Сабина и Аттика заковали в цепи и привели к Вителлию, который встретил их спокойно, без всяких угроз и оскорблений, несмотря на ярость солдат, кричавших, что они имеют право распоряжаться жизнью побежденных, и требовавших награды за оказанные Вителлию услуги. Толпа присоединилась к ним, самая подлая часть черни то угрозами, то лестью добивалась от Вителлия приказа казнить Сабина. Вителлий, стоя на ступенях Палатина, собирался вымолить у толпы жизнь пленных, но приближенные убедили его уйти во дворец. Едва Вителлий удалился, Сабин пал под ударами солдат. Ему отрубили голову, а растерзанное тело сволокли в Гемонии.
75. Таков был конец этого довольно примечательного человека. Тридцать пять раз участвовал он в походах, прославив свое имя и на военном, и на гражданском поприще. Его честность и справедливость неоспоримы. Семь лет правил он Мёзией, двенадцать лет был префектом Рима, и единственное, что могли ставить ему в вину, — это излишнюю говорливость. Некоторые считали, будто под конец жизни он сделался человеком слабым, большинство же объясняло его поведение в ту пору умеренностью и нежеланием проливать кровь сограждан. Все согласны в том, что до восшествия Веспасиана на престол именно Сабин пользовался в этой семье наибольшим влиянием и почетом. Муциан, как уверяют, воспринял весть о его гибели с большой радостью. Многие даже утверждали, что смерть эта избавила нас от новых гражданских войн: один был братом императора, другой считал себя его соправителем, и только гибель Сабина предотвратила новые междоусобия. Аттик признал себя виновным в поджоге Капитолия. Может быть, с его стороны это был только ловкий ход: он принял на себя всю ненависть, которую вызвало это злодеяние, и тем самым сумел отвести ее от вителлианской партии; поэтому, когда народ стал требовать казни консула, Вителлий счел себя обязанным воздать за услугу услугой и сумел отстоять его.
76. Тем временем Луций Вителлий разбил лагерь у Феронии и угрожал Таррацине, Запершиеся в крепости гладиаторы и гребцы не решались ни на вылазку, ни на открытое сражение. Как я уже говорил, гладиаторами командовал Юлиан, гребцами Аполлинарий, оба сами больше похожие на гладиаторов, чем на полководцев. Они не выставляли караулов, не чинили обветшалые стены. Дни и ночи оглашали они самые очаровательные уголки побережья своими разгульными криками, рассылали солдат на поиски новых мест для развлечений и вспоминали о войне только во время попоек. Апиний Тирон несколькими днями раньше вышел из города и теперь самыми крутыми мерами выжимал из муниципиев деньги и подарки, что не столько умножало его силы, сколько возбуждало к нему ненависть.
77. К Луцию Вителлию явился перебежчик — раб Вергилия Капитона — и пообещал без боя передать город вителлианцам, если они обеспечат ему вооруженную охрану. Глубокой ночью он вывел в горы легковооруженные когорты и расположил их над головой у противника. Оттуда солдаты устремились вниз, — не для битвы, а для резни, — только что очнувшиеся ото сна люди, не имевшие оружия или едва успевшие за него схватиться, падали под их мечами; темнота, страх, рев боевых труб, крики наступающих увеличивали панику. Несколько гладиаторов оказали отпор врагу и дорого продали свою жизнь, остальные устремились к кораблям, где их ждала та же гибель: они попали здесь в толпу местных жителей, которых вителлианцы убивали, не встречая никакого сопротивления. Шесть быстроходных галер — на одной из них находился префект флота Аполлинарий — вышли в море еще в самом начале сражения, прочие были захвачены на стоянке либо потонули под тяжестью облепивших их людей. Юлиана привели к Луцию Вителлию и зарезали у него на глазах, сначала зверски избив плетьми. Некоторые рассказывали, будто жена Луция Вителлия Триария, нагло опоясавшись солдатским мечом, творила жестокости на заваленных трупами улицах поверженного, погруженного в отчаяние города. Муж ее в знак одержанной победы отправил брату лавровый венок и спрашивал, что ему надлежит делать дальше, — немедленно возвращаться, раз он и так уже слишком задержался, или остаться в Кампании для полного покорения края. Сомнения Луция Вителлия оказались спасительными не только для партии Веспасиана, но и для всего государства: если бы солдаты, и прежде фанатически преданные Вителлию, а теперь еще ободренные победой, успели вернуться в Рим, сражение здесь было бы тяжелым и сама столица могла бы погибнуть. При всей своей подлости Луций Вителлий был человек деятельный и представлял серьезную угрозу, если не благодаря своим достоинствам, как бывает у людей доблестных, то, как это бывает у негодяев, — благодаря своим порокам.
