"Знаешь, Ваня, а ведь ты всю правду тогда мне подсказал. Не приходит
шотландия когда хочешь, а приходит, когда внутри замолчишь и чаять не
чаешь."
А Иван уж про это и думать забыл.
"Как, Данилушко, неужто шотландию услышал?"
"И услышал, брат Ваня, и увидел, и знаю теперь, как она по лесу
ходит, слово носит, подставляй уши да глаза, кто про себя думать забыл".
С той поры еще складнее пошло. Встретит Данило шотландию, придет
умудренный. Часть Ивану расскажет - что в слова помещается, часть на
деревья проглядит, часть на строительство Машины Дарья употребит. А Иван
радуется - еще один кончик с кончиком сошелся, еще одна ниточка
завязалась; потому как нет такого закона, чтобы в природе чего-либо не
было.

"Одного я, брат Ваня, в толк взять не могу. Вон турист давешний - в
глухомотине, говорит, живете. А я с мешочком из дома выйду, устать не
успею - глядь, у кума Родиона окажусь, а то к дороге какой выйду или
деревня передо мной встанет. Полдня похожу, только подумаю - как там Ваня,
- а под ноги уж тропочка ложится. Не успеет мешок спину нагнуть, а уж дым
из трубы виден. Разве ж это глухомотина?"
"А ты бы, Данилушко, у него спросил. Ведь он-то сюда - то ли день
шел, то ли год - сам не вспомнит, семь потов сошло, полные карманы сучков.
Назад воротится, скажет на работе своей - не было такого, примерещилась
мне изба в лесу. И сам себя убедит.
А все потому, что не глазами смотрит, а иллюстрацию внутри себя
наблюдает. Покажи ему куст - пока в книжке название не прочитает - не
заметит. И идет это не по шерстке, а супротив, через пень-колоду, с сучка
на задоринку, каждый метр с бою берет. Пока борется - ни на что не
смотрит; кончит бороться - а уж все прошло.
А ты, Данилушко, за порог шагнешь - и идешь себе, радуешься.
Подойдешь к дереву, смотришь - родное какое-то, хоть и малознакомое. Само
собой, с родни паспорт не спросишь. Раз ты к нему по-семейному, то и оно
тебе поперек дороги не встанет. Поэтому - где ему неделю поперек на
тракторе, тебе - два шага шагнуть, да еще все веточки расправишь по
дороге.
К нам природа открытой книгой стоит, манит да ласкает; а он к ней с
переплету подошел, а что с лица зайти надо, так ему невдомек, он переплет
зубами раздирает, на иголки да скрепки натыкается, сухой клей ест.
Так и во всем."

Можно поглядеть на это дело с другой стороны. Рассмотрим положение
Ивана с Данилой во времени.
Летом у них лето. Зимой идет снег и холодно, хотя в избе жарче, чем
летом - из-за печки. На этом их положение во времени совершенно
исчерпывается.
Рассмотрим их положение в пространстве. Утром Данило выходит из дома,
идет по тропке и попадает в село Семихатки. В другое утро пойдет по той же
тропке, но свернет, где ему понравится, и вскоре до кума Родиона дойдет,
принесет ему, например, орехов. А может и по-другому дойти до кума
Родиона, раз на раз не приходится. А может и еще куда-нибудь прийти, ну
как Бог на душу положит. И ведь непременно не просто так, а обязательно с
какой-либо пользой.
Совершенно ненаучное положение в пространстве.
При этом реальность Ивана и Данилы совершенно не подлежит сомнению.
Стоит дерево, а мимо него проходит Иван с мешком золы - несет удобрять
огород. Никакой мистики.
А день такой неподвижный, воздух как бы застыл, небо низкое и серое.
Время от времени принимается накрапывать дождь, но скоро перестает. Данило
сидит в сарае и мучается духом, глядя на частично построенную Машину
Дарья. Не знает, как строить дальше. Возьмет одно, прикинет - не то;
ухватит другое - не то. А внутри у него каждая ниточка ноет - строй,
Данилушко, ну строй; ни о чем другом и помыслить не может, сидит - хоть
плачь.
Темно в сарае. Дождик по крыше серым паучком бегает. Положил от
невозможности голову на верстак, да вдруг его как манить куда начинает.
Будто проседает что-то внутри, будто глиняную стену водой размыло. И сухой
такой старый голос без единого словечка разъясняет, что к чему приложено,
как разные колесики друг против друга поворачиваются. И прямым путем из
этого выходит то, отчего Данило мучился.

