Цивилис распорядился насыпать дамбу, которая косо вдавалась в реку и отводила воду на окрестные поля. Приблизиться к противнику можно было только, идя по воде, скрывавшей местность, особенности которой никому из римлян известны не были. Позиция была для нас невыгодная, ибо тяжеловооруженные римские солдаты боятся и не любят плавать, германцы же привыкли переплывать реки, — легкое вооружение и высокий рост немало помогают им в этом.
15. Батавы начали дразнить римских солдат, самые нетерпеливые и храбрые стали отвечать; поднялась сумятица; в бездонных болотах тонули лошади и оружие; германцы, знавшие скрытые под водой тропинки легко перескакивали с одной на другую, они не нападали на наши войска с фронта, а старались сжать их с флангов или зайти в тыл; сражение ничем не походило на сухопутный бой врукопашную, оно напоминало скорее битву на море. Люди бродили среди волн, бились, едва уцепившись за клочок твердой земли, и вода поглощала сплетенные тела здоровых и раненых, опытных пловцов и не умеющих плавать. Потерь у нас, однако, оказалось меньше, чем можно было ожидать в таком переполохе: германцы, так и не решившись выйти из болота, отступили в лагерь. После этой битвы оба полководца, хоть и по разным причинам, нетерпеливо стремились к решающему сражению: Цивилис хотел не упустить удачу, Цериал — смыть позор; германцев вдохновлял счастливый исход сражения, римлян гнал в битву стыд. Настала ночь. Гнев и ненависть к врагу владели нашими солдатами. Из варварского лагеря доносились пение и крики.
16. На заре следующего дня Цериал выдвинул в первый ряд конницу и вспомогательные когорты, за ними расположил легионы, а при себе оставил на случай какой-либо неожиданности отряд отборных воинов. Цивилис предпочел не растягивать свои войска в линию и построил их клиньями: справа — батавов и кугернов, слева, ближе к реке, ополченцев из зарейнских племен. Ни тот, ни другой не стали произносить речей перед всей армией; они объезжали подразделения и обращались к каждому из них отдельно. Цериал напоминал солдатам о древней славе римского имени, о победах, одержанных ими и в старину, и совсем недавно, призывал их навсегда покончить с коварным, трусливым, в сущности уже разбитым врагом, уверял, что римским воинам предстоит не сражаться, а мстить. Недавно они вступили в бой с более многочисленным противником и, однако, разгромили германцев, составлявших главную силу вражеской армии, теперь у Цивилиса остались лишь люди, которые не в силах забыть свое бегство с поля боя и раны, покрывающие их спины. К каждому легиону Цериал обращался с теми словами, которые могли особенно сильно подействовать на солдат. Воинов четырнадцатого он назвал покорителями Британии; шестому напомнил, что лишь благодаря его могучей поддержке Гальба стал принцепсом; бойцам второго сказал, что начинающийся бой будет для них первым, что здесь им предстоит стяжать славу своему новому знамени и новым значкам когорт. «Эти лагери — ваши, вам принадлежат эти берега, — воскликнул Цериал, обращаясь к легионам германской армии и обводя рукой окружающие поля. — Пусть же враги кровью заплатят за попытку лишить вас ваших владений». Эти слова были встречены особенно громкими криками, — солдаты, уставшие от длительного мира, рвались в бой; другие, утомленные войной, стосковались по спокойной жизни и надеялись, что предстоящее сражение принесет им награды, а вслед за ними желанный отдых.
17. Выстраивая войска для битвы, Цивилис тоже не молчал. Он призывал окрестные поля в свидетели доблестного поведения своих бойцов. «Земля, на которой вам предстоит сражаться, — говорил он, — свидетель ваших подвигов; германцы и батавы на каждом шагу вспоминают здесь о своей славе, попирают ногами пожарища лагерей и кости легионеров. Куда бы римский воин ни бросил взгляд, все здесь твердит ему о поражении и плене, все предвещает гибель. Пусть не смущает вас то, что в земле тревиров нам не удалось нанести противнику решающее поражение; там сама победа, одержанная германцами, встала препятствием на их пути. Они набросились на добычу и выпустили оружие из рук, занятых награбленным добром; события же, произошедшие после этого сражения, приносили нам одну лишь выгоду, а противнику один лишь вред. На сей раз предусмотрено все, что только может предусмотреть опытный в своем деле полководец: округа залита водой, это ваши поля, где вам знакома каждая пядь, для врагов же это болото, грозящее смертью. Рейн и германские боги, во славу которых вы будете стремиться к победе, смотрят на вас, о вас думают жены, думают родители, думает родина. Сегодня вы обретете или славу, превосходящую славу предков, или позор, о котором вечно будут помнить потомки». Варвары одобряли слова Цивилиса, как это у них принято, звоном оружия и пляской в три шага. В римлян полетели камни, глиняные ядра и другие метательные снаряды; битва началась. Наши солдаты не решались входить в болото, германцы всячески дразнили их, стараясь заманить в трясину.
