Когда мы думали об этом, в нашем распоряжении оставалось только сто дней, за которые надо пройти 1500 миль. Можно ли преодолеть такое расстояние? На протяжении пяти миль в сторону отступающего к северному горизонту мрака вилась плотно утрамбованная дорога: сверкающий след то взбирался на гребни, то опускался во впадины торосистых льдин, напоминая кильватерную струю океанского лайнера; изящная кривая этого следа пересекала замерзшие морские озера и исчезала в хаосе ледяных глыб. Мы жаждали вырваться на волю и почти готовы были покинуть наш лагерь – пристанище, неожиданно ставшее для нас тюрьмой. Жгучее желание требовало действий, нервы наши были натянуты, собаки запряжены, на нартах уже лежал наш груз.
10 БРОСОК К ПОЛЮСУ
24 февраля утром в половине седьмого мы завтракали. Все было упаковано, но кое-что надо было еще рассортировать, поэтому в хижине царил полный беспорядок. Едва мы начали завтракать, как услышали грохот – гулкие звуки, которыми, как мы знали по предшествующему опыту, сопровождается ломка льдины. Мы бросили все, кинулись к двери и увидели, что льдина вокруг нас трещит и раскалывается на части. Одна трещина, ближняя к хижине, зияла футах в двенадцати от нее. Мы не были как следует одеты для работы на открытом воздухе, а мороз доходил до 40°, и дул легкий ветер, но думать об этом не приходилось, так как мы оказались отрезанными от наших собак, нарт и большей части груза. Итак, мы разделились. Я перепрыгнул через трещину и попытался перегнать собак на нашу сторону. Только Фриц успел переправить одну собачью упряжку. Трещина расширялась так быстро, что нам всем пришлось прыгать обратно на ту льдину, где стояла хижина; через некоторое время ширина разводья достигла 45 футов.
Между тем все окружавшее нас пространство стало вращаться. В одних местах образовались сжатия, в других разводья. Непосредственная опасность нам не грозила, ибо с образованием трещины сжатие обычно слегка ослабевает и больше ничего не случается, пока льдины не разойдутся и не начнут снова с силой сближаться. Тогда опять произойдет сжатие и возникнут новые трещины. Этого-то мы и боялись после появления первой трещины. Она прошла как раз под одной из двух наших палаток, которая рухнула в разводье и теперь лежала в воде. Начиная с этого мгновения все пришло в хаотическое состояние.
Мы кинулись обратно в хижину. Было ясно, что нам следует как можно скорее уйти, но мы должны были еще кое-что сделать, например упаковать радиоустановку и отобрать несколько котелков и кастрюль. Потратить время на завтрак мы уже не решались. Пока мы были в хижине, нам грозила опасность, так что пришлось по очереди дежурить снаружи. Мы кое-как запихали все в ящики и попросту вышвырнули их из палатки. Прежде мы намеревались оставить хижину в образцовом порядке, отобрав все ценные предметы снаряжения, которые хотели оставить на столе, чтобы их могли забрать, если самолету удастся здесь сесть. Теперь же мы так торопились, что, освобождая место для укладки, раскидали эти предметы по всей хижине. Чтобы добраться до необходимых нам вещей, рассованных где попало, мне пришлось даже вооружиться топором и рубить мебель, на изготовление которой мы потратили столько дней.
Было еще довольно темно, и всякий раз, когда кто-нибудь выходил из хижины, он должен был брать один из двух фонарей, отчего хижина погружалась в полумрак. Мы все время слышали грохот сжатия, и напряжение, охватившее нас, с каждой минутой усиливалось. Наконец мы побросали все, что нужно было взять с собой, в четыре кучи и принялись отбирать поклажу для каждой нарты. Частично они были уже нагружены несколько дней назад; теперь мы отобрали необходимый корм для собак, пищевые рационы для себя и все личные вещи. Оставалось только переправить собак на нашу часть расколовшейся льдины. Каждый из нас пошел за своей упряжкой, а для этого нужно было перепрыгивать с одной льдины на другую, связать собак вместе и переправить их через разводье. Вернуться той же дорогой, по которой мы добрались до собак, оказалось невозможно, так как льдины непрерывно двигались. Некоторые из них были настолько малы, что качались и опрокидывались, когда мы на них прыгали.
Один из обычных методов переправы через разводья состоит в том, что для переправы грузов пользуются маленькими плоскими льдинами как плотом. Вы ставите нарты на ледяной плот и, стоя на нем, перебрасываете на противоположную сторону разводья конец веревки, ухватившись за который другой человек подтягивает вас. Таким способом нам удалось переправить собак.
