Он ни с кем не простился, никому не сообщил о своем решении. Бежал от личного позора, забыв о позоре команды.
Парень, давай поговорим по душам! Ведь ты, оказывается, эгоист. Конечно, не очень приятно заслужить в первый же день кличку «мышелов». Но разве ты один переживал срывы, разве другим людям не бывало подчас еще горше? Почему же ты сразу раскис? Да потому, что ты еще не понял сути слова «команда». Ты думал, команда – это формальное объединение группы людей. Но это же чушь, парень! Команда – это много сильных, сплетенных рук, которые поддержат тебя в трудную минуту. Это разделенный пополам последний кусок хлеба и одна койка на троих, если больше спать негде. Команда – это «чистилище», которое поможет тебе избавиться от всего, что принижает человека.
Но кто сказал, что команде нужно отдагь решительно все, отказавшись от собственного «я»! Разве же ты не человек, наделенный и достоинством, и самолюбием, и гордостью! Разве можно вернуться туда, где ты был освистан и опозорен, да еще сделать при этом вид, что ты проглотил свой позор, как горькую пилюлю, не больше! Разве верно, что тренер, товарищи не нашли для тебя в перерыве ни одного теплого слова, хотя видели, что с тобой творится неладное? И это команда! И это то, во имя чего следует жертвовать собственным достоинством! Да никогда в жизни!…
Не горячись, парень! Ты уже один раз набедокурил, решив покорить зрителей своей игрой, решив общественное мнение подчинить своим интересам. Не торопись же опять, поразмысли. Если хочешь знать, сейчас решается твоя судьба. Не как игрока, разумеется. Вернешься с повинной, и ты обретешь друзей, постепенно добьешься своего, станешь полезным человеком. Убежишь, и эгоизм расцветет в тебе пышным ядовитым цветом, как бурьян. Тогда ни один порядочный парень не протянет тебе руки. Это так, подумай, и ты поймешь, что станешь именно таким.
Вся жизнь решается сейчас тобой. Не спеши, разберить толком в том, что произошло!
Конечно, если в тебе хватит силы и воли вернуться назад и снова появиться в воротах, тебе не избежать новых огорчений. Зритель долго не забудет твоего провала, в котором никто, кроме тебя самого, не был повинен. Тебя еще не раз освищут, и еще не раз злые слова будут хлестать тебя, подобно бичу. Это трудно – добровольно решиться пережить новое унижение. Может быть, даже не раз еще и не два. Но это надо! Ради команды, которая надеется на тебя, ради тебя же самого, если ты хочешь стать честным человеком, способным смотреть правде в глаза. А без этого, между прочим, и жить-то не стоит!
Ты удрал от товарищей. Они тебе уже ничего не могут подсказать. Решай сам, в какую пойдешь сторону!
Эх, вратарь! Ты думал, что тебя впереди ждет только манна небесная, что твой путь будет устлан одними лишь розами, а шипы достанутся кому-то другому. Такого не бывает в жизни, запомни это раз и навсегда. А если бы такое и случилось, жизнь утратила бы всякий интерес, слишком быстро пресытила бы тебя. Стремись всегда искать, всегда бороться, какому бы делу ни посвятил ты себя, всегда преодолевать барьер за барьером! Каждая новая победа, пусть на первый взгляд ничтожная, даст тебе новую радость.
Ты еще не знаешь жизни, парень, тебе трудно разобраться во всем. Но если твое сердце еще не зачерствело, если эгоизм еще не слишком глубоко засосал тебя, ты догадаешься, как поступить.
Ну, решай же!
* * *
Утром я отправился в Отраду. Есть такие уголки, где даже в знойный день не всегда встретишь человека. Я знал эти места. Поэтому мне ничего не стоило выбрать укромное местечко и в полном одиночестве провести несколько часов со своим неизменным другом – морем.
