Это нравилось Климкову, он вежливо уступал дорогу встречным, смотрел на них одобрительно, с улыбкой удовольствия.
Из-за угла выскочили, тихо посмеиваясь, двое людей, один из них толкнул Евсея, но тотчас же сорвал с головы шапку и воскликнул:
- Ах, извините, пожалуйста!
- Ничего... - любезно ответил Климков.
Перед Евсеем стоял Грохотов. Чисто выбритый и точно смазанный маслом, он весь сиял улыбками, и его сладкие глазки играли, бегая по сторонам.
- Ну, Евсей, вот уж попал я в кашу. Если бы не мой талант... Ты знаком? Это Пантелеев, тоже наш...
Грохотов задыхался, говорил быстрым шёпотом и торопливо отирал пот с лица.
- Понимаешь, - иду бульваром, вижу - толпа, в середине оратор, ну, я подошёл, стою, слушаю. Говорит он этак, знаешь, совсем без стеснения, я на всякий случай и спросил соседа: кто это такой умница? Знакомое, говорю, лицо - не знаете вы фамилии его? Фамилия - Зимин. И только это он назвал фамилию, вдруг какие-то двое цап меня под руки. "Господа, - шпион!" Я слова сказать не успел. Вижу себя в центре, и этакая тишина вокруг, а глаза у всех - как шилья... Пропал, думаю...
- Зимин? - смущённо спросил Евсей, оглянувшись назад, и пошёл быстрее.
Грохотов вскинул голову к небу, перекрестился и продолжал ещё более торопливо:
- Но господь надоумил меня, сразу я опомнился и громко так кричу: "Господа, полная ошибка! Я не шпион, а известный подражатель знаменитых людей и звуков... Не угодно ли проверить на деле?" Эти, которые схватили меня, кричат: "Врёт, мы его знаем!" Но я уже сделал лицо, как у обер-полицеймейстера, и его голосом кричу: "Кто ра-азрешил собрание толпы?" И слышу - господи!- смеются уже!.. Ну, тут я как начал изображать всё, что умею - губернатора, пилу, поросёнка, муху, - хохочут! Даже те, которые держат меня, засмеялись, окаянные, выпустили... И начали мне аплодировать, честное слово, - вот Пантелеев удостоверит, он всё видел!..
- Правильно! - сиплым голосом сказал Пантелеев, коренастый человек в очках и в поддёвке.
- Да, брат, аплодировали! - с восторгом воскликнул Грохотов, застучал кулаком по своей узкой груди и закашлялся. - Теперь кончено, - я себя знаю! Артист, вот он - я! Могу сказать - обязан своему искусству жизнью, - а что? Очень просто! Народ шутить не любит...
- Народ стал доверчив, - заметил Пантелеев, раздумчиво и странно, - и очень смягчился сердцем...
- Это верно! Что делают, а? - тихонько воскликнул Грохотов и уже шёпотом продолжал: - Всё открылось, везде на первом плане поднадзорные, старые знакомые наши... Что такое, а?
- Столяру фамилия Зимин? - спросил Евсей ещё раз.
- Зимин Матвей, по делу о пропаганде на мебельной фабрике Кнопа, ответил Пантелеев внушительно и строго.
- Он должен быть в тюрьме! - сказал Евсей недовольно.
Грохотов весело свистнул.
- В тюрьме-е? Ты не знаешь, что из тюрьмы всех выпустили?
- Кто?
- Да народ же!..
Евсей молча прошёл несколько шагов, потом спросил:
- Зачем же это?
- Вот и я говорю: не надо было позволять этого! - Сказал Пантелеев, и очки задвигались на его широком носу. - Какое у нас положение теперь? Нисколько не думает начальство о людях...
- Всех выпустили? - спросил Климков.
- Всех...
Пантелеев сипло и строго продолжал, раздувая ноздри:
- И уже было несколько встреч, совершенно неприятных и даже опасных, так что Чашин, например, должен был угрожать револьвером, потому что его ударили в глаз. Он стоит спокойно, как посторонний человек, вдруг подходит дама и оглашает публике: вот - шпион! Так как Чашин подражать животным не умеет, то пришлось обороняться оружием...
- До свиданья! - сказал Евсей. - Я домой пойду...
