Он ни словом не попрекнул и не обидел своего товарища по должности. Он только выразил изумление, как можно заранее, – не видев ни собственного, ни вражеского войска, не зная местности, даже не сменив гражданского платья на воинское, – назначать день битвы. Он напомнил об осторожности, о том, что слепая поспешность и глупа, и пагубна, что надежность и безопасность важнее стремительности.
Фабий Максим был, возможно, единственным, кто выслушал Эмилия Павла с одобрением и удовольствием. Когда сходка закрылась, он подошел к Павлу и сказал ему так: – Если бы ты и Варрон были схожи друг с другом, я бы не стал докучать тебе советами и наставлениями: людям разумным они ни к чему, а безумцы вообще глухи к чужим словам. Но сейчас все сложилось так, что государство оказывается хромым на одну ногу и безумные планы в одинаковой чести и силе с разумными. Еще неизвестно, кто для тебя страшнее – Ганнибал или Теренций. Ведь с врагом ты будешь сражаться только в строю, а с товарищем – везде и во всякое время. Против Ганнибала у тебя есть и конница, и пехота, против Теренция ты безоружен.
Я бы не хотел произносить имени Гая Фламиния – это дурной знак – и все же вынужден. Гай Фламиний потерял рассудок лишь тогда, когда прибыл к войску, а твой товарищ сошел с ума еще до консульских выборов да так по сей час и не опомнился. Даже подумать жутко, что может случиться, когда он от слов перейдет к делу! Если только он исполнит свое намерение и немедля даст Ганнибалу бой, то либо я ничего не смыслю в военном деле, либо страшная слава Тразименского озера окажется посрамленной новою и еще более страшною бедою.
Я не хвастлив, но поверь мне: бороться с Ганнибалом надо единственным способом – так, как боролся с ним я. Мы воюем в Италии – у себя дома, на своей земле. Повсюду вокруг нас – союзники, нам помогают и будут помогать людьми, конями, припасами, с каждым днем мы становимся все опытнее и храбрее. А Ганнибал? Он в чужой, враждебной стране, вдали от отечества. Нет ему мира ни на суше, ни на море. Ни один город не принимает его в свои стены, нигде не видит он ничего, что мог бы назвать своим, и со дня на день живет грабежом. Едва ли и треть уцелела от того войска, с которым он переправился через Ибер, и больше пало от голода, чем от меча. Неужели ты сомневаешься, что мы останемся победителями, спокойно выжидая, пока пуниец задохнется и зачахнет сам – без еды и корму, без крова, без денег, без подкреплений?
Вот, Луций Эмилий, единственный путь к победе, но вступить на него очень трудно, потому что твои собственные воины будут хотеть того же, чего и вражеские, и римский консул Варрон – того же, чего пунийский командующий Ганнибал. Тебе придется одному стоять против двоих. Но ты выстоишь, если будешь глух к пустой молве и незаслуженным оскорблениям. Истина часто страдает, даже слишком часто, но зато она бессмертна, и кто пренебрежет ложной славою, добудет истинную.
Невеселая то была речь, и невесело отвечал на нее Павел. Он не только понимал все трудности, которые его ожидали, но вдобавок мучительно боялся народа: после первого консульства его обвинили в краже Военной добычи, и, хотя обвинили несправедливо, он едва ушел от наказания. – Пусть все окончится счастливо и благополучно, – заявил он Фабию, – но уж если неудача – так лучше вражеские копья, чем суд сограждан.
Когда консулы прибыли к войску я соединили новые силы с прежними, число римлян выросло в полтора раза. Но Ганнибал не только не огорчился, а, наоборот, безмерно обрадовался: хлеба у него оставалось всего на десять дней, больше взять было решительно негде, и испанцы, боясь голода, уже замышляли перебежать на сторону врага. Теперь, с появлением новых начальников, все могло измениться. И надежда не обманула пунийца.
Сама судьба дала пищу жадной торопливости Варрона. Римляне напали на отряд карфагенских фуражиров, завязалась беспорядочная схватка, которая обошлась неприятелю в тысячу семьсот убитых, тогда как с нашей стороны погибло не больше сотни. В этот день верховная власть принадлежала Павлу (консулы командовали поочередно), и, страшась засады, он запретил преследовать бегущих – к великому негодованию Варрона, который кричал, что его товарищ выпустил врага из рук и что, если бы не это слабодушие, война была бы окончена с первого же удара.
«Брошенный лагерь»
Ганнибал был доволен. Все, что происходило у противника, было ему известно ничуть не хуже, чем события в собственном лагере; он знал, что консулы не ладят между собой и что почти две трети войска составляют новобранцы. В успехе римлян он Видел как бы крючок с наживкою, проглоченный Варроном, и решил, что обстоятельства стеклись самым благоприятным образом. На другую ночь он вывел всех своих из лагеря и спрятал за ближними холмами, брать же с собою не велел ничего, кроме оружия, так что лагерь остался полон всякого добра. Перед палатками горели костры – чтобы римляне, войдя в пустой лагерь, поверили, будто Ганнибал снова хотел их обмануть: задержать на месте и удержать от погони.