Сев на обломок скалы, я опустил ноги в теплую воду. Сомнения продолжали мучить меня. Я не знал, на что решиться, и был рад возможности никому и ничего не говорить. У моря както вообще исчезает необходимость в разговоре. Тут можно целыми днями молчать, и это не обидит моря. Наоборот, как-то теснее сливаешься с ним.
Внезапно я услышал за спиной знакомый голос:
– Олег! Здоров! Ты что тут делаешь?
С закатанными до колен брюками, с удочкой и ржавой консервной банкой в руках, передо мной стоял мой старый дружок Генка Самойлов. Он недоуменно таращил глаза.
– Ты же уехал в Киев. Что случилось?
Я пожал плечами, что-то буркнул в ответ. Генка не удовлетворился таким объяснением.
– Выгнали, да? Так быстро?
– И ничего не выгнали, – вскипел я. – С чего ты взял, что выгнали?
Теперь уже он уклончиво пожал плечами.
– Мне показалось. Чудно, что ты тут.
И ко всем моим обидам прибавилась еще одна: товарищи и в самом деле подумают, что меня выставили за дверь. Кто мне поверит, что я сам ушел!
Самойлов присел рядом со мной, аккуратно сложив на песке свой рыбацкий инвентарь.
– А может быть, ты что-то натворил, Олег? Кривить душой или играть в молчанку не былосмысла.
– Шесть штук сразу проглотил, – вздохнул я. – Представляешь, шесть штук! Меня окрестили мышеловом… Освистали…
– Ну и что же? С кем не бывает!…
– Так ведь сразу. В первый же раз. Едва стал на ворота.
– От кого схватил?
– От «Спартака».
– М-да. Так ты решил подлечить нервы? Уже устал или как? И говоришь, что не выгнали? Так зачем ты тут?…
– Сам ушел. Генка протянул:
– Ну и мастер же ты заливать! Сам!…
Мы еще долго болтали. Постепенно ко мне возвращалась способность смотреть на события объективно, как бы со стороны. Дома тоже пришлось рассказать о вчерашнем матче. Отец был сух.
– Ты ведешь себя, как дезертир.
И я понял, что должен вернуться, хотя появление в Киеве уже не могло быть приятным для меня. На следующий день я вылетел обратно, страшась той взбучки, которая меня ждала в команде.
В общежитии я застал всю нашу коммуну.
– А, Олег! – сказали ребята, словно я только час назад вышел пройтись по городу. – Вернулся. Завтракать будешь?
Им явно не хотелось смущать меня расспросами, и это было просто здорово. Так же спокойно встретил меня и тренер Щегодский.
– Успокоился? Очень хорошо. Приступай к работе.
И только когда уже кончилась тренировка, он вскользь заметил:
– Ты мог бы хоть записку оставить. А то мы все с ног сбились. Даже милиция разыскивала.
Я покраснел до корней волос. Это был первый и последний случай, когда я «предал» киевское «Динамо». Начиная с того дня, я уже никогда не разлучался с командой, навсегда связав себя с ее спортивной судьбой.
ДОБРЫЙ «КВАЗИМОДО»
Сорок восьмой год был неудачным для динамовцев. Я не мог разобраться в причинах, тянущих нас назад. Мне казалось, что «Динамо» укомплектовано отличными игроками, однако радостей было меньше, чем огорчений. Как всегда в таких случаях, «обновление» начинается с тренера. И наш коллектив возглавил Михаил Осипович Окунь, начальником команды был назначен Николай Степанович Кузнецов. Было это в сорок девятом году. В это время в команду пришел большой отряд молодых футболистов, в основном из Закарпатья. В списках игроков появились фамилии Дерфия, Мушты, Комана, Сенгетовского, Годничака, Юста, Гулевича, Горбунова, Товта, Лавера, Фабияна.
