У них своя точка зрения. И когда в Гаване дела идут хорошо, Гольфстрим, в котором и не различишь течения, принимает пять порций такого груза ежедневно, а миль на десять дальше вдоль побережья вода в нем такая же прозрачная, голубая и спокойная, как и до встречи с буксиром, волочащим баржу; и пальмовые ветви наших побед, перегоревшие лампочки наших открытий и использованные презервативы наших пылких любовей плывут, такие маленькие, ничтожные, на волне единственно непреходящего-потока Гольфстрима.
Сидя рядом с шофером, я был так погружен в свои мысли, что не заметил, как «Арагон» остался позади и машина спустилась к песчаной реке шириной в полмили, окаймленной зеленью деревьев. По золотистому песку были разбросаны лесные островки; вода в этой реке текла под песком, животные приходили на водопой по ночам и выкапывали острыми копытами лунки, которые быстро наполнялись водой. Когда мы перебрались через эту реку, день уже клонился к вечеру; навстречу нам то и дело попадались люди, которые покидали голодный край, лежавший впереди, а по сторонам мелькали теперь невысокие деревья да частый кустарник. Но вот, одолев крутой подъем, мы очутились среди голубых холмов, древних, выветрелых холмов, где росли деревья, похожие на буки, а по склонам кучками лепились хижины, тянуло дымом, пастухи гнали домой коров, овец и коз, мелькали возделанные участки, и я сказал жене:
— Как похоже на Галисию.
— Да, верно. Сегодня мы побывали в трех испанских провинциях.
— Вот как? — удивился Старик.
— Никакой разницы. Только дома другие. А то место, куда нас привел Друпи, напоминает Наварру.
Те же известняковые бугры, тот же рельеф, те же деревья у рек и родников.
— Удивительная это у человека способность — влюбляться в страну, — заметил Старик.
— Ох, как вы оба любите философствовать, — сказала Мама. — Но где же мы все-таки остановимся?
— Да хоть здесь, — отвечал Старик. — Не все ли равно? Была бы вода. Мы разбили лагерь в тени деревьев, возле трех больших родников, куда здешние женщины ходили по воду, и мы с Карлом, бросив жребий, кому где охотиться, ушли бродить в сумерках вокруг двух ближних холмов, через дорогу от лагеря, над туземной деревушкой.
— Это страна куду, — сказал Старик. — Их можно встретить на каждом шагу.
Но я встретил в лесу только стадо домашнего скота и, поразмявшись после целого дня езды в машине, к вечеру возвратился в лагерь, где никто еще не спал. Моя жена и Старик в пижамах стояли у костра, а Карл все еще пропадал где-то.
Он вернулся очень серьезный, — должно быть, не встретил ни одного куду, — бледный, мрачный и молчаливый.
Позже, у костра, он спросил, куда мы ходили, и я объяснил, что мы охотились у подножия своего холма до тех пор, пока наш проводник не услышал Карла и его спутников; тогда мы перевалили через холм и вернулись в лагерь. — То есть как это «услышал»?
— Так он сказал. И М'Кола тоже.
— По-моему, мы тянули жребий, кому где охотиться! — Да, конечно, — согласился я. — Но мы не знали, что забрели на ваш участок, пока не выяснилось, что вы поблизости. — А сами-то вы нас слышали?
— Слышал какой-то шум, — ответил я. — А когда приставил ладонь к уху, проводник что-то сказал М'Кола, и тот говорит: «Бвана». Я спросил:
«Который бвана?», он ответил: «Бвана Кабор», — то есть вы. Тут мы поняли, что дальше нам путь заказан, и вер-нулись.
Карл промолчал, но вид у него был сердитый.
— Не обижайтесь, — сказал я.
— Я не обижаюсь. Просто устал.
Я охотно поверил ему, потому что трудно найти человека великодушнее, отзывчивее и самоотверженнее Карла, но, одержимый мыслью о куду, он стал просто сам не свой.
