Но именно тут, когда я был на грани того, чтобы вообще бросить футбол, случилось то, что смахивало на копию случая с Зубрицким и в какой-то мере спасло мою спортивную репутацию.
В Одессе мы узнали, что нам предстоит сыграть товарищеский матч с армейской командой Ташкента. Выигрыш или проигрыш не имели особого значения, но все же нам хотелось победить. Тренер сразу же включил меня в состав, который должен был выступать против гостей. Я догадался, что он хочет поберечь Близинского для более ответственных встреч, но это не задело моего самолюбия. Напротив, мелькнула надежда, что, может быть, в этом матче мне повезет больше, чем в Ужгороде.
На игру я отправился вместе с отцом. Он почти всегда приходил туда, где я играл, и это меня очень радовало. По дороге на стадион он спросил:
– Какую установку дал вам Аким Евгеньевич?
– Он сказал, что у ташкентцев быстрые нападающие и их надо держать как можно плотнее. Особенно опасен какой-то Коверзнев. Нам покажут его. Он бьет издали и точно, но любит проскользнуть к самым воротам.
– Ты нервничаешь?
– Немного.
– Я тоже волнуюсь, – сказал отец и потрепал меня по плечу.
Пожалуй, только для меня, желавшего произвести на команду и тренера выгодное впечатление после неудачи в Ужгороде, этот матч имел какое-то принципиальное значение. Я очень старался, возможно, даже переигрывал. Несколько раз я поймал себя на том, что пытался покрасивее принять легкий мяч, надеясь, что публика не заметит мою небольшую хитрость. Но одесский болельщик – дошлый, его не проведешь. Аплодисменты были жидкими, как постные ЩИ.
Но вот, когда мы вели уже 1:0 и до истечения регламента матча оставалось совсем мало времени, я увидел перед собой Коверзнева и понял, что гола не миновать. Раздумывать было некогда, и я упал ему на ногу. В тот же миг резкая боль внизу живота стегнула меня, словно бич. Я даже, помнится, вскрикнул и почувствовал, что не могу разогнуться, в глазах поплыли красные круги.
Не знаю, сколько все это продолжалось, и в точности не помню, что именно со мной делали. Знаю только, что спустя некоторое время я все же снова стал в ворота и замер, опустив руки на согнутые колени. Очень хотелось обхватить руками живот, но почему-то было стыдно показать всем, как мне больно.
Вот тогда-то я впервые в своей вратарской жизни услышал громкие аплодисменты, в значении которых невозможно было ошибиться. Болельщикам нравится, когда футболист демонстрирует самоотверженность.
Все обошлось благополучно – но удачная игра против ташкентцев и тот факт, что я уже вышел на «орбиту» мастеров, немного вскружили голову. Я уже свысока посматривал на своих сверстников, которые пока только мечтали о таком повороте своей судьбы. Я полагал, что стал полноценным членом коллектива футбольных умельцев. Это легкое головокружение едва не обошлось очень дорого.
Как-то перед очередной тренировкой Аким Евгеньевич на ходу бросил мне:
– Захватишь мячи.
И пошел к автобусу. Таскать большую сетку, полную мячей, не очень-то приятно. Поэтому, проходя мимо одного парнишки, которого мастера решили взять для просмотра (я даже не помню его имени), я сказал еще короче: – Мячи.
Когда автобус остановился на стадионе, а мы разделись и вышли на поле, оказалось, что мячей нет (парень, очевидно, меня не понял) и тренировку провести невозможно.
– Макаров, – грозно спросил тренер, – в чем дело?
Я не знал, что ответить. Низко опустил голову, что-то пробормотал. Аким Евгеньевич сразу все сообразил.
– Если мячи через полчаса не будут на стадионе, можешь вообще больше не приходить.
Я сорвался с места, провожаемый насмешливым молчанием игроков. Только один голос хлестнул по мне вдогонку. Кажется, это крикнул Хижняков.
– Пижон!
Но я уже мчался на нашу базу, не чуя под собой ног.
В то лето у меня было много свободного времени. После выздоровления Михальченко мне практически нечего было делать в команде. Меня не отпустили совсем, но вместе с тем и не использовали как вратаря. Я оставался при команде, но не в ней. Конечно, меня и это устраивало, потому что «Пищевик» был одним из сильнейших на Украине и даже такое общение с ним было для меня честью.
Свободное время я заполнял по-разному. Первым делом я решил подтянуть «хвосты» в учебе, особенно поупражняться в математике и физике. Сдавшись на мои уговоры, мать все же поставила единственное условие – хорошо учиться. Я решил не огорчать ее. Вообще-то мне и самому надоело плестись среди отстающих, тем более, что точные науки были мне всегда по душе. И сейчас, пользуясь тем, что играть почти не приходилось, я каждый день несколько часов отдавал учебе, готовясь к занятиям в новом году. Мне очень хотелось хорошо закончить среднюю школу.
Иногда я уходил в море на шаландах, когда знакомые рыбаки брали меня с собой. Однажды, находясь на борту одной шаланды, я увидел, как на палубе английского транспорта, кинувшего якорь за чертой порта, моряки развлекаются волейболом. Взгромоздясь на банку, я окликнул их и принялся объяснять жестами, что волейбол – это не то, вот футбол – настоящая игра! Давайте, мол, сыграем в футбол. Они меня поняли, и один моряк, самый высокий, сделал ладонями жест, который означал: все в порядке, будем играть.
Действительно, через некоторое время нам объявили, что английские матросы просят одну из команд Одессы провести с ними матч. Разумеется, одесситы немедленно откликнулись, но выставили против гостей несильный коллектив. И все-таки моряки здорово проиграли. В этой встрече мне запомнилась одна смешная деталь. После каждого гола вратарь гостей немедленно закуривал сигарету. Сделав две-три сильные затяжки, он сразу бросал ее, чтобы через несколько минут зажечь спичкой следующую. К концу игры возле его ворот образовалась… целая кучка сигарет.
К числу воспоминаний этого года следует также отнести и первое близкое знакомство с игрой уже известных вратарей. В Одессу перед началом сезона приезжало на сбор немало команд. И именно тут я впервые увидел Анатолия Зубрицкого, защищавшего цвета киевского «Динамо». Познакомился и с игрой его ленинградского коллеги – Виктора Набутова.
Они были разными – и внешностью не походили, и игрой принципиально отличались, хотя оба действовали на линии ворот. То была дань времени. Защитники тогда действовали не так продуманно и зрело, как в наши дни, несмотря на то, что их техника была ничуть не ниже. Защитники старались «прижаться» к своим воротам, по возможности сузить поражаемое пространство. Вратарю в этих условиях приходилось играть на линии между штангами. О выходах вперед они и не помышляли. Зубрицкий и Набутов в основном тоже играли в такой манере, и все-таки в их стиле была принципиальная разница.
Анатолий Федорович – немного выше среднего роста, широкоплечий и неторопливый. Он коротко подстрижен, всегда сосредоточен, будто прислушивается к тому, что происходит у него внутри. Играя, он был немногословен и экономичен в движениях. Бросалась в глаза его выдержка и невозмутимость. Казалось, Зубрицкого просто невозможно вывести из состояния равновесия. И только по маленьким, почти неуловимым штришкам товарищи, близко знавшие его, угадывали, когда он начинает нервничать, – особенно, если ему случалось пропустить гол. Мне нравилось еще и то, что опытный вратарь держался очень скромно, был вежлив, даже ко мне, новичку, относился ровно и спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70