– Полетай немного, авиатор. Потренируйся, – сказал ему Кацуба и ногой дал пинка в зад другому, встающему с земли.
– Патруль! Да где же патруль?! – в отчаянии закричала московско-ленинградская молодая женщина. – Господи!.. Да бегите же кто-нибудь за патрулем!..
В то время «патруль» было магическим словом.
– Полундра!.. Патруль!.. – не разобравшись, в чем дело, крикнул кто-то из курсантов, и все четверо бросились врассыпную.
Но Кацуба успел прихватить одного из них – со значком ГТО. Он просто приподнял его за ремень и разорванную гимнастерку над пыльной землей и сказал ласково:
– Не прощаются... За собой не убирают... Что за воспитание! – Аккуратно опустил курсанта на ноги и приказал: – Чемоданчик на место.
Курсант поднял чемодан и поставил его у ног Кацубы.
– Спасибо. – сказал Кацуба. – До свидания.
– Ну, погоди... – прошипел курсант и побежал вслед за приятелями.
– Хорошо, – коротко согласился Кацуба и сплюнул кровью. Кто-то из мальчишек все-таки успел достать его.
– М-да-а-а... – потрясенно произнес инвалид.
– Да как же вам не стыдно?! – вдруг заплакала молодая женщина. – Они совсем еще мальчики! А вы их... Дурак здоровый...
Кацуба осторожно потрогал верхнюю губу, опять сплюнул кровью и удивленно сказал:
– Довольно шустрые мальчики...
И в первый раз посмотрел на эту женщину. И она ему очень понравилась. Он перекинул сидор через плечо и спросил инвалида:
– Так почем, ты говорил, папиросочки?
Инвалид облегченно рассмеялся и лихо махнул культей:
– А-а!.. Бери по пятнадцать!..
– О! – удовлетворенно сказал Кацуба. – Это же другой разговор!
* * *
Это была военно-авиационная школа, рожденная войной. Ни традиций, ни сладких воспоминаний «старичков» о лучших днях мирного бытия здесь не существовало.
Была далекая от фронта Средняя Азия, бескрайние просторы, которые позволяли самолетам заходить на посадку и взлетать с любого направления; почти постоянные курсы ветров и крайне малое удаление от районного центра.
Все службы авиашколы размещались в длинных деревянных одноэтажных бараках на добротных каменных фундаментах. Даже штаб школы. Но два здания были сооружены капитально. Из кирпича, в три этажа каждое, с широкими лестницами и светлыми помещениями.
Чахлая, пыльная азиатская растительность на всей территории авиашколы была буйно расцвечена врытыми в землю стендами с немеркнущими изречениями из уставов и немудрящими афоризмами, прославляющими именно тот род оружия, которому служила эта школа...
Повсюду было чистенько – фундаменты побелены известкой, на спортплощадках под турниками и брусьями – свежие опилки, проходы и проезды окаймлены белыми крашеными камешками.
По одному из таких проездов пылил «виллис» начальника школы генерал-майора Лежнева. Генерал ехал с аэродрома после тренировочных полетов. На коленях у него лежали кожаный шлемофон и планшет с картой. На гимнастерке виднелась звездочка Героя.
Отдавали честь «виллису» проходившие офицеры, пробегавшие курсанты и самый различный техсостав.
Генерал кивал головой направо и налево, внимательно разглядывая свою школу.
– В штаб? – спросил пожилой шофер в комбинезоне.
Генерал самую малость помолчал и сказал:
– В первую эскадрилью. Там Хижняк личный состав собрал. Пополнение инструктирует.
– Этому пополнению еще титьку сосать, – мрачно сказал шофер.
– А им воевать пришлось, от голода пухнуть.. – то ли согласился генерал, то ли упрекнул шофера.
У барака первой эскадрильи «виллис» затормозил.
– Поезжайте обедать.
Генерал легко выпрыгнул из машины и, помахивая шлемофоном и планшетом, подошел к бараку первой эскадрильи.