Мы много занимались общефизической подготовкой. Особое место в ней заняли коньки и хоккей. Благодаря им, я наконец осмелился заговорить с Идзковским. Он тренировал юношескую команду «Динамо», часто бывал на катке. Однажды я подошел к нему и робко попросил:
– Разрешите мне поиграть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Парень, давай поговорим по душам! Ведь ты, оказывается, эгоист. Конечно, не очень приятно заслужить в первый же день кличку «мышелов». Но разве ты один переживал срывы, разве другим людям не бывало подчас еще горше? Почему же ты сразу раскис? Да потому, что ты еще не понял сути слова «команда». Ты думал, команда – это формальное объединение группы людей. Но это же чушь, парень! Команда – это много сильных, сплетенных рук, которые поддержат тебя в трудную минуту. Это разделенный пополам последний кусок хлеба и одна койка на троих, если больше спать негде. Команда – это «чистилище», которое поможет тебе избавиться от всего, что принижает человека.
Но кто сказал, что команде нужно отдагь решительно все, отказавшись от собственного «я»! Разве же ты не человек, наделенный и достоинством, и самолюбием, и гордостью! Разве можно вернуться туда, где ты был освистан и опозорен, да еще сделать при этом вид, что ты проглотил свой позор, как горькую пилюлю, не больше! Разве верно, что тренер, товарищи не нашли для тебя в перерыве ни одного теплого слова, хотя видели, что с тобой творится неладное? И это команда! И это то, во имя чего следует жертвовать собственным достоинством! Да никогда в жизни!…
Не горячись, парень! Ты уже один раз набедокурил, решив покорить зрителей своей игрой, решив общественное мнение подчинить своим интересам. Не торопись же опять, поразмысли. Если хочешь знать, сейчас решается твоя судьба. Не как игрока, разумеется. Вернешься с повинной, и ты обретешь друзей, постепенно добьешься своего, станешь полезным человеком. Убежишь, и эгоизм расцветет в тебе пышным ядовитым цветом, как бурьян. Тогда ни один порядочный парень не протянет тебе руки. Это так, подумай, и ты поймешь, что станешь именно таким.
Вся жизнь решается сейчас тобой. Не спеши, разберить толком в том, что произошло!
Конечно, если в тебе хватит силы и воли вернуться назад и снова появиться в воротах, тебе не избежать новых огорчений. Зритель долго не забудет твоего провала, в котором никто, кроме тебя самого, не был повинен. Тебя еще не раз освищут, и еще не раз злые слова будут хлестать тебя, подобно бичу. Это трудно – добровольно решиться пережить новое унижение. Может быть, даже не раз еще и не два. Но это надо! Ради команды, которая надеется на тебя, ради тебя же самого, если ты хочешь стать честным человеком, способным смотреть правде в глаза. А без этого, между прочим, и жить-то не стоит!
Ты удрал от товарищей. Они тебе уже ничего не могут подсказать. Решай сам, в какую пойдешь сторону!
Эх, вратарь! Ты думал, что тебя впереди ждет только манна небесная, что твой путь будет устлан одними лишь розами, а шипы достанутся кому-то другому. Такого не бывает в жизни, запомни это раз и навсегда. А если бы такое и случилось, жизнь утратила бы всякий интерес, слишком быстро пресытила бы тебя. Стремись всегда искать, всегда бороться, какому бы делу ни посвятил ты себя, всегда преодолевать барьер за барьером! Каждая новая победа, пусть на первый взгляд ничтожная, даст тебе новую радость.
Ты еще не знаешь жизни, парень, тебе трудно разобраться во всем. Но если твое сердце еще не зачерствело, если эгоизм еще не слишком глубоко засосал тебя, ты догадаешься, как поступить.
Ну, решай же!
* * *
Утром я отправился в Отраду. Есть такие уголки, где даже в знойный день не всегда встретишь человека. Я знал эти места. Поэтому мне ничего не стоило выбрать укромное местечко и в полном одиночестве провести несколько часов со своим неизменным другом – морем.
Сев на обломок скалы, я опустил ноги в теплую воду. Сомнения продолжали мучить меня. Я не знал, на что решиться, и был рад возможности никому и ничего не говорить. У моря както вообще исчезает необходимость в разговоре. Тут можно целыми днями молчать, и это не обидит моря. Наоборот, как-то теснее сливаешься с ним.