18. Вскоре варвары израсходовали все метательные орудия и, видя, что битва разгорается, яростно устремились вперед. Пользуясь своим огромным ростом, они издали длинными пиками поражали скользящих по грязи, едва удерживавшихся на ногах солдат. С дамбы, которую, как я упоминал, германцы возвели на Рейне, перебрался вплавь отряд бруктеров. Начался переполох, строй союзных когорт дрогнул, но тут в дело вступили легионы и, подавив натиск бруктеров, выровняли ход сражения. Таково было положение, когда к Цериалу явился батав-перебежчик и сказал, что берется провести конницу по окраинам болот на твердую землю в тыл противника; он добавил, что тылы врага охраняются людьми из племени кугернов и охраняются весьма небрежно. С перебежчиком послали два отряда конницы, они окружили ничего не подозревавшего противника и внезапно обрушились на него. Когда шум этой схватки донесся до римской армии и там поняли, что произошло, легионы с фронта устремились на врага. Германцы в беспорядке побежали к Рейну. Если бы римский флот вовремя двинулся в погоню за противником, этой битвой могла бы кончиться война; конница тоже не смогла преследовать разбитых германцев из-за наступавшей темноты и внезапно хлынувшего ливня.
19. На следующий день четырнадцатый легион отправили в Верхнюю Германию к Галлу Аннию, а Цериал пополнил свою армию прибывшим из Испании десятым легионом. На помощь Цивилису подошло ополчение племени хавков. Несмотря на это, он не решился защищать главный город батавов и, захватив все, что можно было унести, а остальное побросав в огонь, отступил на остров. Цивилис знал, что кораблей для сооружения моста у римлян нет и что никаким другим способом они переправить свою армию на остров не сумеют. Он даже разрушил дамбу, выстроенную Друзом Германиком, и Рейн, освобожденный от сдерживавших его преград, устремился в свое старое русло, которое постепенно опускается в сторону Галлии. Когда река отхлынула, между островом и германским берегом остался такой узкий рукав, что здесь образовалась как бы сплошная суша. За Рейн ушли также Тутор, Классик и сто тринадцать старейшин племени тревиров, среди которых был и Альпиний Монтан, присланный в галльские провинции, как я уже рассказывал раньше, Примом Антонием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
15. Батавы начали дразнить римских солдат, самые нетерпеливые и храбрые стали отвечать; поднялась сумятица; в бездонных болотах тонули лошади и оружие; германцы, знавшие скрытые под водой тропинки легко перескакивали с одной на другую, они не нападали на наши войска с фронта, а старались сжать их с флангов или зайти в тыл; сражение ничем не походило на сухопутный бой врукопашную, оно напоминало скорее битву на море. Люди бродили среди волн, бились, едва уцепившись за клочок твердой земли, и вода поглощала сплетенные тела здоровых и раненых, опытных пловцов и не умеющих плавать. Потерь у нас, однако, оказалось меньше, чем можно было ожидать в таком переполохе: германцы, так и не решившись выйти из болота, отступили в лагерь. После этой битвы оба полководца, хоть и по разным причинам, нетерпеливо стремились к решающему сражению: Цивилис хотел не упустить удачу, Цериал — смыть позор; германцев вдохновлял счастливый исход сражения, римлян гнал в битву стыд. Настала ночь. Гнев и ненависть к врагу владели нашими солдатами. Из варварского лагеря доносились пение и крики.
16. На заре следующего дня Цериал выдвинул в первый ряд конницу и вспомогательные когорты, за ними расположил легионы, а при себе оставил на случай какой-либо неожиданности отряд отборных воинов. Цивилис предпочел не растягивать свои войска в линию и построил их клиньями: справа — батавов и кугернов, слева, ближе к реке, ополченцев из зарейнских племен. Ни тот, ни другой не стали произносить речей перед всей армией; они объезжали подразделения и обращались к каждому из них отдельно. Цериал напоминал солдатам о древней славе римского имени, о победах, одержанных ими и в старину, и совсем недавно, призывал их навсегда покончить с коварным, трусливым, в сущности уже разбитым врагом, уверял, что римским воинам предстоит не сражаться, а мстить. Недавно они вступили в бой с более многочисленным противником и, однако, разгромили германцев, составлявших главную силу вражеской армии, теперь у Цивилиса остались лишь люди, которые не в силах забыть свое бегство с поля боя и раны, покрывающие их спины. К каждому легиону Цериал обращался с теми словами, которые могли особенно сильно подействовать на солдат. Воинов четырнадцатого он назвал покорителями Британии; шестому напомнил, что лишь благодаря его могучей поддержке Гальба стал принцепсом; бойцам второго сказал, что начинающийся бой будет для них первым, что здесь им предстоит стяжать славу своему новому знамени и новым значкам когорт. «Эти лагери — ваши, вам принадлежат эти берега, — воскликнул Цериал, обращаясь к легионам германской армии и обводя рукой окружающие поля. — Пусть же враги кровью заплатят за попытку лишить вас ваших владений». Эти слова были встречены особенно громкими криками, — солдаты, уставшие от длительного мира, рвались в бой; другие, утомленные войной, стосковались по спокойной жизни и надеялись, что предстоящее сражение принесет им награды, а вслед за ними желанный отдых.
