Елизавета Бартон была весьма чтима в народе – считалось, что ее устами вещает сам Господь. Эта психически нездоровая девушка, подверженная припадкам, открыто подала свой голос против развода короля с Екатериной и свадьбы с Анной Болейн. Она не побоялась послать Генриху VIII стихотворное описание своих видений и пророчеств. Король только посмеялся и сказал Кромвелю:
– Да, это стихи, и очень дурные. Это дело не ангелов, но глупой женщины.
Тем пока дело и кончилось. Но та часть духовенства, которая была фанатически предана Риму, решила извлечь пользу из пророчеств Кентской Девы. Ее поместили в монастырь и дали в руководители и наставники пятерых монахов во главе с отцом Бокингом. Под их надзором юная монахиня сделала потрясающие успехи в богословии и начала от имени ангелов и самого Бога говорить такие вещи, которые удивительным образом совпадали с мнением оппозиционно настроенных патеров и прелатов. Епископ Фишер не был замешан в святейший заговор, но, как правоверный католик, он плакал от радости, слыша пророчества Кентской Девы, и вполне сочувствовал педагогическому направлению отца Бокинга. А Елизавета Бартон не уставала повторять на разные лады, что Небо против развода, и умоляла короля спасти свою душу, бросив Анну Болейн и возвратясь к Екатерине. При помощи бродячих монахов эти слова разносились по стране, будоража умы.
Однако вскоре отец Бокинг и его духовная дочь перешли всякие границы. Генрих VIII получил новое послание от Кентской Девы, где помимо обычных обличений его намерений содержалось предсказание, что если он бросит Екатерину, то умрет через семь месяцев после этого богопротивного поступка, а дочь его, Мария Тюдор (объявленная теперь плодом прелюбодеяния королевы Екатерины и, следовательно, незаконнорожденной), взойдет на престол (эта вторая часть предсказания Кентской Девы впоследствии сбылась).
Угрозы пророчицы переполнили чашу королевского терпения. Елизавета и отец Бокинг были отправлены в Тауэр. Незамедлительно состоялся суд. Бедная пророчица в последнюю минуту созналась, что она простая, не вдохновенная свыше женщина, исполнявшая то, что ей приказывали делать святые отцы во славу Бога и церкви. Комната над воротами Холодной гавани, в которой жила Елизавета Бартон в ожидании приговора, на многие годы сохранила название Светлицы Монахини.
Епископ Фишер, который не раз публично давал, понять, что пророчества Кентской Девы исходят от Бога, был обвинен в содействии государственной измене. На суде он признал ложность пророчеств, но оправдывал себя тем, что искренне верил обманщице. Это соображение не было принято судьями во внимание. Кромвель заявил, что его преосвященство верил в истинность лжепророчеств, потому что хотел, чтобы слова Елизаветы Бартон оказались правдой.
Преступление Елизаветы и отца Бокинга было очевидно – они прямо угрожали королю смертью. Но с Фишером дело обстояло не так просто, и в глазах многих он являлся мучеником за веру. Тем не менее, восьмидесятилетний епископ был заключен в Тауэр как заговорщик. Его поместили в так называемый Крепкий Покой – верхнюю комнату Колокольной башни. Узник сильно страдал от холода и сырости, так как Колокольная башня располагалась над рвом с водой и постоянно была окутана туманом. Фишер жаловался Кромвелю на то, что его оставили без теплой одежды. Однако он не терял присутствия духа и присущей ему насмешливой иронии. Однажды Фишер спросил тюремного повара, почему тот вчера не принес ему обед.
– В городе говорят, – ответил повар, – что нынче вы будете казнены, и я полагал излишним заниматься для вас стряпней.
– И, однако, несмотря на слухи, я жив, – возразил Фишер. – Поэтому что бы ни говорили обо мне, ты готовь обед каждый день, а если, придя сюда, не застанешь меня в живых, то съешь его сам.
Возможно, Генрих VIII и Кромвель и оставили бы ему жизнь, но Фишер не сделал и шагу навстречу своему спасению. Напротив, он поддерживал тайные сношения с оппозиционным духовенством, вел переписку с Римом, и Папа Павел III против воли короля демонстративно послал ему кардинальскую шапку. Узнав об этом, Генрих VIII в гневе воскликнул:
– Клянусь, он наденет ее только на плечи!
Смертный приговор Фишеру был доставлен в Тауэр в полночь (за несколько дней перед казнью Томаса Мора), и наместник сэр Эдмунд Уолсингем перед рассветом отправился в Колокольную башню, чтобы объявить узнику приговор.
– Вы не приносите мне большую новость, – спокойно сказал разбуженный Фишер, – я давно уже этого ожидал. В котором часу я должен умереть?
– В девять утра.
– А теперь который?
– Пятый.
– Так, с вашего позволения, я посплю еще часика два: сегодня я очень мало спал.
Он проснулся в семь часов и надел лучшее свое платье. Удивленный слуга спросил, зачем он так нарядился.
– Разве ты не видишь, что я иду под венец? – ответил Фишер.
Взяв в руки Евангелие, он под конвоем солдат двинулся к Башенной горе, где должна была состояться казнь. На улицах толпилось несметное количество народу. Фишер шел, громко молясь, чтобы Господь послал ему силы мужественно встретить смертный час. Вдруг он остановился, открыл Евангелие и прочел первое попавшееся на глаза место: «Се жизнь вечная, знать Тебя еже есть истинный Бог и Иисуса Христа, еже Ты послал нам».
После этого он бодро двинулся вверх по крутой горе, повторяя:
– Се жизнь вечная.
Поднявшись на эшафот, он сказал несколько слов народу и без страха положил на плаху свою убеленную сединами голову.
Межд Чейн и «пилигримы Божьей милости»
Народ косо смотрел на королевский развод, аристократия была возмущена засильем выскочки – Кромвеля. Один из лордов открыто заявлял, что «дела до тех пор не пойдут хорошо, пока мы не возьмемся за оружие».
Весной 1536 года Анна Болейн внезапно была обвинена в прелюбодействе и заключена в Тауэр. Несколько дней спустя суд признал ее виновной и послал на эшафот. Это придало лордам смелости.
На севере Англии католические монахи пользовались особенной популярностью. Под влиянием их зажигательных проповедей осенью 1536 года началось восстание в Линкольншире; едва оно было подавлено, как за оружие взялись йоркширцы. Фермеры во главе с приходскими священниками овладели столицей графства – Йорком. К восстанию примкнули крупнейшие аристократы севера – Дургамы, Невилли, Вестморланды, Латимеры и другие. Мятежники называли себя «пилигримами Божьей милости», а свой поход – «Богомольем благодати».
Тридцать тысяч «здоровых людей на добрых конях» двинулись на Лондон, требуя изменения королевской политики, соглашения с Римом, восстановления Марии, дочери Екатерины, в правах наследницы престола и изгнания Кромвеля.
Чтобы выиграть время, власти вступили с восставшими в переговоры, которые продолжались в течение всей зимы. Кромвель пообещал созвать парламент для обсуждения выдвинутых восставшими требований. После этого лорды, руководители восстания, немедленно оставили знамя «Пяти ран Господа» и с криками: «Мы не хотим другого знамени, кроме знамени нашего государя, короля!» – возвратились в свои замки. Вслед за ними разошлись по домам простые дворяне и фермеры, которым было обещано прощение. Но едва волнение улеглось, как по пятам за ними двинулась шестидесятитысячная королевская армия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93