во-первых, процедура развода – дело хлопотное и долгое, а во-вторых, Габриель совершенно не собиралась бросать свое дело. Она позволяла себе с Вендором только сравнительно короткие встречи, тайные поездки и, конечно же, морские круизы. Герцог пригласил ее в Итон-Холл – это было колоссальное сооружение, возведенное в 1802 году одним из его предков на месте усадьбы XVIII века, которую пращур имел глупость совершенно стереть с лица земли. Сколько это здание впоследствии ни перестраивалось, его уродство оставалось неисправимым. Но это уродство, перенасыщенное бароккизмами, было по-своему интересным – не лишенный чувства юмора Вендор заявлял даже, что, в конце концов, его замок не менее очарователен, чем вокзал Сент-Панкрас в Лондоне. Как бы там ни было, в интерьерах Итон-Холла было чем полюбоваться: тут и Рубенс, и Веласкес, и Рафаэль, и Гойя, а также английские классики – Гейнсборо и Рейнолдс. Еще там имелись огромная лестница, по которой посетитель поднимался под неусыпным взором доброй дюжины рыцарей в старинных доспехах с опущенным забралом, и бесконечные готические галереи, где каждый шаг, отдаваясь эхом под угрюмыми сводами, навевал глухую тоску. Порою гости, плутая по залам и галереям необъятного сооружения, не могли потом отыскать своих комнат и чувствовали, будто затерялись на страницах романа Вальтера Скотта. Но что более всего поражало гостей, так это выставленные в галереях замка, в стеклянных клетках, скелеты лошадей. Кости так и сияли в лучах мягкого, искусно проведенного света.
– Это еще что такое?! – воскликнула потрясенная Коко.
– Это все, что осталось от наших лучших жеребцов, – ответил герцог. – Это идея моего дедушки…
Но сюрпризы Итон-Холла на этом не закончились – Габриель удивилась еще больше, когда обнаружила в подвалах замка не менее семнадцати штук старинных «Роллсов». У них регулярно заменяли двигатели, но не кузова, как поступали бы нувориши. «Мы не аргентинцы», – говорил Вендор. И все эти машины были в постоянной готовности к отправлению – баки заправлены, аккумуляторы заряжены. Замок мог принять гостей в любой момент – здесь был готов и стол, и постель, и десятки слуг к вашим услугам. В порту Честера, совсем близко от замка, стояли принадлежавшие герцогу моторные лодки, ожидавшие команды выйти в море… С незапамятных времен бытовала традиция, что любой член королевской семьи, который изволит удостоить своим визитом любое из владений герцогов Вестминстерских, должен быть принят сообразно своему рангу. «Я познала здесь роскошь, о которой никогда более не посмею и возмечтать», – впоследствии скажет Габриель.
Иные традиции Итон-Холла показались Габриель забавными – вот, например, куранты, которые в полночь вызванивали мелодию «Ноте, sweet поте» – «Милый, милый дом», что служило гостям сигналом ложиться спать…
Но более всего Габриель любила парк – ухоженность и мягкость зеленых английских газонов, мастерство садовников и ландшафтных архитекторов, самым деятельным из которых был не кто иной, как сам герцог Вестминстерский, который обожал вычерчивать контуры искусственных русел. Потом она подолгу будет рассказывать о том своим друзьям. Как и об огромных теплицах, где произрастали тысячи пышных цветов. Но шли они не на украшение роскошных залов замка – их передавали в дома престарелых и в больницы. Такова была здешняя нерушимая традиция. Но Габриель, не зная о том, нарезала их целые охапки и с большим вкусом разместила на обеденном столе и в вазах многочисленных гостиных. Запахло скандалом. Вендор потребовал от Габриель больше так не поступать и вообще не беспокоить старшего садовника. Позже он, заметив в одном из дальних уголков парка дикие цветы невиданной красоты, собственноручно срежет их, чтобы поднести Коко.