17. Выстраивая войска для битвы, Цивилис тоже не молчал. Он призывал окрестные поля в свидетели доблестного поведения своих бойцов. «Земля, на которой вам предстоит сражаться, — говорил он, — свидетель ваших подвигов; германцы и батавы на каждом шагу вспоминают здесь о своей славе, попирают ногами пожарища лагерей и кости легионеров. Куда бы римский воин ни бросил взгляд, все здесь твердит ему о поражении и плене, все предвещает гибель. Пусть не смущает вас то, что в земле тревиров нам не удалось нанести противнику решающее поражение; там сама победа, одержанная германцами, встала препятствием на их пути. Они набросились на добычу и выпустили оружие из рук, занятых награбленным добром; события же, произошедшие после этого сражения, приносили нам одну лишь выгоду, а противнику один лишь вред. На сей раз предусмотрено все, что только может предусмотреть опытный в своем деле полководец: округа залита водой, это ваши поля, где вам знакома каждая пядь, для врагов же это болото, грозящее смертью. Рейн и германские боги, во славу которых вы будете стремиться к победе, смотрят на вас, о вас думают жены, думают родители, думает родина. Сегодня вы обретете или славу, превосходящую славу предков, или позор, о котором вечно будут помнить потомки». Варвары одобряли слова Цивилиса, как это у них принято, звоном оружия и пляской в три шага. В римлян полетели камни, глиняные ядра и другие метательные снаряды; битва началась. Наши солдаты не решались входить в болото, германцы всячески дразнили их, стараясь заманить в трясину.
18. Вскоре варвары израсходовали все метательные орудия и, видя, что битва разгорается, яростно устремились вперед. Пользуясь своим огромным ростом, они издали длинными пиками поражали скользящих по грязи, едва удерживавшихся на ногах солдат. С дамбы, которую, как я упоминал, германцы возвели на Рейне, перебрался вплавь отряд бруктеров. Начался переполох, строй союзных когорт дрогнул, но тут в дело вступили легионы и, подавив натиск бруктеров, выровняли ход сражения. Таково было положение, когда к Цериалу явился батав-перебежчик и сказал, что берется провести конницу по окраинам болот на твердую землю в тыл противника; он добавил, что тылы врага охраняются людьми из племени кугернов и охраняются весьма небрежно. С перебежчиком послали два отряда конницы, они окружили ничего не подозревавшего противника и внезапно обрушились на него. Когда шум этой схватки донесся до римской армии и там поняли, что произошло, легионы с фронта устремились на врага. Германцы в беспорядке побежали к Рейну. Если бы римский флот вовремя двинулся в погоню за противником, этой битвой могла бы кончиться война; конница тоже не смогла преследовать разбитых германцев из-за наступавшей темноты и внезапно хлынувшего ливня.
19. На следующий день четырнадцатый легион отправили в Верхнюю Германию к Галлу Аннию, а Цериал пополнил свою армию прибывшим из Испании десятым легионом. На помощь Цивилису подошло ополчение племени хавков. Несмотря на это, он не решился защищать главный город батавов и, захватив все, что можно было унести, а остальное побросав в огонь, отступил на остров. Цивилис знал, что кораблей для сооружения моста у римлян нет и что никаким другим способом они переправить свою армию на остров не сумеют. Он даже разрушил дамбу, выстроенную Друзом Германиком, и Рейн, освобожденный от сдерживавших его преград, устремился в свое старое русло, которое постепенно опускается в сторону Галлии. Когда река отхлынула, между островом и германским берегом остался такой узкий рукав, что здесь образовалась как бы сплошная суша. За Рейн ушли также Тутор, Классик и сто тринадцать старейшин племени тревиров, среди которых был и Альпиний Монтан, присланный в галльские провинции, как я уже рассказывал раньше, Примом Антонием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79