Когда рассвело, римляне обнаружили, что неприятель снял караульные посты. Они подошли вплотную к валу и частоколу, и их поразила необычная тишина. Заглянув на миг за ограду, они мчатся к консулам и сообщают, что пунийцы бежали и даже палаток снять не успели, а чтобы запутать врага и скрыть свое бегство, разожгли частые костры.
Тут же солдаты поднимают крик, чтобы их посылали вдогонку и, главное, вели грабить брошенный лагерь, и чуть ли не громче всех кричал при этом один из двух консулов – Варрон.
Напрасно Павел призывал к осторожности: разгорячившаяся толпа во главе с консулом едва согласилась подождать, пока вернется из разведки префект Марий Статилий с луканскими конниками.
Статилий подъехал к воротам, приказал остальным ждать, а сам еще с двумя воинами спешился и вошел внутрь. Тщательно все осмотрев, он доложил, что враг бесспорно подстроил какую-то ловушку: огни оставлены лишь в той части лагеря, которая обращена к римской стоянке, палатки раскрыты настежь и дорогие вещи брошены на самом виду, а кое-где серебро валяется прямо на дорожках между палатками, точно приманка.
Но вместо того чтобы остудить алчность, донесение Статилия распалило ее еще пуще.
– Ведите нас! Ведите немедленно! А не то сами пойдем, без приказа и без начальников! – надрывались солдаты.
Варрон распорядился подать сигнал к выступлению, но сами боги спасли римлян в тот день от неминуемой гибели. Павел объявил, что священные куры возвещают беду. Варрон призадумался, и, пока он медлил, а солдаты уже и ему кричали «Трус!» и грозили неповиновением, появились два раба, бежавшие от карфагенян (они принадлежали двум латинским всадникам и были захвачены в плен нумидийцами, а теперь бежали к прежним своим хозяевам). Беглецы сообщили, что все Ганнибалово войско сидит за холмами в засаде. Их сообщение разом положило конец и спорам между консулами, и солдатскому бунту.
Перед Каннами
Убедившись, что хитрость его не удалась, Ганнибал вернулся в лагерь. Но голод со дня на день становился все мучительнее, а ропот воинов все громче. Наемники требовали жалованья, которое им задолжал полководец, и, почти не таясь, сговаривались перейти к римлянам. Такое настроение умов пугало пунийца не на шутку, и он задумал перенести военные действия дальше к югу, где жатва поспевает скорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Фабий Максим был, возможно, единственным, кто выслушал Эмилия Павла с одобрением и удовольствием. Когда сходка закрылась, он подошел к Павлу и сказал ему так: – Если бы ты и Варрон были схожи друг с другом, я бы не стал докучать тебе советами и наставлениями: людям разумным они ни к чему, а безумцы вообще глухи к чужим словам. Но сейчас все сложилось так, что государство оказывается хромым на одну ногу и безумные планы в одинаковой чести и силе с разумными. Еще неизвестно, кто для тебя страшнее – Ганнибал или Теренций. Ведь с врагом ты будешь сражаться только в строю, а с товарищем – везде и во всякое время. Против Ганнибала у тебя есть и конница, и пехота, против Теренция ты безоружен.
Я бы не хотел произносить имени Гая Фламиния – это дурной знак – и все же вынужден. Гай Фламиний потерял рассудок лишь тогда, когда прибыл к войску, а твой товарищ сошел с ума еще до консульских выборов да так по сей час и не опомнился. Даже подумать жутко, что может случиться, когда он от слов перейдет к делу! Если только он исполнит свое намерение и немедля даст Ганнибалу бой, то либо я ничего не смыслю в военном деле, либо страшная слава Тразименского озера окажется посрамленной новою и еще более страшною бедою.
Я не хвастлив, но поверь мне: бороться с Ганнибалом надо единственным способом – так, как боролся с ним я. Мы воюем в Италии – у себя дома, на своей земле. Повсюду вокруг нас – союзники, нам помогают и будут помогать людьми, конями, припасами, с каждым днем мы становимся все опытнее и храбрее. А Ганнибал? Он в чужой, враждебной стране, вдали от отечества. Нет ему мира ни на суше, ни на море. Ни один город не принимает его в свои стены, нигде не видит он ничего, что мог бы назвать своим, и со дня на день живет грабежом. Едва ли и треть уцелела от того войска, с которым он переправился через Ибер, и больше пало от голода, чем от меча. Неужели ты сомневаешься, что мы останемся победителями, спокойно выжидая, пока пуниец задохнется и зачахнет сам – без еды и корму, без крова, без денег, без подкреплений?