Каждый уик-энд Итон-Холл принимал до шести десятков гостей. После обеда давался бал под аккомпанемент местного оркестра – герцог обожал танцевать. Порою приглашались различные артисты: имитаторы, мимы, жонглеры, престидижитаторы. На этих вечеринках Габриель познакомилась с Уинстоном Черчиллем, в то время занимавшим пост министра финансов. Черчилль помнил Вендора еще с юных лет по англобурской войне и был одним из его лучших друзей. Среди гостей бывали и другие представители английского джентри, с которыми герцог Вестминстерский поддерживал самые теплые отношения: семейство Кьюнард, лорд Лонсдейл, члены клана Мальборо…
Габриель быстро сделалась хозяйкой дома, и эта роль была для нее весьма лестной – ведь она уже была руководительницей предприятия в три-четыре тысячи человек. Со своей стороны, Вендор не стыдился показать нос истеблишменту. Да и среди его полных спеси и чванства экономов и слуг было тоже немало таких, которые предпочли бы получать распоряжения от леди.
Мало-помалу Габриель открывала для себя характер своего спутника. Трудно было себе вообразить более простого, более далекого от снобизма человека, говорила она. И добавляла: «В его натуре было что-то от клошара». С одной стороны, он велел своему камердинеру каждый день гладить ему шнурки для ботинок; но обувь он носил только изношенную, даже с протертой подошвой. В ней он чувствовал себя гораздо лучше, особенно во время танцев. Когда же ему пытались возражать, что это, мол, не слишком элегантно, он делал едва заметный непринужденный жест и говорил, что на сегодняшнем вечере гости не обратят на это особенного внимания – ведь ботинки темного цвета. Сомнительно, чтобы Коко доставила ему удовольствие, купив ему целую дюжину пар: делать ему нечего, как бегать по грязи да по лужам несколько дней подряд, отчего они, конечно, разносятся, но не станут приятнее, чем привычные! Вообще же Коко, такая независимая по складу натуры, держала себя с герцогом как юная пансионерка: все ее высказывания были разумны, все слова духовны, все суждения здравы.
Так что ж, она растеряла способность критически мыслить? Или нарочно стала проявлять дипломатическую мудрость? Последняя гипотеза представляется нам самой правдоподобной. Не забудем, что Габриель – по крайней мере какое-то время – была очарована таким неординарным персонажем, как герцог. Но она решила играть в эту игру… ни на йоту не уступая своей независимости! Так, она категорически отказывалась сказать хоть слово по-английски, мотивируя это тем, что якобы не знает языка. Как она объясняла своим друзьям, кто-то из ее приятелей-британцев запретил ей учить язык, чтобы до ее понимания не доходили разные глупости, которыми обмениваются между собою мужчины, и он в том числе. Но этот предлог был выдумкой от начала и до конца: в действительности, требуя от своих собеседников объяснения на французском (которым владели далеко не все из них), она заставляла их почувствовать свою неполноценность. Сама она, кстати, неплохо понимала по-английски и даже, желая совершенствоваться, тайком брала уроки у секретаря герцога, который страшно боялся, как бы хозяин не узнал…
* * *
Еще одним развлечением Вендора и его друзей была ловля лососей в Шотландии. Конечно, Габриель должна была в сем участвовать и приезжать в Стэк-Лодж. По правде говоря, она терпеть не могла забрасывать спиннинг и поначалу не проявляла в этом особой ловкости. Восемь, девять, десять часов подряд махать удилищем и крутить катушку – с ума сойдешь от скуки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Это еще что такое?! – воскликнула потрясенная Коко.
– Это все, что осталось от наших лучших жеребцов, – ответил герцог. – Это идея моего дедушки…
Но сюрпризы Итон-Холла на этом не закончились – Габриель удивилась еще больше, когда обнаружила в подвалах замка не менее семнадцати штук старинных «Роллсов». У них регулярно заменяли двигатели, но не кузова, как поступали бы нувориши. «Мы не аргентинцы», – говорил Вендор. И все эти машины были в постоянной готовности к отправлению – баки заправлены, аккумуляторы заряжены. Замок мог принять гостей в любой момент – здесь был готов и стол, и постель, и десятки слуг к вашим услугам. В порту Честера, совсем близко от замка, стояли принадлежавшие герцогу моторные лодки, ожидавшие команды выйти в море… С незапамятных времен бытовала традиция, что любой член королевской семьи, который изволит удостоить своим визитом любое из владений герцогов Вестминстерских, должен быть принят сообразно своему рангу. «Я познала здесь роскошь, о которой никогда более не посмею и возмечтать», – впоследствии скажет Габриель.