Внезапно я услышал за спиной знакомый голос:
– Олег! Здоров! Ты что тут делаешь?
С закатанными до колен брюками, с удочкой и ржавой консервной банкой в руках, передо мной стоял мой старый дружок Генка Самойлов. Он недоуменно таращил глаза.
– Ты же уехал в Киев. Что случилось?
Я пожал плечами, что-то буркнул в ответ. Генка не удовлетворился таким объяснением.
– Выгнали, да? Так быстро?
– И ничего не выгнали, – вскипел я. – С чего ты взял, что выгнали?
Теперь уже он уклончиво пожал плечами.
– Мне показалось. Чудно, что ты тут.
И ко всем моим обидам прибавилась еще одна: товарищи и в самом деле подумают, что меня выставили за дверь. Кто мне поверит, что я сам ушел!
Самойлов присел рядом со мной, аккуратно сложив на песке свой рыбацкий инвентарь.
– А может быть, ты что-то натворил, Олег? Кривить душой или играть в молчанку не былосмысла.
– Шесть штук сразу проглотил, – вздохнул я. – Представляешь, шесть штук! Меня окрестили мышеловом… Освистали…
– Ну и что же? С кем не бывает!…
– Так ведь сразу. В первый же раз. Едва стал на ворота.
– От кого схватил?
– От «Спартака».
– М-да. Так ты решил подлечить нервы? Уже устал или как? И говоришь, что не выгнали? Так зачем ты тут?…
– Сам ушел. Генка протянул:
– Ну и мастер же ты заливать! Сам!…
Мы еще долго болтали. Постепенно ко мне возвращалась способность смотреть на события объективно, как бы со стороны. Дома тоже пришлось рассказать о вчерашнем матче. Отец был сух.
– Ты ведешь себя, как дезертир.
И я понял, что должен вернуться, хотя появление в Киеве уже не могло быть приятным для меня. На следующий день я вылетел обратно, страшась той взбучки, которая меня ждала в команде.
В общежитии я застал всю нашу коммуну.
– А, Олег! – сказали ребята, словно я только час назад вышел пройтись по городу. – Вернулся. Завтракать будешь?
Им явно не хотелось смущать меня расспросами, и это было просто здорово. Так же спокойно встретил меня и тренер Щегодский.
– Успокоился? Очень хорошо. Приступай к работе.
И только когда уже кончилась тренировка, он вскользь заметил:
– Ты мог бы хоть записку оставить. А то мы все с ног сбились. Даже милиция разыскивала.
Я покраснел до корней волос. Это был первый и последний случай, когда я «предал» киевское «Динамо». Начиная с того дня, я уже никогда не разлучался с командой, навсегда связав себя с ее спортивной судьбой.
ДОБРЫЙ «КВАЗИМОДО»
Сорок восьмой год был неудачным для динамовцев. Я не мог разобраться в причинах, тянущих нас назад. Мне казалось, что «Динамо» укомплектовано отличными игроками, однако радостей было меньше, чем огорчений. Как всегда в таких случаях, «обновление» начинается с тренера. И наш коллектив возглавил Михаил Осипович Окунь, начальником команды был назначен Николай Степанович Кузнецов. Было это в сорок девятом году. В это время в команду пришел большой отряд молодых футболистов, в основном из Закарпатья. В списках игроков появились фамилии Дерфия, Мушты, Комана, Сенгетовского, Годничака, Юста, Гулевича, Горбунова, Товта, Лавера, Фабияна.
Мы много занимались общефизической подготовкой. Особое место в ней заняли коньки и хоккей. Благодаря им, я наконец осмелился заговорить с Идзковским. Он тренировал юношескую команду «Динамо», часто бывал на катке. Однажды я подошел к нему и робко попросил:
– Разрешите мне поиграть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70