— Хоть бы он поскорее добыл себе куду, — сказала Мама, когда Карл ушел в свою палатку принимать ванну.
— Вы забрались на его участок? — спросил Старик.
— И не думали.
— Ну, ничего, он убьет куду там, куда мы едем. Может быть, ему посчастливится даже убить самца с рогами в пятьдесят дюймов. — Дай ему бог, — отозвался я. — Но, должен признаться, я тоже не прочь уложить такого куду.
— Уложите, дружище, — заверил меня Старик. — Не сомневаюсь в этом.
— Но когда же? Осталось десять дней.
— Мы еще и черных антилоп настреляем, вот увидите. Пусть только начнет везти.
— Сколько времени вам приходилось подстерегать куду, если место удачное?
— Бывает, что и недели три пройдет, а проклятые твари ни разу не попадутся на глаза. А бывает-они сами лезут под пулю в первое же утро. Ничего нельзя знать заранее, как и вообще, когда охотишься на крупного зверя.
— А я такую охоту люблю, — ответил я. — Но почему этому малому так везет, а. Старик? Он убил лучшего буйвола, лучшего носорога, лучшую водяную антилопу…
— Зато у вас будет лучший сернобык.
— Подумаешь, сернобык!
— Его голова очень украсит ваш дом.
— Ладно, я ведь шучу.
— А какая у вас палу, какая газель! Есть и первосортная водяная антилопа. Ваш леопард не хуже, чем у Карла. Но Карл заткнет вас за пояс там, где все зависит от удачи, потому что он счастливчик, ему поразительно везет. А между тем этот славный малый в последнее время даже аппетит потерял. — Вы знаете, как хорошо я к нему отношусь. Не хуже, чем к другим. Но хотелось бы, чтобы он был повеселее. Что это за охота, если принимать все так близко к сердцу!
— Имейте терпение. Он подстрелит куду на следующей стоянке и будет наверху блаженства.
— Я просто несносный ворчун, — сказал я.
— Разумеется, — подтвердил Старик. — А не выпить ли нам?
— Пожалуй.
Из палатки вышел Карл, уже спокойный, приветливый и кроткий, как всегда.
— Поскорей бы добраться до новых мест, — сказал он.
— Да, это будет чудесно.
— Расскажите об этих местах, мистер Филипс, — обратился Карл к Старику.
— Я там не бывал. Но, говорят, там очень приятно охотиться. Антилопы пасутся на открытых местах. Один старый голландец меня уверял, что в тех краях попадаются замечательные экземпляры.
— Надеюсь, вам достанется зверь с рогами дюймов в шестьдесят, — сказал Карл, обращаясь ко мне.
— Это вам он достанется.
— Нет, — возразил Карл. — Не смейтесь надо мной. Я буду доволен, если убью хоть какого-нибудь.
— Думаю, что вы застрелите доброго самца, — заметил Старик. — Не смейтесь, — повторил Карл. — Мне и так везло все время. Я буду доволен любым куду, хотя бы самым плохоньким. Он, конечно, читал наши мысли, но по доброте своей мог все понять и простить.
— Славный вы человечище, Карл, — сказал я, воодушевленный виски, нашим взаимопониманием и добрыми чувствами.
— Замечательная у нас жизнь здесь, правда? — воскликнул Карл. — А где же милая Мама?
— Здесь, — отозвалась Мама из темного уголка. — Я ведь тихонькая, вы знаете.
— Ей-богу, это верно, — согласился Старик. — Однако вы умеете живо приструнить своего муженька, когда он разойдется.
— За это и любят женщин во всем мире, — заявила Мама. — Скажите мне еще какой-нибудь комплимент, мистер Джексон.
— Ну, например, вот: вы отважны, как маленький терьер. — (Старик, как и я, в тот вечер, кажется, выпил лишнего.)
