Годы тягостной жизни не прошли для Марго даром. Она не обладала ни крепкими нервами, ни хорошим здоровьем. Под сплоченным натиском пяти разъяренных женщин она отступала и все больше падала духом. Двадцатилетняя девушка вышла бы из этого испытания невредимой, но у Марго уже недоставало ни упорства, ни воли. Лицо ее избороздили морщины, в глазах снова появилась грусть, кожа стала болезненно-желтой и шершавой. Складка у правого угла рта обозначилась еще резче.
Привязанность, которую питал Винсент к Марго, исчезла вместе с ее красотой. В сущности, он никогда не любил ее и не хотел на ней жениться; теперь же он хотел этого меньше, чем когда-либо. Он стыдился своей черствости и поэтому старался выказывать Марго самую горячую любовь. Он не мог понять, угадывает ли она его истинные чувства.
— Разве ты их любишь больше, чем меня? — спросил он Марго, когда она, улучив минуту, забежала к нему в мастерскую.
Она бросила на него удивленный и укоризненный взгляд.
— Ах, Винсент, что ты!
— Тогда почему же ты хочешь меня бросить?
Она отдыхала в его объятиях, словно усталый ребенок. Голос ее звучал тихо и грустно.
— Будь я уверена, что ты меня любишь, как я тебя, я пошла бы против целого света. Но для тебя это значит так мало… а для них — так много…
— Марго, ты ошибаешься, я люблю тебя…
Она легонько прижала пальцы к его губам.
— Нет, дорогой, нет, ты хотел бы любить, но не можешь. Пусть это не тревожит тебя. Я хочу, чтобы моя любовь была сильнее твоей.
— Почему ты не решаешься порвать с ними и быть себе хозяйкой?
— Тебе легко так говорить. Ты сильный. Ты можешь бороться с кем угодно. А мне уже сорок… Я с малых лет живу в Нюэнене… Я нигде не бывала дальше Эйндховена. Разве ты не видишь, милый, что я никогда не могла порвать ни с кем и ни с чем.
— Да, пожалуй.
— Если бы ты этого хотел, я стала бы бороться изо всех сил. Но хочу-то только одна я. И потом, все это пришло так поздно… моя жизнь уже кончена…
Она говорила теперь совсем тихо, шепотом. Он взял ее за подбородок и поглядел ей в лицо. В глазах у нее стояли слезы.
— Девочка моя, — сказал он. — Дорогая моя Марго. Мы с тобой никогда не расстанемся. Для этого тебе стоит сказать одно только слово. Сегодня ночью, когда у вас в доме все уснут, увяжи свои платья в узел и кинь его мне в окошко. Мы дойдем до Эйндховена и утром с первым поездом уедем в Париж.
— Нет, дорогой, это бесполезно. Я связана с ними одной веревочкой. Но в конце концов будет по-моему.
— Марго, у меня сердце разрывается, когда я вижу, как ты несчастна.
Она взглянула ему в лицо. Слезы ее мгновенно высохли. Она улыбнулась.
— Нет, Винсент, я счастлива. У меня теперь есть все, что я хотела. Это было так чудесно — любить тебя.
Он поцеловал Марго, ощутив на ее губах соленый вкус слез, которые только что катились по ее щекам.
— Снег перестал, — сказала она, помолчав. — Ты не пойдешь завтра работать в поле?
— Да, собираюсь пойти.
— А куда? Я пришла бы к тебе вечером.
На другой день Винсент допоздна писал в поле; на голове у него была меховая шапка, шею плотно облегал воротник синей полотняной блузы. Вечернее небо отливало золотисто-сиреневыми тонами, на фоне рыжего кустарника четко выделялись темные силуэты домов. Вдали высились тонкие черные тополи, зеленый покров полей выцвел, местами лежал снежок, кое-где чернели пятна взрытой земли, а по краям канав щетинился сухой желтый камыш.
Марго торопливо шла через поле. На ней было то самое белое платье, в котором он впервые увидел ее, на плечи она накинула шарф. Винсент заметил, что на щеках у нее заиграл слабый румянец. Теперь она снова была похожа на ту женщину, которая расцвела, согретая любовью, всего несколько недель назад. В руках она держала корзинку с рукодельем.