Иные традиции Итон-Холла показались Габриель забавными – вот, например, куранты, которые в полночь вызванивали мелодию «Ноте, sweet поте» – «Милый, милый дом», что служило гостям сигналом ложиться спать…
Но более всего Габриель любила парк – ухоженность и мягкость зеленых английских газонов, мастерство садовников и ландшафтных архитекторов, самым деятельным из которых был не кто иной, как сам герцог Вестминстерский, который обожал вычерчивать контуры искусственных русел. Потом она подолгу будет рассказывать о том своим друзьям. Как и об огромных теплицах, где произрастали тысячи пышных цветов. Но шли они не на украшение роскошных залов замка – их передавали в дома престарелых и в больницы. Такова была здешняя нерушимая традиция. Но Габриель, не зная о том, нарезала их целые охапки и с большим вкусом разместила на обеденном столе и в вазах многочисленных гостиных. Запахло скандалом. Вендор потребовал от Габриель больше так не поступать и вообще не беспокоить старшего садовника. Позже он, заметив в одном из дальних уголков парка дикие цветы невиданной красоты, собственноручно срежет их, чтобы поднести Коко.
Каждый уик-энд Итон-Холл принимал до шести десятков гостей. После обеда давался бал под аккомпанемент местного оркестра – герцог обожал танцевать. Порою приглашались различные артисты: имитаторы, мимы, жонглеры, престидижитаторы. На этих вечеринках Габриель познакомилась с Уинстоном Черчиллем, в то время занимавшим пост министра финансов. Черчилль помнил Вендора еще с юных лет по англобурской войне и был одним из его лучших друзей. Среди гостей бывали и другие представители английского джентри, с которыми герцог Вестминстерский поддерживал самые теплые отношения: семейство Кьюнард, лорд Лонсдейл, члены клана Мальборо…
Габриель быстро сделалась хозяйкой дома, и эта роль была для нее весьма лестной – ведь она уже была руководительницей предприятия в три-четыре тысячи человек. Со своей стороны, Вендор не стыдился показать нос истеблишменту. Да и среди его полных спеси и чванства экономов и слуг было тоже немало таких, которые предпочли бы получать распоряжения от леди.
Мало-помалу Габриель открывала для себя характер своего спутника. Трудно было себе вообразить более простого, более далекого от снобизма человека, говорила она. И добавляла: «В его натуре было что-то от клошара». С одной стороны, он велел своему камердинеру каждый день гладить ему шнурки для ботинок; но обувь он носил только изношенную, даже с протертой подошвой. В ней он чувствовал себя гораздо лучше, особенно во время танцев. Когда же ему пытались возражать, что это, мол, не слишком элегантно, он делал едва заметный непринужденный жест и говорил, что на сегодняшнем вечере гости не обратят на это особенного внимания – ведь ботинки темного цвета. Сомнительно, чтобы Коко доставила ему удовольствие, купив ему целую дюжину пар: делать ему нечего, как бегать по грязи да по лужам несколько дней подряд, отчего они, конечно, разносятся, но не станут приятнее, чем привычные! Вообще же Коко, такая независимая по складу натуры, держала себя с герцогом как юная пансионерка: все ее высказывания были разумны, все слова духовны, все суждения здравы.
Так что ж, она растеряла способность критически мыслить? Или нарочно стала проявлять дипломатическую мудрость? Последняя гипотеза представляется нам самой правдоподобной. Не забудем, что Габриель – по крайней мере какое-то время – была очарована таким неординарным персонажем, как герцог. Но она решила играть в эту игру… ни на йоту не уступая своей независимости! Так, она категорически отказывалась сказать хоть слово по-английски, мотивируя это тем, что якобы не знает языка. Как она объясняла своим друзьям, кто-то из ее приятелей-британцев запретил ей учить язык, чтобы до ее понимания не доходили разные глупости, которыми обмениваются между собою мужчины, и он в том числе. Но этот предлог был выдумкой от начала и до конца: в действительности, требуя от своих собеседников объяснения на французском (которым владели далеко не все из них), она заставляла их почувствовать свою неполноценность. Сама она, кстати, неплохо понимала по-английски и даже, желая совершенствоваться, тайком брала уроки у секретаря герцога, который страшно боялся, как бы хозяин не узнал…
* * *
Еще одним развлечением Вендора и его друзей была ловля лососей в Шотландии. Конечно, Габриель должна была в сем участвовать и приезжать в Стэк-Лодж. По правде говоря, она терпеть не могла забрасывать спиннинг и поначалу не проявляла в этом особой ловкости. Восемь, девять, десять часов подряд махать удилищем и крутить катушку – с ума сойдешь от скуки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89