— Как это мило! — Мама откинулась в кресле, обхватив руками колени. Подняв глаза, я увидел в свете костра ее голубую фланелевую пижаму и блики огня на черных волосах. — Люблю, когда вы сравниваете меня с терьером. В такие минуты я уверена, что разговоры о войне не заставят себя ждать. А кстати, кто-нибудь из вас был на войне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Сидя рядом с шофером, я был так погружен в свои мысли, что не заметил, как «Арагон» остался позади и машина спустилась к песчаной реке шириной в полмили, окаймленной зеленью деревьев. По золотистому песку были разбросаны лесные островки; вода в этой реке текла под песком, животные приходили на водопой по ночам и выкапывали острыми копытами лунки, которые быстро наполнялись водой. Когда мы перебрались через эту реку, день уже клонился к вечеру; навстречу нам то и дело попадались люди, которые покидали голодный край, лежавший впереди, а по сторонам мелькали теперь невысокие деревья да частый кустарник. Но вот, одолев крутой подъем, мы очутились среди голубых холмов, древних, выветрелых холмов, где росли деревья, похожие на буки, а по склонам кучками лепились хижины, тянуло дымом, пастухи гнали домой коров, овец и коз, мелькали возделанные участки, и я сказал жене:
— Как похоже на Галисию.
— Да, верно. Сегодня мы побывали в трех испанских провинциях.
— Вот как? — удивился Старик.
— Никакой разницы. Только дома другие. А то место, куда нас привел Друпи, напоминает Наварру.
Те же известняковые бугры, тот же рельеф, те же деревья у рек и родников.
— Удивительная это у человека способность — влюбляться в страну, — заметил Старик.
— Ох, как вы оба любите философствовать, — сказала Мама. — Но где же мы все-таки остановимся?
— Да хоть здесь, — отвечал Старик. — Не все ли равно? Была бы вода. Мы разбили лагерь в тени деревьев, возле трех больших родников, куда здешние женщины ходили по воду, и мы с Карлом, бросив жребий, кому где охотиться, ушли бродить в сумерках вокруг двух ближних холмов, через дорогу от лагеря, над туземной деревушкой.
— Это страна куду, — сказал Старик. — Их можно встретить на каждом шагу.
Но я встретил в лесу только стадо домашнего скота и, поразмявшись после целого дня езды в машине, к вечеру возвратился в лагерь, где никто еще не спал. Моя жена и Старик в пижамах стояли у костра, а Карл все еще пропадал где-то.
Он вернулся очень серьезный, — должно быть, не встретил ни одного куду, — бледный, мрачный и молчаливый.
Позже, у костра, он спросил, куда мы ходили, и я объяснил, что мы охотились у подножия своего холма до тех пор, пока наш проводник не услышал Карла и его спутников; тогда мы перевалили через холм и вернулись в лагерь. — То есть как это «услышал»?
— Так он сказал. И М'Кола тоже.
— По-моему, мы тянули жребий, кому где охотиться! — Да, конечно, — согласился я. — Но мы не знали, что забрели на ваш участок, пока не выяснилось, что вы поблизости. — А сами-то вы нас слышали?
— Слышал какой-то шум, — ответил я. — А когда приставил ладонь к уху, проводник что-то сказал М'Кола, и тот говорит: «Бвана». Я спросил:
«Который бвана?», он ответил: «Бвана Кабор», — то есть вы. Тут мы поняли, что дальше нам путь заказан, и вер-нулись.
Карл промолчал, но вид у него был сердитый.
— Не обижайтесь, — сказал я.
— Я не обижаюсь. Просто устал.
Я охотно поверил ему, потому что трудно найти человека великодушнее, отзывчивее и самоотверженнее Карла, но, одержимый мыслью о куду, он стал просто сам не свой.
— Хоть бы он поскорее добыл себе куду, — сказала Мама, когда Карл ушел в свою палатку принимать ванну.
— Вы забрались на его участок? — спросил Старик.
— И не думали.
