Если такой больной рассказывает, что он ночью виделся со своей женой, или что в комнату его приходило множество красавиц, то из этого еще не следует заключать, что он галлюцинирует зрением; возможно, что он говорит об этих мнимых фактах, мотивирующих его возвышенное самочувствие, совершенно так, как он в другое время хвастается своим непомерным богатством или своим высоким саном. Переспросом можно довести такого больного до того, что он начнет всячески доказывать врачу истинность своего сообщения и будет, например, утверждать, что он воочию видел вышеупомянутых красавиц. Другие больные рассказывают о пожарах и тому подобных несчастных случаях с таким убеждением, как будто они в самом деле присутствовали на месте происшествия, однако и у них, как оказывается при ближайшем рассмотрении, дело идет большей частью лишь о представлениях, а не о действительных чувственных впечатлениях. В некоторых из этих случаев, мы, несомненно, имеем явления, нижеописываемые под названием псевдогаллюцинаций sensu strictiori.
Бывает, что больные в своих сообщениях врачу неумышленно преувеличивают ими субъективно пережитое, например, пользуясь слишком вычурными или аллегорическими выражениями, и тем придают (в своем рассказе) характер галлюцинаций таким субъективным фактам, которые с настоящими обманами чувств не имеют ничего общего. В других же случаях они сознательно и умышленно присочиняют, руководимые побуждением придать себе больше интереса в глазах врача; последний мотив, как известно, весьма силен у многих женщин, в особенности у истеричек.
Один больной, вообще чрезвычайно охотно говорящий о своей болезни и, так сказать, рисовавшийся ею, признался мне однажды в следующем: упершись глазами в стену, он многократно усиливался вообразить себе, что смотрит в «адову бездну», причем видит восходящих и нисходящих в ней дьяволов (Гаген).
Одна больная, молодая жена священника (истерия на почве прирожденного слабоумия), несколько лет находится в нашей больнице, только в силу того, что ее insanitas moralis делает ее совершенно невозможной в домашней жизни. Галлюцинациями она никогда не страдала. В обращении с врачами постоянно высказывает значительное кокетство и когда ее расспрашивают об ее ощущениях, то она нередко, тут же, на месте, измышляет нечто, похожее на галлюцинации, например: «вчера мне представилось, что я обратилась в ангела; за спиной у меня выросли длинные крылья и я далеко, далеко полетела на них». (Мимоходом замечу, что комплексные галлюцинации вне состояний помраченного сознания, т. е. без более или менее полного прекращения восприятия из внешнего мира, вообще очень редки.)
В больнице Sainte-Anne (в Париже), в отделении д-ра Бушеро, мы видели недавно молодую женщину, в высокой степени страдающую психическими галлюцинациями Байарже. Эта больная высказывала испытываемое ею часто в самом возвышенном стиле; так, например, для чувства зрения: «лучи света, говорит она, суть для меня слова, – они приносят мне мысли»; для чувства обоняния: «благоухание фиалок проскальзывает в мой корсаж и достигает до моей души» (Балль13). В этом случае, по мнению Балля, представляется нечто большее, чем чисто психические галлюцинации, так как в субъективных восприятиях больной здесь как будто есть некоторый (весьма, впрочем, неопределенный) намек на элемент сенсориальный. На мой взгляд, этот случай может служить примером, в каких вычурных, метафорических выражениях больные иногда выражают свои мысли и фантазии.
К описываемой категории псевдогаллюцинаций Гаген относит также приводимую у Бриерра-де-Баумана историю живописца Блэка, который, по-видимому, лишь делал вид, для придания пущего интереса своей особе, что он обладает способностью произвольного галлюцинаторного видения. Сюда же, по мнению Гагена, принадлежат многие видения мистиков, будто бы получавших откровение свыше, или же находившихся под дьявольским наваждением. Но, по моему мнению, «откровения» и «видения» мистиков, если они не относятся к настоящим галлюцинациям (например, при состоянии экстаза), скорее принадлежат к нижеописываемым мною собственными псевдогаллюцинациями, так как они обыкновенно носят на себе живо чувственный характер и по содержанию бывают весьма определенными (гагеновские псевдогаллюцинации этих признаков не имеют).
2. Большая часть псевдогаллюцинаторных явлений принадлежит, по Гагену, к обманам воспоминания. Вспомнив представление, когда-то возникшее в его мозгу как продукт фантазии, больной принимает такое представление за воспоминание действительного объективного восприятия, имевшего место в более или менее отдаленном прошедшем. Но здесь я принужден разойтись с проф. Гагеном, который относит в эту категорию «мнимых» галлюцинаций болезненные состояния, подобные сновидению, но по сущности своей носящие на себе положительно галлюцинаторный характер. По чисто теоретическим мотивам проф. Гаген называет галлюцинациями только те состояния, при которых, продолжая воспринимать действительный внешний мир, сознание вместе с тем восприемлет отдельные образы, к реальному миру не принадлежащие; оттого-то этот автор отчисляет к псевдогаллюцинациям все те случаи, когда больной перестает воспринимать действительный мир, со всей деятельностью своего представления переносится в мир, созданный фантазией. Что касается до меня, то я не вижу ни малейшего основания не называть подобного рода болезненные состояния галлюцинациями, если только этот призрачный мир, в который отрешается больной, становится для сознания последнего такой же чувственной действительностью, какой представляется для нас нормально воспринимаемый нами реальный мир. Если не относить к галлюцинациям те случаи, где субъективно возникшие образы и картины, приобрев характер объективности, вполне или частью заменяют собой в дознании больного восприятия из действительного мира, то область обманов чувств подвергнется крайнему ограничению и галлюцинации сделаются явлением сравнительно редким.
Возбуждения сенсориальных областей головного мозга при более или менее значительном ослаблении восприятия реальных чувственных впечатлений играют, как известно, первую роль в весьма многих психопатологических состояниях, например, при меланхолии и при первично-галлюцинаторном сумасшествии при delirium tremens и delirium acutum, при различного рода состояниях помраченного сознания (при delirium febrile, при отравлении наркотическими веществами, в особенности же при эпилепсии и при экстазе). Если не применять здесь слово «галлюцинации», то придется изобресть какое-нибудь другое обозначение, например, «галлюциноиды» или что-нибудь другое в этом же роде. Псевдогаллюцинаторными же эти состояния никоим образом не могут быть названы ни в моем смысле, ни в гагеновском, ибо, с одной стороны, в них нет ничего общего с обманами воспоминаний, а с другой стороны, собственно псевдогаллюцинаторные образы характером объективности не обладают; получив же в сознании больного характер объективности (в последней главе будет объяснено, что это происходит именно в силу прекращения восприятий из реального внешнего мира), псевдогаллюцинации уже перестают быть таковыми и превращаются в настоящие галлюцинации.
Как бы то ни было, обманы воспоминания у душевнобольных – вообще явление нередкое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54