Одуревший от тоски и жары дневальный вскочил с преувеличенным рвением и уже открыл рот, чтобы завопить молодцеватое «смир-р-но!», но генерал приложил палец к губам. Дневальный испуганно посмотрел на генерала и шепотом доложил:
– Товарищ генерал-майор... дневальный по эскадрилье курсант Тараскин...
Генерал махнул рукой и прошел в барак. Встал за косяком настежь открытой двери и закурил. Дневальный с откровенной завистью втянул носом дым генеральского «Казбека».
По обе стороны в казарме стояли сдвоенные ряды двухъярусных железных коек. Посредине, в широком проходе, выстроилась вся учебная эскадрилья – немногим более ста человек. Перед строем стояли шесть офицеров и Кацуба.
В этом царстве покорителей воздуха и завоевателей пятого океана Кацуба, в своей приплюснутой фуражечке с черным околышем и неуместно черных погонах с танковыми эмблемками, казался случайно заблудившимся, нелепым, невесть откуда взявшимся существом.
Курсанты на него поглядывали насмешливо, офицеры – с чувством неловкости, и только командир эскадрильи, молодой и щеголеватый капитан Хижняк, ничего такого не замечал и говорил:
– ... Кто прибыл к нам из различных воинских частей, а кто, может, успел и понюхать пороху – попрошу забыть всяческую фронтовую вольницу и тому подобные отклонения от строжайшей воинской дисциплины. А также тем, кто призван военкоматами. Кончилась ваша мирная гражданская жизнь! Тут нету мамы и папы, дяди и тети. Тут армия! И чтобы никаких таких различий – дескать, я фронтовик, а ты, дескать, салага – быть не должно!.. Все вы теперь курсанты военно-авиационной школы – будущие авиаторы, летчики! Представители самого современного и самого грозного рода оружия!
При последней фразе командира эскадрильи Кацуба скривил губы.
– А самое главное, – продолжал Хижняк, – вы обязаны помнить, что, пока в спокойных и далеких от войны условиях вы будете служить и учиться летать, там, на фронтах, насмерть дерутся ваши старшие братья, отцы и товарищи!.. И погибают за то, чтобы вы могли...
– А мы не просили, чтобы нас снимали с передовой! – вдруг прервал Хижняка чей-то голос из строя.
Кацуба повел своими маленькими сонными глазками и увидел, что выкрикнул это знакомый ему по привокзальному базарчику курсант с медалью «За оборону Ленинграда». Под глазом у курсанта красовался замечательный фингал.
– Молчать! – крикнул Хижняк. – Два шага вперед!
Курсант вышел из строя.
– Фамилия?
– Рядовой Никольский.
– Курсант Никольский, – поправил его Хижняк. – И прекратить разговорчики! Встать в строй!
Подобие улыбки тронуло лицо Кацубы. Он увидел второго знакомца, со вспухшей губой... Потом третьего... И наконец, четвертого, со значком ГТО. Кацуба удовлетворенно крякнул и стал слушать капитана.
– Эскадрилья делится на четыре звена... Командирами звеньев будут летчики-инструктора, которые после прохождения вами теоретического курса в УЛО, учебно-летном отделе, будут учить вас летать.
И Хижняк показал на двух младших лейтенантов, лейтенанта и старшего лейтенанта.
– Ну и я – командир эскадрильи... Это, так сказать, летно-подъемный состав. Теперь состав наземный: помощник командира отряда по строевой – майор Кулюгов. Он бывший пехотинец и знает свое дело туго. Уставы, строевая подготовка, несение нарядов и караульной службы...
Маленький, толстенький майор Кулюгов заискивающе улыбнулся курсантскому строю.
– Ну и, наконец, старшина эскадрильи! – торжественно провозгласил капитан Хижняк и четким рубленым жестом указал на Кацубу.
– Кто самый главный человек в армии? Кто ближе всех стоит к рядовому и сержантскому составу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14