«Вертолет заходил на мыс „М“ с моря, земля стремительно надвигалась. Сверху очертания берега казались совершенно иными, чем виделись на карте. „Где будем садиться?“–крикнул штурман. Твердой уверенности, что под нами мыс „М“, ни у кого не было. „Сделаем круг над лагуной“, – попросил я и очертил рукой дугу.
Вертолет завалился на правый бок, пошел правым разворотом над лагуной, и вдруг все отчетливо, как на карте, увидели мыс «М». «Идем на посадку! – крикнул бортмеханик. – Приготовьтесь!»
Вертолет зыбко стоял на земле, открылась дверца, и мы выскочили из кабины. Над головой грохотали лопасти, а из-под ног, словно став видимыми, бежали струи воздуха от винта. Несколько секунд выгружали вещи. Дверь машины задвинулась, воздух будто стал твердым, небо померкло, л вертолет ушел на запад, к Диксону.
Захватывающих поисков не получилось. Захватывающие поиски были в Москве. Здесь же оказалось все до обидного просто. Мы надели рюкзаки, прошли 150–200 метров по направлению к обрывистому берегу и сразу, именно сразу, увидели знак Никифора Бегичева. Столб лежал на земле, мы его подняли. Посередине прочли четкую надпись: «1921 Н. Б.».
Первые волнения улеглись, беспорядочные рыскания по мысу прекратились. Надо было обдумать случившееся, послать радиограмму. Пока ставили мачту радиоантенны, натягивали палатку, развертывали радиостанцию, окончательно успокоились.
Утром не спеша, тщательно начали составлять план мыса «М» с привязкой к горам, мысам в море и триангуляционному знаку. По компасу засекли азимуты на характерные ориентиры. Разметили полигон предстоящих поисков, приготовили рулетку и инструменты.
Что мы сделали? Исследовали, казалось бы, каждую пядь земли в радиусе 100–120 метров от знака Бегичева. Выкопали несколько ям-шурфов; щупом-зондом искололи каждый квадратный дециметр поисковой площадки. Тщательно обследовали береговую линию на 4–6 километров в сторону полуострова Воронцова и на 6–8 километров прилегающий берег полуострова Михайлова. Буквально на коленях исползали косу, отделяющую лагуну от моря. Результатов эти поиски не принесли.
Знак лежит в нескольких метрах от песцовой ловушки. Может быть, его принесли охотники? Но тут нет «пасти», частью которой служит массивное бревно, а есть только пружинные капканы. Для вехи, которой охотники обозначают место, знак не годится – слишком уж не удобен. Для костра? Но, во-первых, знак Бегичева чертовски тяжел, а во-вторых, почему же тогда его не сожгли, да и следов костра нет.
Марков ходил к триангуляционному знаку и переписал «автографы», оставленные па столбах. Эти фамилии могут понадобиться. Еще два дня мы, все еще надеясь на удачу, по нескольку раз повторяли и углубляли поиски. В последний день решили вблизи места находки установить памятный столб с табличкой: «Здесь в 1921 году Н. Бегичев обнаружил стоянку неизвестной экспедиции. Место восстановлено и найдено по архивам экспедицией „Комсомольской правды“. 8 августа 1974 г….»
Остается добавить, что знак Бегичева – это ствол плавника длиной около 2,5 метра. Слова «неизвестной экспедиции» в надписи, сделанной нашими товарищами на памятной табличке, свидетельствуют о сомнениях, которые оставались у нас в августе 1974 года по поводу того, были ли на мысе «М» в самом деле русановцы. На геодезическом знаке ножом вырезаны надписи: «Зверков, Бажепов 11-VI.49 г.», «Иванов 1956», «Котов, Горохов». Хотя ближайшее поселение находится в нескольких сотнях километров, за полвека здесь побывало не менее десятка людей: охотники, геодезисты, гидрографы… Ни с кем из тех людей, фамилии которых сохранились на триангуляционном знаке, мы не знакомы. На мыс «М» они пришли много раньше отряда полярной экспедиции «Комсомольской правды». Нам хотелось бы адресовать к ним вопрос: не видели ли вы, товарищи, каких-либо реликвий экспедиций Русанова или Бегичева – Якобсена па мысе, о котором идет речь?