78. Пока в стане вителлианцев происходили описанные события, войско Веспасиана оставило Нарнию и, остановившись в Окрикуле, спокойно праздновало сатурналии. Пытаясь хоть как-то оправдать столь странную неторопливость, приближенные Антония говорили, что надо подождать Муциана. Правда, находились люди, утверждавшие, будто Антоний медлит неспроста; будто Вителлий прислал ему письмо, в котором предлагал изменить Веспасиану, обещая за это должность консула, руку дочери и огромное приданое. Другие отвечали, что все это выдумки, сочиненные в угоду Муциану. Существовала, наконец, и третья версия, согласно которой полководцы Веспасиана условились между собой держать Рим под угрозой, но не доводить дело до штурма, а дождаться, пока Вителлий, покинутый своими верными когортами и лишенный всякой опоры, сам откажется от власти; план этот якобы не удалось осуществить по вине Сабина, который сначала вел себя безрассудно, а потом струсил: опрометчиво было с его стороны браться за оружие, и только трусостью можно объяснить, что он не сумел отстоять от каких-то трех когорт неприступную Капитолийскую крепость, способную выдержать нападение большой армии. Нелегко, видно, возложить на кого-нибудь одного ответственность за ошибки, в которых повинны все. В самом деле, Муциан своими двусмысленными письмами тормозил продвижение победоносных войск; Антоний был виноват в том, что неожиданно начал прислушиваться к его советам, скорее всего стремясь переложить на Муциана ответственность за затяжку кампании; другие полководцы считали, что война выиграна, и думали лишь о том, как бы под конец отличиться. Даже Петилий Цериал, которому было поручено провести тысячу всадников через Сабинское поле и вступить в Рим по Соляной дороге, откуда вителлианцы их меньше всего ожидали, и тот не торопился выполнить возложенную на него миссию. Весть об осаде Капитолия положила конец всем этим колебаниям.
79. Антоний двигался к Риму по Фламиниевой дороге. Глубокой ночью дошел он до Красных камней и тут понял, что опоздал: его ждали вести о страшных событиях в столице — убит Сабин, Капитолий горит, в городе паника. Говорили также, что народ и рабы вооружаются, дабы выступить на защиту Вителлия. Потерпел поражение со своими конниками и Петилий Цериал. Считая, что враг уже разбит, он стремился вперед, не соблюдая никакой осторожности, и вдруг наткнулся на засаду из всадников и пехотинцев. Битва развернулась под самым Римом, среди садов и строений, на кривых извилистых улицах, хорошо знакомых вителлианцам, но внушавших страх конникам Цериала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
75. Таков был конец этого довольно примечательного человека. Тридцать пять раз участвовал он в походах, прославив свое имя и на военном, и на гражданском поприще. Его честность и справедливость неоспоримы. Семь лет правил он Мёзией, двенадцать лет был префектом Рима, и единственное, что могли ставить ему в вину, — это излишнюю говорливость. Некоторые считали, будто под конец жизни он сделался человеком слабым, большинство же объясняло его поведение в ту пору умеренностью и нежеланием проливать кровь сограждан. Все согласны в том, что до восшествия Веспасиана на престол именно Сабин пользовался в этой семье наибольшим влиянием и почетом. Муциан, как уверяют, воспринял весть о его гибели с большой радостью. Многие даже утверждали, что смерть эта избавила нас от новых гражданских войн: один был братом императора, другой считал себя его соправителем, и только гибель Сабина предотвратила новые междоусобия. Аттик признал себя виновным в поджоге Капитолия. Может быть, с его стороны это был только ловкий ход: он принял на себя всю ненависть, которую вызвало это злодеяние, и тем самым сумел отвести ее от вителлианской партии; поэтому, когда народ стал требовать казни консула, Вителлий счел себя обязанным воздать за услугу услугой и сумел отстоять его.
76. Тем временем Луций Вителлий разбил лагерь у Феронии и угрожал Таррацине, Запершиеся в крепости гладиаторы и гребцы не решались ни на вылазку, ни на открытое сражение. Как я уже говорил, гладиаторами командовал Юлиан, гребцами Аполлинарий, оба сами больше похожие на гладиаторов, чем на полководцев. Они не выставляли караулов, не чинили обветшалые стены. Дни и ночи оглашали они самые очаровательные уголки побережья своими разгульными криками, рассылали солдат на поиски новых мест для развлечений и вспоминали о войне только во время попоек. Апиний Тирон несколькими днями раньше вышел из города и теперь самыми крутыми мерами выжимал из муниципиев деньги и подарки, что не столько умножало его силы, сколько возбуждало к нему ненависть.