Вот, Луций Эмилий, единственный путь к победе, но вступить на него очень трудно, потому что твои собственные воины будут хотеть того же, чего и вражеские, и римский консул Варрон – того же, чего пунийский командующий Ганнибал. Тебе придется одному стоять против двоих. Но ты выстоишь, если будешь глух к пустой молве и незаслуженным оскорблениям. Истина часто страдает, даже слишком часто, но зато она бессмертна, и кто пренебрежет ложной славою, добудет истинную.
Невеселая то была речь, и невесело отвечал на нее Павел. Он не только понимал все трудности, которые его ожидали, но вдобавок мучительно боялся народа: после первого консульства его обвинили в краже Военной добычи, и, хотя обвинили несправедливо, он едва ушел от наказания. – Пусть все окончится счастливо и благополучно, – заявил он Фабию, – но уж если неудача – так лучше вражеские копья, чем суд сограждан.
Когда консулы прибыли к войску я соединили новые силы с прежними, число римлян выросло в полтора раза. Но Ганнибал не только не огорчился, а, наоборот, безмерно обрадовался: хлеба у него оставалось всего на десять дней, больше взять было решительно негде, и испанцы, боясь голода, уже замышляли перебежать на сторону врага. Теперь, с появлением новых начальников, все могло измениться. И надежда не обманула пунийца.
Сама судьба дала пищу жадной торопливости Варрона. Римляне напали на отряд карфагенских фуражиров, завязалась беспорядочная схватка, которая обошлась неприятелю в тысячу семьсот убитых, тогда как с нашей стороны погибло не больше сотни. В этот день верховная власть принадлежала Павлу (консулы командовали поочередно), и, страшась засады, он запретил преследовать бегущих – к великому негодованию Варрона, который кричал, что его товарищ выпустил врага из рук и что, если бы не это слабодушие, война была бы окончена с первого же удара.
«Брошенный лагерь»
Ганнибал был доволен. Все, что происходило у противника, было ему известно ничуть не хуже, чем события в собственном лагере; он знал, что консулы не ладят между собой и что почти две трети войска составляют новобранцы. В успехе римлян он Видел как бы крючок с наживкою, проглоченный Варроном, и решил, что обстоятельства стеклись самым благоприятным образом. На другую ночь он вывел всех своих из лагеря и спрятал за ближними холмами, брать же с собою не велел ничего, кроме оружия, так что лагерь остался полон всякого добра. Перед палатками горели костры – чтобы римляне, войдя в пустой лагерь, поверили, будто Ганнибал снова хотел их обмануть: задержать на месте и удержать от погони.
Когда рассвело, римляне обнаружили, что неприятель снял караульные посты. Они подошли вплотную к валу и частоколу, и их поразила необычная тишина. Заглянув на миг за ограду, они мчатся к консулам и сообщают, что пунийцы бежали и даже палаток снять не успели, а чтобы запутать врага и скрыть свое бегство, разожгли частые костры.
Тут же солдаты поднимают крик, чтобы их посылали вдогонку и, главное, вели грабить брошенный лагерь, и чуть ли не громче всех кричал при этом один из двух консулов – Варрон.
Напрасно Павел призывал к осторожности: разгорячившаяся толпа во главе с консулом едва согласилась подождать, пока вернется из разведки префект Марий Статилий с луканскими конниками.
Статилий подъехал к воротам, приказал остальным ждать, а сам еще с двумя воинами спешился и вошел внутрь. Тщательно все осмотрев, он доложил, что враг бесспорно подстроил какую-то ловушку: огни оставлены лишь в той части лагеря, которая обращена к римской стоянке, палатки раскрыты настежь и дорогие вещи брошены на самом виду, а кое-где серебро валяется прямо на дорожках между палатками, точно приманка.
Но вместо того чтобы остудить алчность, донесение Статилия распалило ее еще пуще.
– Ведите нас! Ведите немедленно! А не то сами пойдем, без приказа и без начальников! – надрывались солдаты.
Варрон распорядился подать сигнал к выступлению, но сами боги спасли римлян в тот день от неминуемой гибели. Павел объявил, что священные куры возвещают беду. Варрон призадумался, и, пока он медлил, а солдаты уже и ему кричали «Трус!» и грозили неповиновением, появились два раба, бежавшие от карфагенян (они принадлежали двум латинским всадникам и были захвачены в плен нумидийцами, а теперь бежали к прежним своим хозяевам). Беглецы сообщили, что все Ганнибалово войско сидит за холмами в засаде. Их сообщение разом положило конец и спорам между консулами, и солдатскому бунту.
Перед Каннами
Убедившись, что хитрость его не удалась, Ганнибал вернулся в лагерь. Но голод со дня на день становился все мучительнее, а ропот воинов все громче. Наемники требовали жалованья, которое им задолжал полководец, и, почти не таясь, сговаривались перейти к римлянам. Такое настроение умов пугало пунийца не на шутку, и он задумал перенести военные действия дальше к югу, где жатва поспевает скорее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84