (чья могила попалась нам теперь на глаза). У него, у Володи, была идея сделаться первым силачом на их Псковской улице, отчего он все время ходил в синяках и ссадинах.
И вот однажды выпускники гимназии, покровительницей и попечительницей которой была императрица Мария Александровна, должны были явиться все в Зимний дворец. Как бы смотр. Оказывается, там со своим классом была и классная дама коломенской гимназии Александра Петровна Олленгрэн. Ну, смотр, так смотр. Расспрашивали потом коллеги Александру Петровну: «Что, как? Была ли милостива Государыня? Какое платье было на Государыне? И что она сказала? И как горели ее бриллианты? И целовала ли Александра Петровна ее ручку? И правда ли говорят, что будто у нее желтый цвет лица и круги под глазами?..»
Александра Петровна рассказывала:
«Вдруг около меня появилась какая-то маленькая дамочка, очень хорошенькая, с сияющими, как звезды, глазами. Ну прямо звезды!..»
(Я, прежде чем выпускать книжку Ильи Сургучева из рук, выписал из нее некоторые места, касающиеся царской семьи и дворцовых обычаев, так что в мое собственное писание я буду вплетать куски текста Ильи Сургучева. Я бы, например, не мог сравнить глаза со звездами.)
«Ну прямо звезды!.. Смотрит на меня, на мой шифр и спрашивает по-русски, с акцентом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46