77. К Луцию Вителлию явился перебежчик — раб Вергилия Капитона — и пообещал без боя передать город вителлианцам, если они обеспечат ему вооруженную охрану. Глубокой ночью он вывел в горы легковооруженные когорты и расположил их над головой у противника. Оттуда солдаты устремились вниз, — не для битвы, а для резни, — только что очнувшиеся ото сна люди, не имевшие оружия или едва успевшие за него схватиться, падали под их мечами; темнота, страх, рев боевых труб, крики наступающих увеличивали панику. Несколько гладиаторов оказали отпор врагу и дорого продали свою жизнь, остальные устремились к кораблям, где их ждала та же гибель: они попали здесь в толпу местных жителей, которых вителлианцы убивали, не встречая никакого сопротивления. Шесть быстроходных галер — на одной из них находился префект флота Аполлинарий — вышли в море еще в самом начале сражения, прочие были захвачены на стоянке либо потонули под тяжестью облепивших их людей. Юлиана привели к Луцию Вителлию и зарезали у него на глазах, сначала зверски избив плетьми. Некоторые рассказывали, будто жена Луция Вителлия Триария, нагло опоясавшись солдатским мечом, творила жестокости на заваленных трупами улицах поверженного, погруженного в отчаяние города. Муж ее в знак одержанной победы отправил брату лавровый венок и спрашивал, что ему надлежит делать дальше, — немедленно возвращаться, раз он и так уже слишком задержался, или остаться в Кампании для полного покорения края. Сомнения Луция Вителлия оказались спасительными не только для партии Веспасиана, но и для всего государства: если бы солдаты, и прежде фанатически преданные Вителлию, а теперь еще ободренные победой, успели вернуться в Рим, сражение здесь было бы тяжелым и сама столица могла бы погибнуть. При всей своей подлости Луций Вителлий был человек деятельный и представлял серьезную угрозу, если не благодаря своим достоинствам, как бывает у людей доблестных, то, как это бывает у негодяев, — благодаря своим порокам.
78. Пока в стане вителлианцев происходили описанные события, войско Веспасиана оставило Нарнию и, остановившись в Окрикуле, спокойно праздновало сатурналии. Пытаясь хоть как-то оправдать столь странную неторопливость, приближенные Антония говорили, что надо подождать Муциана. Правда, находились люди, утверждавшие, будто Антоний медлит неспроста; будто Вителлий прислал ему письмо, в котором предлагал изменить Веспасиану, обещая за это должность консула, руку дочери и огромное приданое. Другие отвечали, что все это выдумки, сочиненные в угоду Муциану. Существовала, наконец, и третья версия, согласно которой полководцы Веспасиана условились между собой держать Рим под угрозой, но не доводить дело до штурма, а дождаться, пока Вителлий, покинутый своими верными когортами и лишенный всякой опоры, сам откажется от власти; план этот якобы не удалось осуществить по вине Сабина, который сначала вел себя безрассудно, а потом струсил: опрометчиво было с его стороны браться за оружие, и только трусостью можно объяснить, что он не сумел отстоять от каких-то трех когорт неприступную Капитолийскую крепость, способную выдержать нападение большой армии. Нелегко, видно, возложить на кого-нибудь одного ответственность за ошибки, в которых повинны все. В самом деле, Муциан своими двусмысленными письмами тормозил продвижение победоносных войск; Антоний был виноват в том, что неожиданно начал прислушиваться к его советам, скорее всего стремясь переложить на Муциана ответственность за затяжку кампании; другие полководцы считали, что война выиграна, и думали лишь о том, как бы под конец отличиться. Даже Петилий Цериал, которому было поручено провести тысячу всадников через Сабинское поле и вступить в Рим по Соляной дороге, откуда вителлианцы их меньше всего ожидали, и тот не торопился выполнить возложенную на него миссию. Весть об осаде Капитолия положила конец всем этим колебаниям.
79. Антоний двигался к Риму по Фламиниевой дороге. Глубокой ночью дошел он до Красных камней и тут понял, что опоздал: его ждали вести о страшных событиях в столице — убит Сабин, Капитолий горит, в городе паника. Говорили также, что народ и рабы вооружаются, дабы выступить на защиту Вителлия. Потерпел поражение со своими конниками и Петилий Цериал. Считая, что враг уже разбит, он стремился вперед, не соблюдая никакой осторожности, и вдруг наткнулся на засаду из всадников и пехотинцев. Битва развернулась под самым Римом, среди садов и строений, на кривых извилистых улицах, хорошо знакомых вителлианцам, но внушавших страх конникам Цериала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79