— Ну, ничего, он убьет куду там, куда мы едем. Может быть, ему посчастливится даже убить самца с рогами в пятьдесят дюймов. — Дай ему бог, — отозвался я. — Но, должен признаться, я тоже не прочь уложить такого куду.
— Уложите, дружище, — заверил меня Старик. — Не сомневаюсь в этом.
— Но когда же? Осталось десять дней.
— Мы еще и черных антилоп настреляем, вот увидите. Пусть только начнет везти.
— Сколько времени вам приходилось подстерегать куду, если место удачное?
— Бывает, что и недели три пройдет, а проклятые твари ни разу не попадутся на глаза. А бывает-они сами лезут под пулю в первое же утро. Ничего нельзя знать заранее, как и вообще, когда охотишься на крупного зверя.
— А я такую охоту люблю, — ответил я. — Но почему этому малому так везет, а. Старик? Он убил лучшего буйвола, лучшего носорога, лучшую водяную антилопу…
— Зато у вас будет лучший сернобык.
— Подумаешь, сернобык!
— Его голова очень украсит ваш дом.
— Ладно, я ведь шучу.
— А какая у вас палу, какая газель! Есть и первосортная водяная антилопа. Ваш леопард не хуже, чем у Карла. Но Карл заткнет вас за пояс там, где все зависит от удачи, потому что он счастливчик, ему поразительно везет. А между тем этот славный малый в последнее время даже аппетит потерял. — Вы знаете, как хорошо я к нему отношусь. Не хуже, чем к другим. Но хотелось бы, чтобы он был повеселее. Что это за охота, если принимать все так близко к сердцу!
— Имейте терпение. Он подстрелит куду на следующей стоянке и будет наверху блаженства.
— Я просто несносный ворчун, — сказал я.
— Разумеется, — подтвердил Старик. — А не выпить ли нам?
— Пожалуй.
Из палатки вышел Карл, уже спокойный, приветливый и кроткий, как всегда.
— Поскорей бы добраться до новых мест, — сказал он.
— Да, это будет чудесно.
— Расскажите об этих местах, мистер Филипс, — обратился Карл к Старику.
— Я там не бывал. Но, говорят, там очень приятно охотиться. Антилопы пасутся на открытых местах. Один старый голландец меня уверял, что в тех краях попадаются замечательные экземпляры.
— Надеюсь, вам достанется зверь с рогами дюймов в шестьдесят, — сказал Карл, обращаясь ко мне.
— Это вам он достанется.
— Нет, — возразил Карл. — Не смейтесь надо мной. Я буду доволен, если убью хоть какого-нибудь.
— Думаю, что вы застрелите доброго самца, — заметил Старик. — Не смейтесь, — повторил Карл. — Мне и так везло все время. Я буду доволен любым куду, хотя бы самым плохоньким. Он, конечно, читал наши мысли, но по доброте своей мог все понять и простить.
— Славный вы человечище, Карл, — сказал я, воодушевленный виски, нашим взаимопониманием и добрыми чувствами.
— Замечательная у нас жизнь здесь, правда? — воскликнул Карл. — А где же милая Мама?
— Здесь, — отозвалась Мама из темного уголка. — Я ведь тихонькая, вы знаете.
— Ей-богу, это верно, — согласился Старик. — Однако вы умеете живо приструнить своего муженька, когда он разойдется.
— За это и любят женщин во всем мире, — заявила Мама. — Скажите мне еще какой-нибудь комплимент, мистер Джексон.
— Ну, например, вот: вы отважны, как маленький терьер. — (Старик, как и я, в тот вечер, кажется, выпил лишнего.)
— Как это мило! — Мама откинулась в кресле, обхватив руками колени. Подняв глаза, я увидел в свете костра ее голубую фланелевую пижаму и блики огня на черных волосах. — Люблю, когда вы сравниваете меня с терьером. В такие минуты я уверена, что разговоры о войне не заставят себя ждать. А кстати, кто-нибудь из вас был на войне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50