В это утро перед самым завтраком мы подняли флаг. Это был великолепный, новехонький семифутовый флаг, который гордо развевался по ветру. Дым, поднимавшийся из трубы, устремлялся мимо него ввысь. Я испытывал глубокое волнение, когда в последний раз бросил взгляд на хижину: тонущий корабль на безобразном фоне зияющих трещин и клубящейся паром воды. Одна из трещин надвигалась прямо на хижину – она вряд ли уцелеет и наверняка будет раздавлена сжатием или поглощена каким-нибудь другим разводьем. Расставание с хижиной сильно огорчало меня. Когда мы отошли на четверть мили, дом, служивший нам пристанищем всю зиму, исчез во мраке.
Утренние сумерки едва начинались. Луны не было. Только Венера помогала нам ориентироваться. Пять миль в первый день нашего бегства на север мы шли по ровному льду.
Аллан был уже в хорошей форме. Во всем, что не требовало нагрузки на спину, он был, вероятно, самым приспособленным из нас. Каждый день он делал от сорока до сорока пяти приседаний и выполнял другие физические упражнения, пока не проступал пот, причем происходило это обычно на открытом воздухе. Он, Кен и Фриц так долго занимались бегом на месте, что даже я начинал чувствовать себя усталым (лично я почти никогда не делаю гимнастических упражнений).
За лето мы достигли широты, на которой находилась станция «Т-3», затем перегнали ее, и к концу зимы станция была примерно в 120 милях к юго-востоку от нас. С нашей точки зрения, переброска Аллана туда была бы напрасной тратой времени. Во всяком случае если бы нам удалось благополучно доставить его на «Т-3», пройдя 120 миль по очень неровному льду в самое неблагоприятное время года, то с таким же успехом мы могли бы пройти 120 миль к северу, откуда его вывезли бы на самолете (конечно, в том случае, если самолетам «Цесна», вылетавшим из Барроу и пролетавшим над «Т-3», удалось бы опуститься около нас). Впрочем, нельзя было ожидать, что они смогут это сделать до появления солнца; полет через Северный Ледовитый океан на одномоторном самолете был слишком рискован. Следовательно, к тому времени, когда самолету удастся добраться до нас, мы, вероятно, будем находиться севернее 88-й параллели.
Когда мы покидали зимний лагерь, то были в 322 английских милях от полюса. Вскоре мы очутились на очень активном льду, и пришлось сделать не один крюк, чтобы обойти новые трещины и разводья. На второй день пути мы оказались среди полей сжатия; «сумерки» длились всего часа четыре, и мы продвинулись немного. Температура была минус 40° С.
Первая серьезная неприятность произошла на третий день: мы обнаружили, что нарты Аллана дали трещину во всю длину полоза. В тот вечер мы разбили лагерь и занялись починками, что отняло у нас много времени, так как температура была около минус 43° С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
10 БРОСОК К ПОЛЮСУ
24 февраля утром в половине седьмого мы завтракали. Все было упаковано, но кое-что надо было еще рассортировать, поэтому в хижине царил полный беспорядок. Едва мы начали завтракать, как услышали грохот – гулкие звуки, которыми, как мы знали по предшествующему опыту, сопровождается ломка льдины. Мы бросили все, кинулись к двери и увидели, что льдина вокруг нас трещит и раскалывается на части. Одна трещина, ближняя к хижине, зияла футах в двенадцати от нее. Мы не были как следует одеты для работы на открытом воздухе, а мороз доходил до 40°, и дул легкий ветер, но думать об этом не приходилось, так как мы оказались отрезанными от наших собак, нарт и большей части груза. Итак, мы разделились. Я перепрыгнул через трещину и попытался перегнать собак на нашу сторону. Только Фриц успел переправить одну собачью упряжку. Трещина расширялась так быстро, что нам всем пришлось прыгать обратно на ту льдину, где стояла хижина; через некоторое время ширина разводья достигла 45 футов.
Между тем все окружавшее нас пространство стало вращаться. В одних местах образовались сжатия, в других разводья. Непосредственная опасность нам не грозила, ибо с образованием трещины сжатие обычно слегка ослабевает и больше ничего не случается, пока льдины не разойдутся и не начнут снова с силой сближаться. Тогда опять произойдет сжатие и возникнут новые трещины. Этого-то мы и боялись после появления первой трещины. Она прошла как раз под одной из двух наших палаток, которая рухнула в разводье и теперь лежала в воде. Начиная с этого мгновения все пришло в хаотическое состояние.