Прошло все. Данило сидит как пустой внутри, а в пустоте этой как
будто небо устроено, и в нем высоко-высоко птица иногда пролетит. Сидит
долго, ждет, пока опять оживет. Хорошо ему, Даниле; было бы нам иногда так
хорошо.
А вечером с Иваном сидит, на радостях чай на семи травах заварили, в
избе как цветы цветут. Данила говорит: "Может, то Сван этот приходил..." -
"Да что, Данилушко, голову ломаешь. Если в теплом доме дверочку
приоткрыть, так любая зверушка зайти погреться готова. Глядишь, не мешаешь
ей, а она тебя своему разумению учит понемногу. И выходит ко всеобщему
теплу и пользе."
Данило сидит, ухом со всем согласен, а мыслью все ощупывает, как
ладно новое колесико со старыми сопрягается, и радость у него внутренняя
как лампочка светится, как печь согревает. А за окошком деревья под мокрым
ветром клонятся, темень хоть глаз выколи. Вышел на крылечко, сладким
воздухом ночным дышит.
И налицо полное согласие между ним и окружающей его
действительностью.
Совершенно ненаучная ситуация, а ему и дела нет. Постоит еще немного
и пойдет спать.

2
По небу с ужасной скоростью летит вертолет. В вертолете сидит
наблюдатель и записывает разные частности в жизни, расположенной в лесу.
Например, видит избу и пишет: "В лесу стоит изба. Из трубы идет дым."
Полетел дальше. Потом говорит пилоту: "Уважаемый пилот! Остановите
машину, давайте в научных целях вернемся немного назад".
Пролетели над избой еще раз, пониже. Наблюдатель подумал и приписал
еще: "Пахнет кашей."
И умчался.
Такова первая часть истории.
Вот и вторая.

Данило одно время увлекся созерцаением облаков, разобрав в их
передвижении отражение универсального гармонического закона. Этак выйдет
из избы, увидит ненароком облако - и такое с ним делаться начинает: то в
обморок упадет, то подпрыгивает, руками машет. А то тихо так, блаженно
ляжет и лежит дотемна, в небо глядит.
Иван ему кашки поднесет: "Поешь, Данилушко..." А тот только головой
пошевелит - дескать, никак, брат Иван, не могу от созерцания сего величия
оторваться. Но Иван уж знает, кашку оставит и уйдет себе спокойно по дрова
или куда еще. Вернется - кашка съедена, Данило с новыми силами лежит, в
облака вперившись, постигает гармонический закон.
Вот однажды лежит он таким макаром, а Иван под деревом на лавке
какую-то деревяшку рассматривает на предмет полезности да за Данилу
радуется. Вдруг - стук, треск, идет кто-то, кусты раздвигает; весь зарос
густой бородой и лежит на лице у него печать удивления. Данило обалдел от
такой картины, даже от облаков отвлекся, Ивану головой показывает - мол,
Ваня, кто бы это к нам? А Иван - палец к губам: "Тсс, не тревожь..."
А тот идет прямо на них, но такое в нем удивление, что и не видит их,
а все вокруг, раскрыв рот, озирается. Так между ними и прошел, ни дома не
увидал, ни Ивана, ни Данилы. Уперся лбом в угол сарая, обошел, бормоча, и
дальше пошел.
1 2 3 4 5 6 7