Она крепко обняла его за шею. Он почувствовал, как неистово бьется ее сердце. Он запрокинул ей голову и заглянул в самую глубину ее карих глаз. Теперь они не были печальны.
— В чем дело? — спросил он. — Что-нибудь случилось?
— Нет, нет! — воскликнула она. — Просто… просто я счастлива, что мы снова вместе…
— Но почему ты пришла в этом легоньком платье?
Она помолчала мгновение, потом сказала уже другим тоном:
— Винсент, как бы далеко ты ни уехал, я хочу, чтобы ты всегда помнил только одно…
— Что же, Марго?
— Что я любила тебя! Всегда помни, что я любила тебя так, как не любила тебя ни одна женщина за всю твою жизнь.
— Почему ты так дрожишь?
— О, пустяки. Меня не пускали. Поэтому я и запоздала. Ты уже кончаешь?
— Да, осталось совсем немного.
— Тогда позволь мне посидеть около тебя, пока ты работаешь, так, как я сидела раньше. Ты знаешь, дорогой, я всегда старалась ничем не мешать тебе, не становиться на твоем пути. Я хотела лишь одного: чтоб ты позволил любить тебя.
— Да, Марго, — только и сказал он, не зная, что ответить.
— Ну, принимайся же за работу, мой дорогой, а когда закончишь, мы пойдем назад вместе.
Ее опять охватила дрожь, она плотнее закуталась шарфом и сказала:
— Пока ты не начал, Винсент, поцелуй меня еще раз. Так поцелуй, как целовал там… в мастерской… когда мы были счастливы в объятиях друг друга.
Он нежно поцеловал ее. Она расправила подол платья в села у Винсента за спиной. Солнце скрылось, и короткие зимние сумерки спустились на равнину. Винсента и Марго поглотила вечерняя тишина полей.
Вдруг звякнула склянка. Марго глухо вскрикнула, поднялась на колени и в страшной судороге рухнула на землю. Винсент мгновенно бросился к ней. Глаза у нее были закрыты, лицо искажено мучительной улыбкой. Она корчилась в беспрерывных конвульсиях, потом откинулась назад и, вытянувшись, словно окаменела; руки у нее свело, все тело застыло. Винсент схватил флакон, валявшийся на снегу. В горлышке оставалось немного белого кристаллического вещества. Оно ничем не пахло.
Винсент подхватил Марго на руки и как безумный бросился бежать через поле. До Нюэнена было не меньше километра. Он боялся, что, пока он доберется до поселка, Марго умрет. Было время ужина. Люди отдыхали, сидя возле своих домов. Винсенту надо было пронести Марго через весь поселок. Он добежал до дома Бегеманнов, пинком распахнул входную дверь, пронес Марго в гостиную и положил ее на диван. Вбежали ее мать и сестры.
— Марго отравилась! — крикнул Винсент. — Я позову доктора!
Доктор ужинал, но Винсент поднял его из-за стола.
— Вы уверены, что это стрихнин? — спросил доктор.
— Да, очень похоже на стрихнин.
— И она была еще жива, когда вы ее принесли?
— Да.
Когда они вошли в дом, Марго, все еще корчась, лежала на диване. Доктор склонился над ней.
— Совершенно верно, это стрихнин, — сказал он. — Но, кроме того, она приняла еще что-то болеутоляющее. Судя по запаху, тинктуру опиума. Она не знала, что это действует как противоядие.
— Значит, она останется жива, доктор? — спросила мать.
— Есть надежда. Надо немедленно везти ее в Утрехт. Ей необходима постоянная медицинская помощь.
— Вы можете рекомендовать нам больницу в Утрехте?
— Я не думаю, что ее нужно класть в больницу. Лучше поместите ее временно в санаторий. Я знаю там один очень хороший санаторий. Распорядитесь насчет лошадей. Мы должны попасть на последний поезд в Эйндховен.
Винсент молча стоял в темном углу гостиной. К дому подъехал экипаж. Доктор завернул Марго в одеяло и вынес ее на улицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126