Мы кинулись обратно в хижину. Было ясно, что нам следует как можно скорее уйти, но мы должны были еще кое-что сделать, например упаковать радиоустановку и отобрать несколько котелков и кастрюль. Потратить время на завтрак мы уже не решались. Пока мы были в хижине, нам грозила опасность, так что пришлось по очереди дежурить снаружи. Мы кое-как запихали все в ящики и попросту вышвырнули их из палатки. Прежде мы намеревались оставить хижину в образцовом порядке, отобрав все ценные предметы снаряжения, которые хотели оставить на столе, чтобы их могли забрать, если самолету удастся здесь сесть. Теперь же мы так торопились, что, освобождая место для укладки, раскидали эти предметы по всей хижине. Чтобы добраться до необходимых нам вещей, рассованных где попало, мне пришлось даже вооружиться топором и рубить мебель, на изготовление которой мы потратили столько дней.
Было еще довольно темно, и всякий раз, когда кто-нибудь выходил из хижины, он должен был брать один из двух фонарей, отчего хижина погружалась в полумрак. Мы все время слышали грохот сжатия, и напряжение, охватившее нас, с каждой минутой усиливалось. Наконец мы побросали все, что нужно было взять с собой, в четыре кучи и принялись отбирать поклажу для каждой нарты. Частично они были уже нагружены несколько дней назад; теперь мы отобрали необходимый корм для собак, пищевые рационы для себя и все личные вещи. Оставалось только переправить собак на нашу часть расколовшейся льдины. Каждый из нас пошел за своей упряжкой, а для этого нужно было перепрыгивать с одной льдины на другую, связать собак вместе и переправить их через разводье. Вернуться той же дорогой, по которой мы добрались до собак, оказалось невозможно, так как льдины непрерывно двигались. Некоторые из них были настолько малы, что качались и опрокидывались, когда мы на них прыгали.
Один из обычных методов переправы через разводья состоит в том, что для переправы грузов пользуются маленькими плоскими льдинами как плотом. Вы ставите нарты на ледяной плот и, стоя на нем, перебрасываете на противоположную сторону разводья конец веревки, ухватившись за который другой человек подтягивает вас. Таким способом нам удалось переправить собак.
В это утро перед самым завтраком мы подняли флаг. Это был великолепный, новехонький семифутовый флаг, который гордо развевался по ветру. Дым, поднимавшийся из трубы, устремлялся мимо него ввысь. Я испытывал глубокое волнение, когда в последний раз бросил взгляд на хижину: тонущий корабль на безобразном фоне зияющих трещин и клубящейся паром воды. Одна из трещин надвигалась прямо на хижину – она вряд ли уцелеет и наверняка будет раздавлена сжатием или поглощена каким-нибудь другим разводьем. Расставание с хижиной сильно огорчало меня. Когда мы отошли на четверть мили, дом, служивший нам пристанищем всю зиму, исчез во мраке.
Утренние сумерки едва начинались. Луны не было. Только Венера помогала нам ориентироваться. Пять миль в первый день нашего бегства на север мы шли по ровному льду.
Аллан был уже в хорошей форме. Во всем, что не требовало нагрузки на спину, он был, вероятно, самым приспособленным из нас. Каждый день он делал от сорока до сорока пяти приседаний и выполнял другие физические упражнения, пока не проступал пот, причем происходило это обычно на открытом воздухе. Он, Кен и Фриц так долго занимались бегом на месте, что даже я начинал чувствовать себя усталым (лично я почти никогда не делаю гимнастических упражнений).
За лето мы достигли широты, на которой находилась станция «Т-3», затем перегнали ее, и к концу зимы станция была примерно в 120 милях к юго-востоку от нас. С нашей точки зрения, переброска Аллана туда была бы напрасной тратой времени. Во всяком случае если бы нам удалось благополучно доставить его на «Т-3», пройдя 120 миль по очень неровному льду в самое неблагоприятное время года, то с таким же успехом мы могли бы пройти 120 миль к северу, откуда его вывезли бы на самолете (конечно, в том случае, если самолетам «Цесна», вылетавшим из Барроу и пролетавшим над «Т-3», удалось бы опуститься около нас). Впрочем, нельзя было ожидать, что они смогут это сделать до появления солнца; полет через Северный Ледовитый океан на одномоторном самолете был слишком рискован. Следовательно, к тому времени, когда самолету удастся добраться до нас, мы, вероятно, будем находиться севернее 88-й параллели.
Когда мы покидали зимний лагерь, то были в 322 английских милях от полюса. Вскоре мы очутились на очень активном льду, и пришлось сделать не один крюк, чтобы обойти новые трещины и разводья. На второй день пути мы оказались среди полей сжатия; «сумерки» длились всего часа четыре, и мы продвинулись немного. Температура была минус 40° С.
Первая серьезная неприятность произошла на третий день: мы обнаружили, что нарты Аллана дали трещину во всю длину полоза. В тот вечер мы разбили лагерь и занялись починками, что отняло у нас много времени, так как температура была около минус 43° С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59