Он пошёл переулками, а когда видел, что встречу идут люди, то переходил на другую сторону улицы и старался спрятаться в тень. У него родилось и упорно росло предчувствие встречи с Яковом, Ольгой или с кем-либо другим из их компании.
"Город велик, людей много..." - увещевал он себя, но каждый раз, когда впереди раздавались шаги, сердце его мучительно замирало и ноги дрожали, теряя силу.
"Выпустили! - с унылой досадой размышлял он. - Ничего не сказали и выпустили... Как же мне-то... разве мне всё равно, где они?.."
Было уже темно. Перед воротами полицейской части одиноко горел фонарь. Евсей поравнялся с ним, и вдруг чей-то голос негромко сказал:
- На задний двор...
Он остановился, испуганно глядя во тьму под воротами. Они были закрыты, а у маленькой двери, в одном из тяжёлых створов, стоял тёмный человек и, видимо, ждал его.
- Скорее! - недовольно приказал он.
Климков согнулся, пролезая в маленькую дверь, и пошёл по тёмному коридору под сводом здания на огонь, слабо мерцавший где-то в глубине двора. Оттуда навстречу подползал шорох ног по камням, негромкие голоса и знакомый, гнусавый, противный звук... Климков остановился, послушал, тихо повернулся и пошёл назад к воротам, приподняв плечи, желая скрыть лицо воротником пальто. Он уже подошёл к двери, хотел постучать в неё, но она отворилась сама, из неё вынырнул человек, споткнулся, задел Евсея рукой и выругался:
- Чёрт возьми... кто это?
- Климков...
- Ага! Ну, показывайте дорогу...
Климков молча зашагал во двор, где глаза его уже различали много чёрных фигур. Облитые тьмою, они возвышались в ней неровными буграми, медленно передвигаясь с места на место, точно большие неуклюжие рыбы в тёмной холодной воде. Слащаво звучал сытый голос Соловьева:
- Это мне не подобает. Вы поймайте мне девочку, девчонку, - я вам её высеку...
Откуда-то из-за угла непрерывно, точно вода с крыши в дождливый день, и монотонно, как чтение дьячка в церкви, лился, подобный звуку кларнета, голос Саши:
- Каждый раз, как встретятся вам эти с красными флагами, бейте их, бейте прежде тех, которые несут флаги, остальные разбегутся...
- А как нет?
- У вас будут револьверы! Также, если увидите людей:, знакомых вам, тех, за которыми вы следили в свое время и которые сегодня выпущены из тюрем своеволием разнузданной толпы, - уничтожайте...
- Резонно! - сказал кто-то.
- Одним свободу дали, а других - куда? - резко крикнул Вяхирев.
Евсей отошёл в угол, прислонился там к поленнице дров и, недоумённо оглядываясь, слушал.
- Тело - тельце - телятинка - мясцо, - расплывались, как густые масляные пятна, нелепые слова Соловьева.
Тёмные стены разной высоты окружали двор, над ним медленно плыли тучи, на стенах разбросанно и тускло светились квадраты окон. В углу на невысоком крыльце стоял Саша в пальто, застёгнутом на все пуговицы, с поднятым воротником, в сдвинутой на затылок шапке. Над его головой покачивался маленький фонарь, дрожал и коптил робкий огонь, как бы стараясь скорее догореть. За спиной Саши чернела дверь, несколько тёмных людей сидели на ступенях крыльца у ног его, а один, высокий и серый, стоял в двери.
- Вы должны понять, что свобода вам дана для борьбы! - говорил Саша, заложив руки за спину.
Был слышен шорох подошв по камням, сухие, металлические щелчки и порою негромкие, озабоченные возгласы и советы:
- Осторожнее...
- Заряжать не велено!..
Безличные во тьме, странно похожие один на другого, но двору рассыпались какие-то тихие, чёрные люди, они стояли тесными группами и, слушая липкий голос Саши, беззвучно покачивались на ногах, точно под сильными толчками ветра. Речь Саши насыщала грудь Климкова печальным холодом и острою враждою к шпиону.
- Вам дано право выступить против бунтовщиков в открытом бою, на вас возлагается обязанность защищать обманутого царя всеми средствами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49