И все же он не мог выбросить из памяти избитое, окровавленное тело Кудряша... Никогда он не любил Кудряша, не важно, брат или не брат. Что-то в нем было нездоровое. И, тем не менее, видеть его в таком состоянии... Что же в них такое есть, в этих Сакеттах? Наверное, это то самое, о чем любил говорить Макдональд, техасский рейнджер: "Ничто не остановит человека, который знает, что он прав, и упорно идет вперед".
Может, это как раз то самое...
Глава 15
Стадо пришло на следующий день после стрельбы на улице в Шалако, незадолго до полудня. Гурт был хорошо сбит и двигался бодро. Пармали провел перегон так, что животные не спали с тела, а до наступления холодов могли еще и нагулять жирка.
С приходом скота только и началась настоящая работа, и пока индейцы пасли стадо, я взял Галлоуэя, Ника и Чарли Фарнума и поехал с ними накосить сена.
Трава на высокогорных лугах была отличная, мы купили в городке, в лавке, недостающие косы и взялись за работу. Галлоуэй и я, мы еще с детства были в это дело влюблены, и мы пошли, взмахивая косами в лад, в ровном ритме и широко захватывая. Ник и Чарли Фарнум в косьбе были новички, им труднее приходилось. Оружие мы держали под рукой, а один-два индейца обычно были в дозоре. Мы для этого использовали мальцов. Глаз у них острый, они вовсю рвались помогать, а стоять в дозоре - это занятие для воина, так что они были в восторге.
Но Даннов видно не было.
Мои мысли все возвращались к Вишневой речке и ранчо Росситера, да только у каждого из нас было слишком много работы, чтобы болтаться по округе попусту. Если кто думает, что у ранчера всего и делов посиживать да поглядывать, как коровки жирок нагуливают, так у него мнение изменится, когда он попадет на ранчо. Скотоводство - это тяжкий труд от зари до зари, от темна до темна. Для особо непонятливых объясняю: от рассвета и до вечерней темноты.
На третье утро к нам заявился Пармали с косой и поверг всех в изумление. Оказалось, что никто в нашей компании не может так сметать стог, как он. Ну, если подумать, так удивляться нечего. Им там внизу, на равнинах, приходится складывать в стога куда больше сена, чем нашему горному люду. А что вы хотите, там, откуда я родом, даже у коров ноги с одного боку короче, чем с другого, от вечной ходьбы по косогору!
Персики и яблоки, которые мы там у себя в этих горах выращиваем, до того привыкли катиться вниз по склону, что ежели кто затеет испечь, к примеру, яблочный пирог, так у него получится только полпирога, потому что яблоки все равно скатятся на одну сторону.
Птицы и летучие мыши, если их спустить с гор на равнину, так и будут все время в траве сидеть, начисто сбитые с толку. Они же привыкли летать не над землей, а сбоку от нее.
Если человек во время пахоты собьется на шаг в сторону, он, того и гляди, попадет на пастбище или на арбузную грядку к соседу, от чего бывает множество недоразумений.
Церковь у нас была внизу, в долине, так мы по утрам никогда не ходили в церковь - просто скатывались с горы. Мы в нашей части Камберленда имели славу добрых христиан, потому как не могли скатиться с пути истинного, мимо, церкви то есть, даже если б захотели.
Даже Логан выбрался из городка и приложил руку к сенокосу. Он мужик здоровенный и сильный, и захват у него получался пошире, чем у любого из нас. Он успевал за утро накосить полную дневную норму, а после посиживал себе у огонька и отпускал замечания насчет нашей медлительности. Ну, наконец мы траву скосили и принялись складывать в стога, и Логан себя в этом деле тоже показал, хотя все равно даже ему не удавалось так здорово вывершить стог, как у Пармали получалось. А еще Пармали был большой любитель чтения, он без своих книжек шагу не делал. Я только никак не мог понять, на черта они ему нужны, потому что он помнил чуть не наизусть все, что прочел, а прочел он чистую прорву книжек. По вечерам у костра, когда кто-нибудь другой принялся бы рассказывать байки про привидения и всякое такое, он нам читал наизусть стихи. Он совсем обыкновенно читал, как вроде по-простому рассказывает историю, и слова из него так и катились.
Он читал нам стихи даже всяких греков, а временами и французов, и так он их читал, как что-то необыкновенное. Они с Ником Шэдоу могли часами низвергать друг на друга потоки этой всякой поэзии. Ну, а если ни один из них не затевал стихи читать, тут за дело брался Логан. Не знаю уж, где он набрался книжной образованности, сам-то он вечно хныкал, что темный и ничегошеньки на свете не знает, но на самом деле знал до обалдения много всякого. Разок он обмолвился, что как-то зимой занесло его снегом, а в хижине нашлось пять книжек, и он их все перечитал, и не по одному разу. Одна их них была Библия. Истории-то оттуда он все знал, но, сдается мне, шибко много морали из них не извлек.
Логан Сакетт родом из Клинч-Маунтин, а эти клинч-маунтинские Сакетты были парни крутые и не очень чтили закон. Вечно они были запутаны в какие-то свирепые междоусобицы, вечно кому-то жестоко мстили, бойцы они были отменные и жили своим обычаем, большей частью как одинокие волки, пока какой-то другой Сакетт не попадал в беду...
Он был отличным рассказчиком, когда случай представлялся, и мог часами повествовать о краях, которые ему довелось повидать, и о плохих людях.
В те дни мир наш был невелик. Время от времени появлялись пришлые люди, и начинался обмен сведениями обо всем, что лежало впереди и позади. Мы узнавали о дорогах и тропах, о маршалах, плохих людях, плохих лошадях, нечестных трактирщиках и всяком прочем, что творилось в таких местах, которых в жизни не видывали, - потому что слова на месте не лежат.
Оружие, лошади и скот - это была наша жизнь и наше занятие, так что мы слушали великое множество рассказов о крепких старых быках с замшелыми рогами, о диких лошадях и о людях, умевших обламывать их. В каждой команде был хотя был один человек, мастерски обращающийся с оружием, и хотя бы один несравненный объездчик дичков - "бронков". Мы хвастались лошадьми, надрессированными на работу с веревкой и на отсечку телков от стада - а это частенько бывали не одни и те же лошади, вспоминали тяжелые перегоны. Мы ели бобы, мясо и лепешки, а на сладкое - патоку. В дождь и в жару спали под открытым небом, а возили нас полуобъезженные лошади, которые из пилы могли бы зубы вытрясти...
Это была жестокая, трудная, удивительная жизнь, и, чтобы жить такой жизнью, человеку надо было обрасти корой. Мы никого ни о чем не расспрашивали, и пока человек делал свое дело, никого не интересовало, кем он был раньше и что делал.
Логан Сакетт не был плохим человеком в восточном понимании. А вот в западном понимании он был очень плохой человек. На Западе плохой человек это вовсе не обязательно злой человек или преступник. Это человек, с которым опасно связываться. Это такой человек, которого лучше не трогать, - вот как раз таким и был Логан. Он не раздумывая хватался за револьвер, и если вы собирались грубо говорить с ним, так лучше вам было бы вытаскивать револьвер на первом слове, да и то будет поздно.
У Логана была репутация человека, который не в ладах с законом. Я подозреваю, что ему случалось угнать пару-тройку бычков, и, может быть, его скот не всегда носил то клеймо, которое на нем выжгли впервые. Я бы не удивился, если бы узнал, что ему случалось разок-другой остановить почтовый дилижанс и потрясти пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39