Так был завершен поиск. Не у мыса Приметный, а километрах в 40 к западу от него, на высоком мысу, некогда стояли члены русановской экспедиции. Знак Бегичева – толстое бревно плавника с глубокими зарубками – ныне экспонат Музея Арктики и Антарктики.
После окончания экспедиции выяснилось, почему вычисления В. А. Троицкого указали на мыс Изгиб. В архиве Академии наук, в Ленинграде, и он, и мы изучали один и тот же дневник Бегичева. Но одну из записей Бегичева (а писал он, надо сказать, чрезвычайно неразборчиво) восприняли по-разному. Мы прочитали: «в 2-х км», а В. А. Троицкий – «в 27 км».
Как часто судьба поисков может зависеть от такой вот нелепой случайности!
Теперь два слова о местоположении стоянки.
Представьте себе длинную галечную косу, сплошь покрытую бревнами плавника. В основании косы поднимается уступом четырехметровый мыс, где в 1921 году и был обнаружен костер. На самом мысу плавника нет. Экспедиционный опыт подсказывает, что зимой, когда совершали свой переход Тессем и Кнутсен, было бы значительно проще и разумнее разжечь костер внизу на косе, а не таскать бревна плавника наверх. Разводить костер наверху имело смысл только летом или осенью, когда волны могли захлестывать косу. К тому же летом (полярный день) с высокого места при хорошей погоде легче осмотреться, наметить дальнейший путь. Наконец, костер, зажженный на возвышенности, мог быть сигнальным, если участники экспедиции В. А. Русанова по какой-то причине разъединились.
Только эти соображения оправдывают тяжелую работу – перетаскивание бревен на 100–150 метров и подъем их на четырехметровую высоту. Кстати, эта работа была бы просто непосильна для одного оставшегося в живых норвежца (если следовать «версии Бегичева»). Так находка места костра добавила новые аргументы в пользу того, что на мысе «М» побывали русановцы.
… Мыс «М». Мы так давно привыкли к этому краткому названию. Оно – наше, оно – любимое. Но мы прекрасно понимаем, что для карты слова «мыс „М“» не годятся. Дать же название этому безымянному мысу есть настоятельная необходимость.
Читатели помнят, как обрисовал его Никифор Бегичев: «земляной, высокий, обрывистый». Это внешние, физические характеристики мыса. Любую из них можно принять за название. В самом деле, чем плохо: мыс Земляной, или мыс Высокий, или мыс Обрывистый. Но мы предлагаем все-таки назвать его исходя не из описания Бегичева, а с учетом того факта, что на нем была стоянка русановцев.
Имя Владимира Александровича Русанова вызывает у советских людей законную гордость – революционер, патриот России, смелый ученый, отдавший жизнь освоению северных окраин своей Родины. Тайна гибели его экспедиции не разгадана, но известны три стоянки первопроходцев. Две из них дали повод назвать острова Геркулес и Попова-Чухчина. Пусть и третья, материковая, послужит памяти о пионерах Северного морского пути. Нам кажется, что мыс, который дал пристанище людям из экспедиции Владимира Русанова, можно было бы назвать мысом Русановцев.
10. НИКОГДА НА ЭТОМ МЫСЕ НЕ БЫЛО СТОЛЬКО ЛЮДЕЙ
Предложение о названии мыс Русановцев не только наше – участников полярной экспедиции «Комсомольской правды», но и моряков…
В 1978 году мы снова были на Таймырском полуострове. К концу путешествия все 15 участников полярной экспедиции «Комсомольской правды» должны были встретиться на берегу бухты Михайлова, на мысе «М».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46